— Боли я не боюсь, а чтобы с первого удара не вылететь, уж что-нибудь придумаю. И не факт, что мне попадётся именно второкурсница.
— Рано или поздно попадётся.
— Да мне хотя бы один бой выиграть, уже будет круто!
— Какая же ты у меня всё-таки безбашенная.
— А я думала, тебе нравятся безбашенные, — Мила наигранно нахмурилась. — Вот буквально позавчера ночью сам об этом говорил.
— Так позавчера ночью это было очень кстати, — ответил я и поцеловал девушку в надутые губки. — А насчёт турнира я сильно сомневаюсь.
— Но ты болеть-то за меня будешь?
— А куда ж я денусь?
— Ну хоть на этом спасибо. Но вот если бы ты тоже подал заявку, и мне бы было за кого болеть. А так не за кого.
— Будем вместе за Глеба болеть, он собирался участвовать. А я подожду годик. Нет у меня пока что такого сильного желания быть избитым.
Пока мы разговаривали, Пётр зачитал второй список, с именами девушек старшекурсниц, и перешёл к третьему. Называя имена парней с первого, второго и подготовительного курсов, помощник ректора объявил в том числе Глеба и Левашова. Это было ожидаемо — они оба заканчивали второй курс, и на их месте неучастие в турнире могло быть расценено как трусость. Второкурсники участвовали все. Из первокурсников примерно половина. А с подготовительного курса Пётр объявил лишь Артёма и… меня.
Когда я услышал своё имя, от неожиданности аж привстал, чем обратил на себя внимание окружающих. Все посмотрели на меня с уважением, а Мила так просто завизжала от радости. При всей её суровости и опасности на арене, в жизни она оставалась обычной девчонкой и иногда выражала свои чувства чересчур уж эмоционально. И мне это нравилось. Обычно нравилось, но в этой ситуации радости я не испытал.
Мила тем временем бросилась мне на шею и прошептала в ухо:
— Вот это сюрприз. Круто. Теперь мне по-настоящему будет за кого болеть.
Сказав это, девушка легонько прикусила мочку моего уха, видимо, её это всё сильно заводило. А вот мои эмоции были прямо противоположными. Но всё же я через силу улыбнулся и сделал вид, что всё нормально. Но при этом прокручивал в мозгу ситуацию и с ужасом понимал, что иного выхода из неё, кроме как выйти на турнир, у меня нет. Отказаться после такого эффектного объявления — означало предстать перед всеми трусом, слабаком и дурачком, который записался на турнир, а потом отказался.
Конечно, можно было попытаться объяснить, что меня записали без моего ведома, но в этом случае, разве что дураком бы не посчитали. А вот ярлык труса вполне мог и приклеиться, так что лучше уж быть избитым на арене, хоть этого и не хотелось, чем слава труса уже с подготовительного курса. Видимо, на это и рассчитывал тот, кто подал за меня заявку на участие. Но вот только кто это был?
Кто меня записал? Я попытался прокрутить в голове варианты, но их просто не было. Можно было подумать на Милу, но она так искренне обрадовалась этому, что подозрения отпали. Конечно, удивление можно было и сыграть, но я ощутил сильнейший всплеск восторга, исходивший от Милы, когда объявили моё имя. Знай она об этом заранее, внутренние эмоции девушки были бы другие.
Но кто тогда мог меня записать? И с какой целью? Ответа на этот вопрос не было. А пока я размышлял, Пётр зачитал четвёртый список и объявил, что жеребьёвка по парам будет проведена в день поединков. После помощника слово взяла сама ректор. Она поздравила всех участников, объявила, что нас освобождают от занятий до окончания турнира и пожелала всем хорошо подготовиться и достойно выступить.
Неожиданно Анна Алексеевна подошла к той части трибуны, где сидел наш курс. Она оглядела меня, Милу и Артёма и сказала:
— С вашей стороны это полное безрассудство — принимать участие в таком турнире. Но порой отчаянные и безрассудные поступки поворачивают ход истории. Или как минимум меняют судьбы людей. Я желаю вам удачи!
Мы поблагодарили ректора, она одарила нас очаровательной улыбкой и неожиданно сказала:
— Андреев, подойдите ко мне!
Сказав это, Милютина отошла от трибун, чтобы наш с ней разговор никто не услышал, а когда я подошёл, заявила:
— Роман, зайди ко мне в два часа дня.
— Слушаюсь, Анна Алексеевна. Ровно в два часа буду у Вас.
Мне очень хотелось спросить, с какой целью она меня приглашает, но я сдержался. В конце концов, до предстоящей встречи оставалось менее двух часов, и выставлять себя излишне любопытным, то есть, несдержанным, не стоило. Любопытство я поборол без проблем. Уж с чем, а со сдержанностью у меня было всё в порядке — воспитание в эльфийских традициях давало о себе знать.
После общего собрания там же на арене куратор сообщил мне, Миле и Артёму, что мы поступаем в распоряжение Игнатьева. Преподаватель боевой магии должен был курировать нашу подготовку. После этого все ребята, кроме заявленных на турнир, отправились на занятия. Признаться, я думал, что с нашего курса ещё и Софья подаст заявку, но она, видимо, как и я, не любила поединки, в которых ты заведомо знаешь, что проиграешь.
Впрочем, нежелание быть мальчиком для битья у какого-нибудь второкурсника не было главной причиной, по которой я старался избежать поединков. По большому счёту получить порцию синяков или даже переломов было не страшно — я знал, что лекари академии быстро приведут меня в форму.
Гораздо страшнее было проявить во время поединка свои уникальные навыки и раскрыться перед всей академией. И эту истинную причину моего нежелания участвовать в турнире я не мог назвать никому, даже Миле. Я не знал, чем в итоге может мне аукнуться раскрытие секретов на широкую публику, но чувствовал, что делать этого не стоит.
Но какой выбор у меня оставался после объявления моего имени среди участников турнира? Я видел лишь два варианта. Первый — просто дать себя избить, второй — драться, но стараться себя контролировать. И я тут же отмёл оба варианта. Первый был слишком позорный, а второй рискованный — я помнил, как во время тестового поединка потерял контроль над своими эмоциями и чуть не задушил Артёма. Что-то подобное вполне могло произойти и на турнире.
В тринадцать пятьдесят пять я вошёл в приёмную ректора. Секретарь доложила Милютиной о моём прибытии, тут же заявила, что я могу войти в кабинет Анны Алексеевны и поинтересовалась, не хочу ли я чаю? Не знаю, почему, но я неожиданно попросил кофе. Неожиданно в первую очередь для самого себя. Видимо, сыграло то, что в приёмной стоял сильный запах этого вкусного напитка — наверное, совсем недавно сварили очередную порцию.
Секретарь искренне удивилась, она всегда предлагала посетителям чай, но по негласному правилу у студентов было принято отказываться. А я мало того что не отказался, так ещё и затребовал кофе, да ещё и уточнил, что хочу с молоком и без сахара. Тут было чему поразиться. Но, несмотря на удивление, секретарь сразу же направилась к кофемашине. Я же вошёл в кабинет ректора. Анна Алексеевна сидела в своём кресле и пила кофе. Сразу стало понятно, почему в приёмной стоял такой запах.
Я поздоровался и присел за стол для посетителей, почти сразу же вошла секретарь. Она поставила на стол передо мной чашку кофе и сказала:
— Как вы просили, с молоком и без сахара.
— Благодарю! — ответил я и придвинул к себе чашку.
— Осваиваешься? — улыбнувшись, спросила Милютина, когда секретарь вышла.
— Прошу прощения, Анна Алексеевна, у вас в приёмной так пахло кофе, что я не удержался и попросил чашечку.
— Да на здоровье, что мне жалко, что ли?
Ректор чуть ли не рассмеялась, видимо, её очень веселила ситуация.
— Спасибо! — сказал я и сделал глоток.
Горячий ароматный вкусный кофе, казалось, с первого глотка придал мне если не сил, то уверенности.
— А не расскажешь мне, Роман, чего вдруг ты решил участвовать в турнире? — спросила Милютина.
— А я, Анна Алексеевна, так не решал. Я не хотел в нём участвовать. И сейчас не хочу, — ответил я и вызвал искреннее удивление у ректора. — Я, вообще, заявку не подавал. Кто-то сделал это вместо меня.
Я решил рассказать правду, в конце концов, пусть руководитель академии знает, как коряво у них организован приём заявок на главный турнир.
— Однако ты меня удивил, — сказала Милютина. — Но если это действительно так, то почему ты не сказал об этом сразу же, там на арене?
— Если честно, не хотелось выглядеть трусом, — признался я. — Решил, что лучше выйти на поединок, чем при всех оправдываться и объяснять, что это не я подал заявку. Но теперь начинаю об этом жалеть.
— Почему?
— Боюсь, что во время поединков раскроются все мои уникальные способности и навыки, я ведь не умею пока их контролировать. Более того, я, возможно, и не про все знаю. У меня уже был случай…
— Я в курсе, — перебила меня ректор. — Мне доложили.
— Ну вот я и боюсь, что опять нечто подобное выйдет.
— И что ты теперь намерен делать?
— В первую очередь спросить у Вас совета, Анна Алексеевна.
— Какой хитрый молодой человек!
Милютина рассмеялась, однозначно она была в этот день в хорошем расположении духа.
— Мне больше не с кем посоветоваться, — пояснил я. — Кроме вас, никто не знает обо всех моих способностях, даже Андрей Николаевич и Ярослав Васильевич.
Ректор неожиданно стала очень серьёзной и сказала:
— Если ты будешь участвовать в поединках, то скрыть, что ты эмпат, не получится, и что уник тем более. Готов ли ты к этому?
— Я постоянно думаю о своих способностях. Конечно, не хотелось бы раскрывать все свои секреты, но с другой стороны, если этого не сделать, то как тогда тренироваться в полную силу? Как развивать эти навыки?
— Ты ставишь перед собой правильные вопросы.
— Только вот ответов на них у меня нет, — ответил я с нескрываемым сожалением.
— Есть. Просто ты пока не готов эти ответы принять. Но никто, кроме тебя, этого не сделает. Это твой выбор и ответственность за него нести тебе.
— И я должен сделать этот выбор сейчас?
Милютина пожала плечами и улыбнулась, после чего взяла свою чашку и принялась пить кофе.