Сакурай не был готов, не удержал рукоять, и тыльная сторона его катаны с хрустом врезалась ему в нос. Он отступил, стирая кровь тыльной стороной ладони.
Отличный ход, даже не стыдно себя похвалить. Я успел рассмотреть его руку, — осталась небольшая опухоль после схватки с Акирой, безымянный палец и мизинец оставались согнутыми, болели. А ещё сломанный нос разъярил его больше прежнего.
— Кенджи… Да ты меч удержать не можешь! — продолжал я. — Кто бы знал, что ты такой слабак! Твое место не здесь, а в борделе для мальчиков в Кабуки-Тё, там ты смог бы показать всем свою нежность!
— Заткнись!!! — проорал он, не в силах остановить кровотечение.
— Чего ты нюни распустил, хватит! Дерись, слюнтяй!
Он занес меч и безрассудно бросился на меня с диким криком, а я ретировался.
Чем дольше я гонял его по плацу, тем сильнее он злился, и, сам не замечая того, выдыхался. Я двигался легко, даже катану почти не поднимал, а он без устали махал боккеном, все стараясь меня достать, должен же он рано или поздно остановиться…
Он очередной раз провел плавную последовательность, но разрубил только воздух. Мой меч проскользнул под его рукоятью и огрел Кенджи по животу. Я натужно захохотал.
— Бакаяро… Ты что, со своей тенью дерешься? Я тут!
Кенджи уставал, хоть и не ощущал этого. Густой туман ненависти заполонил его разум и подавлял чувства. Удары становились менее резкими, движения вялыми, а переходы грубыми.
Я смеялся как дурной после каждой его атаки, кажется, даже Шибу успел меня возненавидеть до того раздражающе и издевательски это выглядело.
Я дрался с Кенджи, но настоящая борьба шла внутри меня. Я сдерживал руку, когда видел возможность для контратаки, отступал, когда мог наказать противника за отчаянный и глупый выпад.
Ещё рано. Если я начну его избивать, он может сдаться. Я должен подавить его, унизить, растоптать. Только позор может довести его до точки.
Моё терпение приносило плоды. Кеджи становился все более безрассудным и дерзким. Он неумолимо и безуспешно пытался взять верх над более истощенным и слабым противником, и ему даже не удавалось его достать. Взмахи меча стали бешеными, легкомысленными и бездумными. Он бросался словно наобум, рыча и брызгая слюной, а в ответ нарывался только на мой свист и хохот.
Смеющийся Они'.
Асура сказала, что не видит это тату на моей спине. После сегодняшнего представления, её мнение, могу поспорить, изменится. Я дразнил и изводил Кенджи-чана до звериной пены, он словно попал в непрерывный и очень длинный кошмар, из которого не было выхода. Сакурай не мог сдаться и отступить тоже, остановка знаменовала новую порцию оскорблений и глупых шуток. Он застрял в этой петле, в ловушке собственного эго, злобы и страха.
Вот тогда я и ударил.
Одним мощным порывом я выбил меч из рук Кенджи, треснув снизу по предплечьям. А следом, с разворота подрезал ему ноги, вынуждая упасть на колени. Он коротко вскрикнул и упал, а я вращательным ударом залепил ему древком по лицу.
Кенджи опустился на бетон, осыпая меня проклятиями. Разобрать что он кричал было невозможно, да и мне было все равно.
— Вставай, Сакурай! — прокричал я. — Докажи, что достоин своего сраного имени! Вставай, или я сделаю из тебя публичную сучку, как Шибу поступил с тем парнем в клетке! Поднимай свою трусливую задницу, крыса!
Он попытался. Чего уж, он даже встал на одно колено, но слишком медленно.
Игры кончились, я одолел его в бою на мечах, унизив тем самым достоинство. Осталось изнасиловать гордость и втоптать его самого в клоаку. Поэтому я вальяжно отбросил меч, схватил его за грудки и профессионально нанес три быстрых удара в глаза, горло и нос, чтобы не сопротивлялся. Следом я принялся отвешивать мощные пощечины. Этому трюку я научился у Асуры, а я хороший ученик.
С каждой оплеухой я сыпал оскорблениями, будто Инарисин рисом.
— Тикусёмо… Крыса вонючая… Трус… Позорище… Подстилка… Сдавайся… Покажи, всем какая ты сука!
— Икари! Хватит! — прозвучала команда Шибу.
Только не это. Я еще не закончил!
Я ослабил хватку, Кенджи вырвался и пополз от меня, продолжая рычать от ярости, которую выпустить не мог. Глупое, слепое животное. Если бы сдался, мог бы сохранить жизнь, но я знал, что он этого не сделает.
— Я же сказал, что сделаю из тебя посмешище, яцу… — громко объявил я, следуя за ним и пританцовывая. — Куда ты бежишь? Просто сдайся, малыш!
— Удзаттэ! — визгливо исторг он. — Никогда!
Я поднял глаза, ища Асуру в толпе. Она спряталась за остальными, я никак не мог поймать её взгляд. Ну давай, сейчас! Чего ждешь? Видишь же, что он готов!
Внезапно от шеренги отделилась Тао, подскочила к Кенджи и помогла ему подняться. Вот этого я не ожидал…
— Вставай Сакурай-кун! — крикнула она злобно. — Убей этого ублюдка!
Кенджи оперся на её плечо и медленно встал на ноги, девчонка упорно пихала ему в грудь сверток, так, чтобы не видел Шибу. Кенджи несколько раз глупо моргнул, но потом нащупал замотанный в тряпку предмет и глаза его вновь почернели бешенством.
Накири показала мне средний палец и, гордо подняв голову, пошла обратно к группе.
Кенджи ухмылялся разбитыми губами.
Я испытывал что-то вроде эмоционального оргазма. ДА.
ДА….
— Тогда я буду трахать тебя, как трахнул твою девочку! — завопил я во все горло. — Пока ты сидел рядом с контейнером и слушал, как настоящий куколд! Наверное, передернул пару раз, а? Кайфанул, Кенджи⁈ Нравится подслушивать⁈ Я покажу тебе в следующий раз!
Это была крайняя точка. Я сделал то, что показал мне Габутай — сломал его разум, уничтожил достоинство, разрушил все амбиции.
Кенджи страшно и отчаянно закричал, словно раненый зверь. В руке блеснуло лезвие ножа. Танто.
Тао вынесла его со склада. Она единственная из всех заключенных, кто мог это провернуть.
Теперь все зависит от меня. Вернее от Рио Икари. Давай Икари-чан, не подведи!
Я не умею имитировать страх. Я не знаю, как показать это чувство. Но он может.
Вдруг я увидел себя со стороны, бледного, тощего, с глазами-блюдцами и дрожащими руками, что я вытянул вперед.
— Нет! — услышал я свой дрожащий голос. — Нет, Кенджи! Не надо!
И он проглотил наживку.
Он бы не бросился на сильного, уверенного в победе Икари. Только на слабого и напуганного до чертиков.
— Сдохниииии!!!
— Нет, Кенджи! — заревел Шибу, но было поздно.
Сакурай слепо помчался ко мне, зажимая танто двумя руками. Его не обучали ножевому бою, им он управляться не мог.
А я… Ну…
Ха…
(Хахаха…)
Лишь он оказался рядом, как я мгновенно перехватил его за больную ладонь и одним движением направил танто вверх, оборачивая его на 360 градусов. Мощным и резким толчком я направил его оружие ему в грудь. Все было сделано единым порывом, молниеносным взмахом, и заняло лишь доли секунды.
Я сразу же поднял руки, показывая, что ни при чем, и отступил, пристально вглядываясь в глаза Кенджи. Мое лицо отражалось в его расширенных зрачках, как напоминание о том, что это последнее, что он увидит.
Он застыл словно каменный. Изо рта брызнула кровь, но глупое выражение лица не изменилось. Сакурай стоял на плацу, удерживая рукоять танто, которое вонзил себе в грудь, в район сердца. Чистый срез, точный, как я умею.
Шибу что-то заорал и бросился к нам. Кимоно Кенджи быстро багровело, обширное красное пятно забирало его в свой омут. Он был мертв, но ещё сам не понимал этого.
Я отвернулся, не опуская рук, услышал тяжелое падение тела за спиной.
Прекрасно.
В качестве наказания якудза в древности отрубали себе мизинец. После ампутации хватка меча у воина ослабевала и он навсегда становился зависим от сёгуна. Я запомнил этот факт и сделал то же с Кенджи. Удар Акиры ослабил хватку, иначе мне не удалось бы так легко развернуть танто. Мой романчик с Асурой вывел его из себя. Тао стащила оружие и удачно сыграла ревнивую стерву. Икари сделал все остальное.
Я не мог убить его иначе. (Мог, но не хотел). Не знал, что Кенджи рассказал своим дружкам о том, что видел тем дождливым вечером, когда умер Годза. Возможно, он перестраховался и после его гибели, меня бы обвинили в двойном убийстве. За мной следили, я дискредитировал себя, поэтому… Кенджи должен был сдохнуть публично, так чтобы все видели, но никто не мог меня обвинить.
Нагло, круто, безупречно.
Отравление или несчастный случай не были бы так эффектны.
— Что ты натворил⁈ — выл Шибу, склонившись над трупом. — Что ты наделал?!!!
— Ничего, — произнес я, опуская руки. — Вы сами видели, сенсей. Я защищался.
Внутри что-то зашевелилось. Я почувствовал знакомый запах музыки, кисловато-сладкий как лунный свет.
Её вкус я ни с чем не перепутаю.
Барабаны отбивали бешеный ритм, скрипка выла, будто волчий хор.
Плавной походкой по плацу шла обнаженная Муза, низко повесив голову. Она шла забрать свой трофей.
Совсем другим взглядом я окинул шокированную толпу. Слабые, бездушные, бесцельные ничтожества.
Я вернулся, сучки.
Глава 20
С потолка капала вода. Наверное, труба где-то протекала, что неудивительно, состояние карцера оставляло желать лучшего.
Стены покрыты плесенью, а где-то и темным слоем скользкого мха, грязный пол с дыркой в углу для естественных потребностей, миниатюрное окошко-бойница, через которое проникал слишком яркий солнечный свет.
Все они похожи. Карцеры, камеры-изоляторы, одиночки для штрафников, боксы для буйных больных… Я бывал во всех.
Кирпич или мягкий войлок, все одно, — клетка.
Я устроился подальше от отхожего места, сел на пол и оперся спиной на шершавую стену. Не отрываясь я смотрел в темный угол напротив, старался даже не моргать. Мрак сгустился в этом закутке, стал плотным, и всезаполняющим, как бормотание безумца.
Наконец, темнота завихрилась и из неё показался белый лик с красными глазами.
А она не в настроении. Волосы топорщатся, подергиваются как у ощерившегося хищника, зрачки расширены и пылают кровавым сиянием.