Мастер Эверет уже должен добраться до Ксабира. Насколько Броган знал, мать находилась во дворце по приглашению Дарема. Значит, уже в курсе последних событий.
Он многое хочет сказать матери и о многом спросить, но должен быть уверен, что леди Айла не имеет власти над ним. Расторгнуть этот брак он не позволит. Рейн собственнически сжал прохладную ладонь жены. Завтра предстоит сложный день, но оно того стоит… Дракон улыбнулся своим мыслям.
— Почему не восстановить все с помощью магии? — проворчал Вардван, тряхнул головой, убирая прядь волос со лба, и бросил на пыльную землю кучу поврежденных досок.
— Все должно быть восстановлено своими силами, — пояснил Саргон, стирая пот со лба рукавом грязной рубашки. — Все работают наравне с жителями. Для детей это полезный опыт. Они должны знать разницу между теми, кто владеет магией, и теми, кому она недоступна.
— И какое это отношение имеет к нам? — не унимался Аристакес, глядя, как легко Белла несет огромное бревно, укладывая его на кучу таких же.
— Пример, Арис. Вон как они смотрят на тебя, — ухмыльнулся ректор. — Смотрят и думают: «Ах, какой у нас молодец проректор!»
— Они надеются, что мне бревно на голову упадет! — мрачно протянул маг, глядя на учеников, которые работали в деревне.
Время шло к полудню. Они хорошо постарались, но были совершенно измотаны. Арис сейчас мечтал сбросить одежду и как следует окунуться в реку.
— Еще пару часов — и, пожалуй, на сегодня хватит, — широко улыбнулся Элазар. — Я подумаю над тем, чтоб отменить занятия еще на денек-другой. Тогда точно управимся. Свежий воздух и хорошая разминка — то, что нужно молодому телу!
Вардван застонал, понимая, что обречен. Проходя мимо, Белла переложила очередное бревно на другое плечо и чмокнула проректора в переносицу. Великанша как ни в чем не бывало пошла дальше, оставляя Ариса оглушенным и довольным.
Обедали они прямо в деревне. Местные жители щедро угощали спасителей. Хоть руки и дрожали от усталости, но еда казалась невероятно вкусной от того, что не нужно было спешить. Все расположились в тени деревьев. Кто-то охал и вытягивал ноги, кто-то просто распластался на прохладной траве, не имея сил и куска хлеба в рот положить.
Файона села за широким деревом, прислонилась к шершавому стволу спиной и развернула руки ладонями к себе. Противные жгучие волдыри уже были отчетливо видны на нежной коже. Она подула на пальцы, словно это могло помочь. Не будь на ней позорного кольца, вмиг бы излечилась, а теперь нужно терпеть.
— Решила, что сможешь спрятаться?
Ведьма вздрогнула, поворачивая голову. Как отвратительно лишиться своих сил! Она даже не расслышала шагов. Волк остановился рядом, прислонился плечом к дереву и навис над нею. Файона ничего не ответила, только спрятала руки и опустила голову, закрывшись волосами.
— Я же велел тебе их заплести. Так ведь удобнее работать, — хмуро напомнил он, понимая: ведьма думала, что с распущенными волосами кольцо будет менее заметным, и вздохнул. — Руки покажи, — потребовал Гварен, вспоминая, зачем явился сюда.
Она отрицательно замотала головой. Волк не стал спорить, просто наклонился и поставил ее на ноги, точно зная, что ведьма не станет поднимать шум. Зрители ей сейчас ни к чему. Файона только ахнула, от неожиданности хватаясь за его рубашку. Гварен потерся о ее щеку своей, осторожно, чтобы не поранить нежную кожу щетиной, и понес ведьму к ближайшему ручью.
Цимиклеры, раскинувшиеся над журчащей водой, давали спасительную тень. Исполинские растения пестрели ярко-желтыми цветками, изгибая длинные, более трех метров ветви, покрытые мягкой бархатной листвой. Гварен сел на песчаном берегу ручья, полноводного, звонкого, так и не отпуская ведьму. Волк устроил свою бесценную ношу удобнее на коленях и, убирая длинные пряди ее волос, посмотрел ей прямо в глаза. Файона пыталась хмуриться, но была слишком испугана. Ему это не понравилось. Гварен пальцем разгладил морщинку на ее лбу.
— Покажи мне свои руки, — вновь потребовал он.
Ведьма снова медлила, и он сам развернул к себе обе ее ладони. Файона услышала, как он шумно вздохнул. Она готова была расплакаться. Тело ломило от усталости, а ноги едва двигались, истертые ботинками. Пытка для той, которая привыкла лишь указывать пальцем, отдавая распоряжения слугам.
— Бедняжка. — Гварен улыбнулся так тепло, ничуть не смеясь над нею.
И ведьма немедленно зашмыгала носом, чувствуя, что просто разревется. Этот самый нос немедленно поцеловали. Затем ее стали разувать. Файона так устала, что сил противиться не было. Да и ясно, что овладевать ею сейчас, когда вокруг полно людей, волк бы не стал. Даже если бы она в пьяном бреду умоляла его…
Гварен отставил в сторону ее пыльные ботинки, давая ногам ведьмы отдых. Затем расстегнул манжеты ее рубашки и закатал рукава. Вынуждая Файону немного склониться к воде, волк окунул в свежую прохладу ручья ее ладонь, бережно смывая грязь и стараясь не касаться ран. То же проделал и со второй рукой, а потом окунул в воду ее бедные ноги. Файона блаженно вздохнула, приникая к плечу Гварена. Целуя ее мокрые пальцы, волк слушал, как она тихо дышит ему в шею. Ведьме не хотелось, чтоб он видел ее такой, совсем не привлекательной. Но, казалось, его это только забавляло.
— Ты невероятный, волк, — сонно прошептала Файона и коснулась губами его шеи.
— Отчего же? Обычный я, — усмехнулся Гварен.
— Ты один, но как целый мир… — Ведьма порывисто обняла его, словно он мог бы исчезнуть.
Издревле в Грахеймне в начале лета проводились празднования в честь Севвы, богини плодородия. Вечерами девушки надевали сплетенные из цветов пояса или украшали головы венками. Они водили хороводы, пели песни. Мужчины разводили костры, жрецы расписывали камни особыми знаками, призывая милость богини, прося процветания земле и щедрого солнца.
В деревнях распевали хвалу Севве как символу любви, чистоты и веселья. Ночью в небо запускались разноцветные сферы, провожая уходивший день. Существовало поверье, что все чудодейственные и целебные травы набирают силу как раз в день празднования, в знак благоволения богини своему народу. Лекари и знахари ни под каким видом не пропускали этот момент и собирали целебные коренья и травы на весь год.
Келейр от усердия прикусила язык, заканчивая плести венок. Затем она нахлобучила свое творение на голову Рейна, который немедленно принялся чихать, стряхивая с лица пыльцу. Он сердито снял венок и увенчал им свою румяную жену. Лиса хоть и устала, изрядно поработав, но была довольна без меры. Всполохи костра вызолотили ее волосы, а в глазах плясали жаркие искры, словно была она не снежной лисой, а мреной — огненной девой.
Солнце уже склонялось к горам, и в деревне провожали день мелодичными песнями. Броган склонился к Келейр и проговорил что-то ей на ухо. Затем дракон поднялся, протягивая руку жене, и ловко поднял ее с бревна, на котором она до этого неплохо устроилась.
Келейр была пьяна без вина, восторженна и почти счастлива. Рейн был рад, видя, как жена отбросила все беды, свалившиеся на них за последние дни, и любовалась на магические разноцветные сферы, поднимавшиеся над Орвой. Они складывались в причудливые созвездия, смешиваясь там, высоко в небе, меняя цвета.
Девичьи голоса лились песней, отзываясь эхом над рекой, когда дракон пронесся над нею, бережно держа на спине лису.
Запах костров, нежные слова песен, сверкающее небо и цветы в волосах… Восторг позволил Келейр в этот раз не зажмуриться, а распахнуть глаза шире, ловя каждый момент, и ее счастливый писк пронесся над Орвой.
Рейн летел навстречу заходящему солнцу. У скал, щедро поросших лианами лемистрии, дракон плавно спустился. Он пролетел через природную арку, образованную растениями, которые в это время года цвели мелкими голубоватыми цветами.
Сначала лиса услышала шум водопада, а затем и увидела его, приоткрыв рот от изумления. Последние лучи солнца и правда раскрашивали хрустальные брызги в разные цвета, словно радуга ожила в струях небольшого водопада.
Рейн спланировал, пролетая через завесу падающей воды, обращаясь уже на мелководье и удерживая в руках жену. Он тряхнул головой, разбрызгивая влагу, и Келейр замерла, любуясь им. Она вспомнила, как муж выглядел в первую их встречу. Еще тогда дракон показался ей слишком красивым. Солнце отражалось в его черных волосах и заставляло синие глаза мерцать каким-то невероятным светом. В тот раз он был так сердит…
Келейр слышала в отдалении голоса поющих и шум праздника. Они остались где-то там, в другом мире, за пеленой Радужного водопада. А здесь теплый воздух был напоен ароматом диких цветов. Он окутывал, искушал, обещал неведомое. Тепло, исходившее от Рейна, заставило Келейр потянуться к нему, обнимая за шею и глядя в глаза. Она поклялась перед богами, а значит, пройдет с ним через этот момент. Она выстоит, она сможет, она…
— Жена, ты на войну собралась? — Черная бровь Брогана приподнялась, когда он поглядел на сосредоточенное, полное решимости лицо лисы.
Келейр походила на бравого солдата. Словно это Рейн был девицей, и она вздумала прощаться с ним перед смертельным боем.
— Вовсе нет! — Лиса надула губы, и он немедленно поцеловал ее.
— Нет, говоришь? — Рейн улыбнулся и поправил венок на голове жены.
— Я, по-твоему, совсем трусиха? — взволнованно спросила лиса. — Или? Может…
— Что может? — серьезно уточнил дракон.
Не собирался он насмехаться над ее страхами.
— Может, я окажусь не так хороша… не подойду… не…
Рейн поцеловал ее в переносицу, прерывая несчастное бормотание. Келейр вздохнула. Муж считал ее трусихой? Серьезно? Лиса сощурилась, поджимая губы. Даже отвернулся? Можно сказать, почти разочарован! Она тихо зарычала от негодования. Еще и сомневается!
Броган же в это время едва сдерживал смех, ожидая, на что решится мелкая пакость. Ему нравился ее настрой. Она злилась — это лучше, чем трястись от страха. Он гордился этой глупышкой и был рад тому, что судьба свела их вместе в стенах замка. Пусть злится…