— Хочу сладкий! Дайте! — заорала она. — У Рьянки есть сладкий. Хочу!
Ни слова не говоря, мама у меня забрала корзинку и передала её брату, высунув руку наружу.
Я только и смогла что бестолково моргнуть, глядя, как эта дурная сопливая пакость принялась ковыряться в ней.
Мой живот грустно заурчал, намекая, что совсем не наелся.
***
Карета катилась по неровной после затяжных дождей дороге. Кучер подгонял лошадей, стегая их коротким кнутом. Каждый такой хлесткий удар заставлял меня вздрагивать.
Солнце склонялось к горизонту на западе, а с восточной стороны на небо наползали тяжелые, просто свинцовые тучи.
— Ночью будет гроза, — недовольно пробормотал отец. — Говорил же, не стоит выезжать! Могли бы и обождать день или два.
— А что нам эта гроза?! — мама передернула плечами. — Не пешком же идем!
В ответ от отца ей достался очередной тяжелый взгляд.
Мой живот упрямо урчал, требуя еды. Но никто мне мою корзинку так и не вернул. И можно было попросить отца, чтобы он добыл для меня пару пирожков, или отдал то, что приготовили для них. Я точно знала, что у него в узелке есть и сыр, и вяленое мясо. Только вот гордость мне не позволяла.
Я знала, как возмутится мать. Будет намекать, что я и без того не отношусь к изящным девушкам. Что во время танца не порхаю над полом как бабочка. И щёки у меня присутствуют, и скулы не торчат. Но проблема заключалась в том, что я нравилась себе такой, какая есть, и выслушивать всё это в свой адрес не желала.
Уж лучше сидеть голодной, чем оплёванной.
Задрав подбородок, отвернулась и уставилась в окно.
Да, моя гордость порой выходила за границы, но ничего с ней я поделать не могла.
Пейзаж снаружи изменился. Теперь с обеих сторон дороги стоял густой дремучий лес. Иногда на деревьях я замечала белок. Один раз в сторону кареты выскочил заяц, но, заметив нас, быстро скрылся в высокой траве.
— Странно, — отец потер подбородок, — почему мы едем этой дорогой?
Развернувшись, он постучал в небольшое окошко за своей спиной.
— Да, фер? — оно мгновенно открылось и показалась неприятная щербатая физиономия нашего возницы.
— Почему едем этой дорогой? — повторил свой вопрос отец.
— Как почему? — кучер, казалось, удивился. — Так было велено.
— Кем? — отец приподнял бровь.
— О, Боги, Карвин! — мама закатила глаза. — Ну, конечно, мной! Северо-восточный тракт забит разным сбродом. А этот путь пусть и длиннее на два часа, зато свободен.
— Он не охраняется воинами императора! — зарычал папа. — А у нас с собой десяток всадников, и всё! Ты чем думала, отменяя мои указания?!
— Головой! — фыркнула мать. — Кому мы нужны? Прямо ждет здесь под кустами армия красноглазых, чтобы напасть на тебя.
— Какие указания, фер? — позволил себе вмешаться в их разговор возница.
— Разворачивайся! И немедленно!
— Мы потеряем два часа минимум... — теперь ворчал наш кучер.
— Я сказал — разворачивай карету! — папа явно терял терпение.
На его пальцах мгновенно заострились когти.
И отчего-то в этот момент я сильно испугалась. Словно что-то сердце кольнуло.
— Отец, — выдохнула, но меня, ожидаемо, не услышали.
Позади загромыхала вторая карета. Она поравнялась с нами, и из окна выглянул обеспокоенный Максен.
— Отец, что происходит? — брат выглядел не только взволнованным, но и крайне уставшим.
Его жена Линнель и вовсе дремала. А эта мелкая поганка Филлия уплетала яблоко.
— Мы поехали не по той дороге! — процедил папа. — Твоя мать решила, что умнее нас двоих.
— Карвин, мы же едем по территории драконов! — возмутилась мама. — Что нам может угрожать?
— Дезертиры, голодающие мужики из деревенских, красноглазые... Ну, это если даже не вдумываться, — как-то уж очень сурово процедил Максен. — Разворачиваемся!
— И ты туда же! — воскликнула матушка. — Я хочу попасть ко двору императора, минуя все эти заторы на тракте, и не желаю торчать на дороге вместе с крестьянами, торговцами с их вонючими телегами, и чтобы на меня глазел разный сброд. Боги, там же нищие! Они вечно тянут свои руки в окно кареты. Только заразу разносят!
— Я сказал — мы едем на большой тракт! — рык отца разлетелся по пустынной дороге. — И если ты ещё раз позволишь себе отменить мой приказ, я буду крайне зол!
— Ну, конечно, женщина же существо бесправное, особенно если она магичка!
— Ты в последнее время невыносима! — взорвался отец. — Делаешь все мне назло! Чего тебе не хватает, Гвена?
— Мне?! — матушка оскорбленно прижала ладонь к груди. — Мне не хватает жизни. Светских вечеров, балов, ужинов! Гостей, бесед...
— Гостей?! — папа приподнял бровь. — А у нас полные границы гостей. Красноглазых! Они с удовольствием отужинают... тобой! Ты в своем уме, дорогая? У нас война под носом! Я единственную дочь, как овцу, везу, чтобы императора умаслить, а тебя не её честь беспокоит, а отсутствие балов!
Максен взглянул на меня и поджал губы. Её жена пошевелилась и распахнула глаза. Кажется, ругань потревожила её сон.
Несколько раз моргнув, она взглянула на дочь и отобрала у нее корзинку. Я успела досчитать до трех, и поднялся отчаянный детский плач, словно Филлию там убивали.
— Что происходит, Максен? — Линнель даже внимания не обратила на ор своего единственного чада.
— Ничего, — рыкнул брат. — Сейчас поедем. Развернемся и на большой тракт.
— Развернемся? — она сморщилась и выглянула наружу. — А может, так и поедем? Что действительно среди этой нищеты пробира...
Она не договорила. Что-то вжикнуло, и Линнель обмякла, повиснув в оконце кареты.
— Милая? — Максен дернул её, и я в ужасе заметила торчащую из её горла стрелу. — Линнель!!! — взревел брат.
Филлия и вовсе заорала дурниной.
Заржали лошади. Вокруг что-то происходило. Отец попытался выйти из кареты. Открыл дверь и тут же, пошатнувшись, обмяк.
— Папа! — я рванулась к нему, но мама резко оттолкнула меня обратно на сидение.
Она в таком ужасе смотрела на умирающего отца. Из его груди торчали три стрелы.
— Карвин... — ее голос дрогнул.
— Линнель! — брат, не замечая ничего вокруг, продолжал тормошить свою истинную.
«Для него жизнь кончена» — почему-то именно эта мысль пробилась через панцирь ужаса.
Снаружи шел яростный бой. Что-то снова вжикнуло, и совсем близко раздался хлюпающий стон.
Возница!
Я моргнула. Мама продолжала таращиться на отца, будто не веря в произошедшее. Бледная, испуганная...
— Как же... — шептала она, еле шевеля губами.
Рядом с моими дверями кто-то загорланил. Не успела я обернуться, как чья-то рука, обхватив меня за шею, потащила наружу через окно.
— Папа! — заголосила я, ещё не совсем понимая, что он никогда больше не придет мне на помощь.
Но пришла мама! Она, что кошка, кинулась на врага и вцепилась в его запястье зубами. Грубая ладонь разжалась, и в окно просунулся арбалет. Свистнула тетива... Мама вздрогнула и обмякла.
Меня снова принялись тащить из кареты наружу.
Я билась в ужасе.
Извивалась, не давая себя прикончить.
Где-то рядом грозно ревел брат.
Его убивали, а он изо всех сил старался защитить заливающуюся слезами дочь.
Пока меня волокли по земле в сторону леса, я пыталась высмотреть хоть кого-нибудь из сопровождающих нас воинов. Но видела лишь красноглазых.
Мерзкое бешеное племя обезумевших оборотней!
Брат вскрикнул, и Филлия заверещала.
«Она же ребенок» — билась в моей голове единственная мысль.
В душе вскипело пламя гнева. Она маленький ребенок! Она никому не делала зла. Зарычав, я вдруг впилась в руку обидчика клыками, разрывая кожу и вены. Выпуская ему кровь. Красноглазый детина зашипел и попытался меня ударить, но я увернулась.
Поскользнулась и все-таки получила оглушающий удар по голове.
Мир погас, остался лишь мрак. А еще гул в ушах, через который я слышала надрывный плач племянницы.
Жива! Она все еще была жива.
Это и вынудило мое сознание вынырнуть из вязкого омута. Распахнув глаза, подняла руку и стерла с лица холодную кровь. На макушке нестерпимо щепало. Видимо, удар пришелся туда. С трудом повернувшись набок, оглядела поляну. Нападающих осталось немного, Максен все еще стоял на ногах, но из его груди торчали стрелы. Только плач дочери удерживал его.
Моя челюсть затряслась. Я была на грани того, чтобы разрыдаться, но вместо этого, заверещав от ярости, схватила оброненный кем-то в пылу битвы тяжелый клинок. Не смотря под ноги, шатаясь, кинулась вперёд.
Один из красноглазых обернулся и, выпучив глаза, уставился на меня не мигая. Именно в этот момент я всадила ему острие в живот, и провернула, как некогда отец учил делать на тренировочной площадке брата.
Кто-то заорал за моей спиной. Мелькнула тень, и я, отскочив в сторону, на секунду ослепла от золотого сияния. И с удивлением сообразила, что приземлилась на четыре лапы. Зверь в моей голове тихо зарычал, задвигая меня и отбирая контроль над телом. Я не сопротивлялась ему. Мы были сообща. Одни мысли и цели.
Проворный молодой снежный барс метался по дороге, отвлекая на себя красноглазых и позволяя умирающему брату собрать силы на оборот.
Филлия ревела не переставая.
Поляну охватило свечение, и второй огромный серый барс кинулся в свой последний бой. На светлом меху расплывались пятна крови. Он не медлил, не щадил. Убивал жестоко, невольно показывая мне, как это делать.
Увернувшись от очередного нападающего, я запрыгнула ему на спину и как брат впилась клыками в шею воина, пытающегося обернуться. Не успел! Моя кошка дернулась, разрывая ему позвонки.
Я в ужасе тихо заскулила и тут же ощутила ярость своего зверя, напоминающего мне, кто все эти бешеные и зачем они здесь.
Максен слабел. Сообразив, что он просто не справится, я уже сама, подгоняя своего зверя, кинулась из последних сил на оставшихся красноглазых.
Мне еще было за кого биться. Было ещё кого спасать.