а он протягивал мне руку.
Он помолчал, вновь и вновь приникая к сигарете губами и окружив себя клубами дыма. В них я видел маленькую фигурку, что нелепо несется по неровному полу грязной кухни. Я бросился за ним, хотел остановить. Исключение из правила или смерть ребенка? Нет, я не мог позволить себе переступить эту черту.
Я не убиваю детей. Каждый из них имеет шанс, тот самый, что многие упускают лишь повзрослев. Я никогда не рисковал, — он мог вырасти гением, пророком, художником, чьи картины вдохновили бы кого-то не менее важного. Ха… художником…
Он и правда оказался быстрым, я не успел буквально на долю секунды. Малыш юркнул в окно, я кинулся следом. Его нога подвернулась, он начал скользить к краю. Перила были слишком высоко, он бы мог дотянуться до них только в прыжке. Мои пальцы так близко к его майке, но я хватаю лишь пустоту, свешиваюсь с края, наблюдая за его падением.
Кудрявый мальчишка с серыми глазами, как у матери. Он непонимающе смотрит на меня, протягивая ручонки. Пятый этаж. У него нет шансов.
— Ты упал, — промолвил я.
— Больше я ничего не помню. Очнулся в дожде, на стройке, в теле взрослого человека. Вот и все.
— Но почему ты перенял отметку?
— Это сложно объяснить. Ангел и мама часто являлись мне во снах. Они будто заполнили меня, заняли разум. Понемногу, сам того не понимая, они забрали абсолютно все, оттолкнув прочь все эмоции и страхи. Убив впервые, я сам не понимая зачем, взял руку того мужчины и провел на кисти полосу. Когда я это сделал, мне полегчало. Буквально на мгновение, но я был счастлив.
Я откинулся на трубу, к которой был привязан. Боги, кто бы мог подумать…
Я не хотел его убивать. Так вышло. Я был неосторожен и это повлекло за собой лишнюю смерть. Только оказалось, что он не умер. Не до конца. Его тельце осталось лежать на мостовой, я видел его с пожарной лестницы. А вот душа…
— Я помню тебя, — произнес я. — Помню, как смешно ты бежал к тому окну. В больших тапках и рваной майке, что была на два размера больше.
— Что? — растерянно спросил он. — Что ты говоришь?
— Я не хотел тебя убивать. Детей я не трогаю, их душа чиста, не скована тлетворными желаниями. Я пришел за твоей матерью, не за тобой.
— Ты врешь, — недоверчиво оскалился он. — Ты не ангел, ты врешь!!!
— В те времена я питался лишь сбродом. Легкий корм только для выживания. Те, кого никто не стал бы искать. Твоя мама была одной из таких, — заявил я. — Дешевой проституткой. Это не преувеличение. Отец вас бросил, она решила, что выбора нет и пошла на улицы. Подсела на наркотики, не помню, что это было, наверное, мет. Потом стала работать из дома, понизив ставку, зато не приходилось отдавать процент сутенеру. Я всегда изучаю жертву, чтобы не ошибиться, у меня есть Правило.
Аоки мелко дрожал, остатки вина плескались в бутылке. Он опустил голову и слушал, одновременно сжимая и разжимая кулак.
— Он на грани, — шепнула мне Муза. — Выводи его, продолжай!
— Внизу был бар, — говорил я, — где она и снимала клиентов. Я нашел её именно там. Она просила тебя спрятаться, чтобы не смущать мужчин, которые к ней приходили, сейчас ты должен понимать. Она катилась под откос, в вашей квартире даже еды не было, только бухло и таблетки, которые тебе нельзя было принимать.
— Жестче! — приказала Муза. — Нужно жестче! Он хотел сделать это с Мисой, давай, поднажми, отомсти ему! Дави что есть мочи, выплескивай дерьмо!
Аоки молча слушал, изредка мотая головой, будто отбиваясь от дурных мыслей. А мне даже не приходилось врать, я просто говорил, что думал. Грязные слова срывались с моих губ, царапая останки его души.
— Тебе лучше было бы оказаться в детском доме, чем там, поверь. У неё даже контрацепции не было, до такой степени ей было насрать на себя и сына. Она хотела, чтобы все это закончилось, но не знала как. Если бы не я, она сама бы тебя убила, по своей воле или по воле случая. Я знал это, потому пришел. Такие семьи мне часто встречались.
— Хватит, замолчи! Ты все это придумал! Ты не ангел! — закричал Ичибан в гневе и вскочил со стула.
— О, это я, — Губы мои не покидала улыбка, хоть внутри и было погано. — И я могу рассказать о ней кое-что, что ты обязан знать. До всего этого она помогала с торговлей, дилер давал ей паленый продукт, а она предлагала его допом клиентам. По её вине погиб человек, но твою мать это не остановило. Она сама подсела на тот же суррогат. А сейчас я скажу правду, которую ты не в силах вынести. Её основной клиентурой были мигранты, из северной Африки и восточных стран. Я это знаю, потому что снимал квартиру в вашем квартале. Обычно обозленные и грязные, потные и уставшие после дня тяжелого труда. Ты хоть раз помнишь, чтобы когда зажигался торшер в коридоре, лилась вода в душе? А учитывая, что твоя мама опустилась на дно, и защиты у неё не было, представляешь что ей приходилось делать? И с кем?
— Перестань…
— Разгневанные, порезанные осколками своих несбывшихся надежд, забитые, голодные… Просто подумай, что они с ней делали, — а потом я услышал подсказку, посмотрел ему в глаза и усмехнулся, называя по имени. — Они имели её как животное, Йохан. Даже они не считали её за человека.
— Заткнись!!! — зарычал он и в ярости швырнул в меня бутылку.
Я вовремя наклонил голову, бутылка врезалась в столб и меня окатил дождь из разбитого стекла и красного вина. Он подлетел ко мне и принялся избивать, я сжался насколько мог и терпел. Я это заслужил, в конце концов. Не знаю, что он испытывал, пока я поливал мерзостями его самые светлые воспоминания. Слава Богам, что мне это испытать не суждено.
Йохан… Я помню это имя из газет. Оно стерлось из памяти, но Муза помнит всех.
В нос коленом, в живот тяжелым носком ботинка, в скулу, так что зубы свело, в ухо, локтем сверху — он отрабатывал на мне удары, как на груше. Ещё и ещё и ещё…
Он отступил тяжело дыша, глядя на свои сбитые кулаки. Такого с ним давно не происходило, может, даже никогда. (Не всегда приятно быть у кого-то первым).
Сейчас самое время, то мгновение пока он не смотрит. Я подался вперед, нажал коленом на осколок бутылки покрупней и подтянул его к себе. Перекинул ноги, делая вид, что устал сидеть и просто решил их вытянуть, а сам проталкивал стекло под себя. Кончики пальцев порезались, но я зацепил осколок, ухватил его и сжал меж ладоней, медленно кромсая скотч вместе с кожей на руках.
Кровь побежала по пальцам, я чувствовал её горячее прикосновение, но мне было плевать. Надпочечники выбросили такое количество адреналина, что боли я не ощущал.
— Посмотри мне в глаза и ты увидишь, — произнес я, сплевывая кровь. — Ты увидишь, что я говорю правду. Они не такие синие как прежде, но столь же ясные, как в ту дождливую ночь. Они всегда видят истину. Только я мог породить нечто столь же отвратное как ты, сынок.
Я улыбнулся, глядя на него снизу вверх. Какая странная картина. Подросток и взрослый мужчина, первый унижает второго, хоть связан и избит. Все перепуталось. Все наоборот.
Он смотрел на меня, будто увидел призрака. Со страхом, разъяренно и одновременно изумленно, будто все произошедшее никак не укладывалось в его мозгу.
— Так что? Мне ещё нужно рассказывать о себе? — насмешливо спросил я. — Или этой истории тебе хватит?
— Ты ответишь за все, — кивнул он. — Ты… почувствуешь. — Он торопливо вернулся к стулу, схватил с полки нож и направился к Мисе.
Нет, так я не планировал… Изолента разошлась наполовину, держать осколок стало неудобно, резать приходилось на весу, сжав стекляшку кончиками пальцев.
— Я ничего не ощущаю, ты же знаешь, — бросил я ему. — Мне все равно.
— Нет, к ней у тебя особое отношение. Ты спас её минимум дважды, — прорычал Аоки. — Я хочу увидеть выражение твоего лица, когда она сдохнет. Тогда и посмотрим, ощущаешь ты что-то или нет. Думаешь, ты был прав⁈ Это ты виноват во всех моих убийствах! Лишь прибыв в этот мир, ты убил более дюжины людей разного достатка и статуса! Не разбираясь, кто виноват и кто этого заслуживает, моралист ты хренов! Посмотри на то, что ты натворил!
Чертова изолента никак не хочет поддаваться! Быстрее, быстрее, мать твою!
Он схватил девочку за волосы и дернул на себя. Миса вскрикнула и открыла глаза, испуганно уставившись на меня.
— Ах, так ты не спишь, сучка? Притворялась все это время? — В лицо ей прошептал Ичибан. — Знаешь, каково моё мастерство? Я могу выпустить тебе кишки, а после этого резать тебя ещё часа четыре, пока остатки твоего духа не выйдут. Помнишь ту девочку в парке? Скоро тебя от неё будет не отличить…
— Йохан! — закричал я, чувствуя, как рвутся путы.
Он коротко обернулся, оскалился и с размаху вонзил нож в живот Асами. Лезвие вошло по рукоять.
Девочка закричала, изогнувшись и дрожа в веревках, как муха в паутине. У меня внутри что-то оборвалось и рухнуло. Я никогда такого не испытывал.
Боль. Будто порезали меня, а не её.
Ярость. То самое чувство, о котором говорил Ичибан. Я думал, что оно мне знакомо.
Я ошибался.
Глаза Мисы-чан передо мной, полны боли, непонимания, смятения, ужаса.
Одним точным движением я разрезал изоленту на ногах и кинулся к нему. Я сам не понимал, что творю, в голове все перепуталось. Я слышал лишь странный хриплый крик, что заполнял все вокруг.
Я не сразу понял, что крик принадлежит мне.
Я врезался в него, Аоки вырвал нож из своей жертвы и время будто остановилось. Капли крови из раны Асами окропили моё лицо, лишая рассудка.
Ты хотел увидеть ангела, Аоки?
Ты встретил Они.
Финал
Как же она кричала.
Даже громче чем я.
Тонкий, высокий голос буквально врезался в уши, заполняя звуком раковины, вибрируя от боли.
Обычно предсмертные вопли только раздражают, заставляют скривиться и закатить глаза, я ведь столько их уже слышал, что и не счесть… Но в случае Асами…
Её крик разрывал меня изнутри.
Я врезался в Аоки, будто бешеный зверь. Он защищался ножом, пырнул в область груди, но я перехватил лезвие ладонями и отвел в сторону. Размахнувшись, изо всех сил я влепил ему по лицу, да так, что заскрипели зубы под кулаком.