Когда его шаги стихли и вокруг слышался лишь слабый шелест, я без сил опустилась прямо на землю у ближайшего дерева. Погрузила пальцы в холодную сухую листву и закрыла глаза.
Неужели я снова здесь? Слышу лес, чувствую его запахи. На несколько часов я вновь – часть немагического мира, по которому так скучаю.
– Ну привет, Земля. Думала, я умерла? А я вернулась. Ненадолго, правда. Как ты тут? Оказывается, я должна была тебя хранить. Кажется, получалось неважно.
Я нервно рассмеялась, поняв, как смотрюсь со стороны, болтая сама с собой. Нехотя поднялась и побрела туда, откуда слышался плеск воды, – наверняка к лесному озеру или ручью. Больше всего мне бы хотелось увидеть море. Но не повезло: судя по температуре и деревьям, Селин забросила нас куда-то севернее. Может, в Канаду? Или в Россию? Да, пожалуй, Россия в моих представлениях могла бы выглядеть как-то так. Папа говорил, мама любила наш город именно потому, что он неуловимо напоминал ей о доме.
Мысли и воспоминания так захватили, что я не сразу сообразила, когда вышла к берегу озера. Понадобилось несколько минут, чтобы оглядеться и убедиться, что я не схожу с ума.
Что это не просто озеро, похожее на то, рядом с которым мы жили.
Это оно.
Портал привел нас в город, где я выросла.
И где умерла.
– Это не к добру, – пробормотала я.
Эмоции обрушились с такой мощью, что заболело в груди. Я прислонилась к холодному стволу дерева, пытаясь справиться с лихорадочно скачущими мыслями и уговаривая себя быть благоразумной. Но сложно быть такой, когда кажется, что в мире мертвых кто-то словно подкрутил бегунок насыщенности, в несколько раз ослабив чувства, а сейчас они вернулись.
Я дома.
Там, где выросла. Там, где была счастлива. Там, где есть что-то, помимо проклятого города-замка, в недрах которого скрывается тьма.
Я с наслаждением провела по шершавой коре дерева и вслушалась в утреннее щебетание птиц. Как этого не хватало! Я недооценивала тоску по миру, в котором есть природа. По возможности вдыхать ароматы леса и воды.
А ведь мне стоит лишь спрятаться, пропустить время возвращения и…
И что?
Потерять память, превратиться в одну из городских сумасшедших? Чтобы потом Селин снова отправили меня убить? А может, душа, перешедшая в немагический мир, лишается не только памяти, но и возможности вернуться? И оказывается запертой на Земле в мучительном бессмертии, наблюдая, как сменяются эпохи?
Это выглядит не так уж привлекательно.
– Будь благоразумна, Аида, не наломай дров, – сказала я себе.
И твердо решила: я вернусь. Вернусь сюда прежде, чем истечет срок, вернусь в Мортрум и свою комнату в особняке Вельзевула. Продолжу учиться быть стражем и попытаюсь найти в себе страстное желание стать лучше, чтобы попасть в Элизиум.
Но я должна попрощаться.
Жаль, у куртки Дэваля не было капюшона, но я добавила к списку прегрешений еще одно и стащила у зазевавшегося паренька, что выделывал трюки на самокате на пустыре у леса, бейсболку. Вряд ли кто-то в городе меня узнает: я давно перестала со всеми общаться, а мачеха сейчас наверняка была на работе, но все же поставила себе задачу-максимум: не стать мертвой девушкой, разгуливавшей по улицам. По крайней мере, в прессе и соцсетях.
Я знала, что сделаю. И понимала: Самаэль не погладит по головке. Если кто-то узнает, я отправлюсь в Аид раньше, чем успею мяукнуть. Но кто узнает, если Дэваль разыскивает беглую душу, а больше здесь никого нет?
До катка, где я провела большую часть детства, было около получаса ходу. Пришлось долго прятаться в тени деревьев поодаль, прежде чем двери ледового дворца откроются для посетителей. Ни у кого не вызвала вопросов девушка в мешковатой куртке, проскользнувшая через холл к раздевалкам.
Каток относился к кампусу, и лишь по этой причине за мной продолжали держать шкафчик для спортивной формы и коньков. Существовала высокая вероятность, что после моей смерти шкафчик освободили. Но я была готова поспорить на любимый лимон – никто не вспомнил о шкафчике мертвой девушки. Вряд ли в колледже вообще кто-то знает, что я мертва. К началу нового семестра позвонят мачехе, чтобы сообщить об отчислении, и дежурно выразят соболезнования.
Но все же рука дрожала, когда я набирала код. То ли потому, что я боялась, что шкафчик не откроется, то ли потому, что, наоборот, надеялась на это. Удивительно, как тот, кто декларирует абсолютное равнодушие к окружающему миру, вдруг с горечью понимает, что миру было плевать на него в ответ.
Замок приветливо щелкнул, и в следующую секунду я уже смотрела в прошлое.
Это оказалось тяжелее, чем я себе представляла. Особенно фото на внутренней стороне дверцы. Мое первое соревнование. Я заняла четвертое место с отрывом от третьего в пару десятых балла. Не попала на пьедестал, и тогда это казалось величайшей трагедией.
Тогда папа дождался, когда пройдет церемония награждения, поставил меня на верхнюю ступень и сказал, что хоть медаль я сегодня и не взяла, все же стала первой – только из Даркблумов.
– Никто и никогда в нашем роду не участвовал в таких соревнованиях, малышка. Никогда еще мы не добивались такого успеха. Каждый из Даркблумов боролся за то, чтобы мы с тобой оказались здесь. Даже четвертое место – это огромный успех, потому что еще каких-то двадцать лет назад девочки в нашей семье не могли и мечтать о том, чтобы выйти на профессиональный лед. А мы с тобой смогли. Я заработал для тебя эти тренировки, а ты пахала, чтобы стать лучше, чем двадцать три участницы, понимаешь? Осталось всего три шажочка – и ты на вершине.
Разве я могла подвести род Даркблумов? Могла не стать лучшей?
Так мне казалось. Лишь после смерти отца это восхождение на вершину показалось бессмысленным.
Горы тетрадей, пачки шоколада, стаканчик из-под кофе – я не была образцово опрятной студенткой. Но все эти напоминания о прошлой жизни, в которой существовали пластиковые пакеты и трубочки, меня не интересовали. На самой нижней полке, прислоненные к стене, лежали они.
Коньки.
Купленные за год до смерти папы, изношенные многочисленными тренировками, изрезанные прыжками. Почти развалившиеся – у профессиональных фигуристов редко бывает иначе.
Я улыбнулась. Провела пальцем по нескольким особенно глубоким царапинам, ковырнула ногтем ржавчину на лезвии. Без ухода они быстро ржавеют.
Оставаться здесь дальше было опасно, поэтому я неловко засунула коньки под куртку, захлопнула шкафчик и в последний раз окинула взглядом раздевалку.
Пожалуй, спорт – то немногое, о потере чего я не жалею. Кататься по замерзшей реке мертвых намного более захватывающе, чем пытаться понравиться девяти пижонам, уже давно забывшим, каково это – выходить на лед.
Я шла по знакомым улицам, чувствуя, как от страха колотится сердце. Только бы не встретиться с Дэвалем! Он неизбежно начнет задавать вопросы и любую информацию использует против меня. А ведь я должна ему желание, и вряд ли он забыл.
Лишь несколько раз, у самого дома, мне пришлось прятаться: когда вышла соседка, миссис Роуз Паркер, пожилая сплетница, ненавидевшая меня так же сильно, как магнитные бури. И когда я увидела машину мачехи, выезжающую из гаража. Я жадно всматривалась в знакомый силуэт за рулем, пока машина не скрылась за поворотом. На миг показалось, машина сейчас остановится и Хелен выйдет, заметив меня за деревьями. Но я как будто превратилась в тень.
Едва дождавшись, когда миссис Паркер вернется в дом смотреть свои сериалы, я метнулась к крыльцу, вытащила из-под куртки коньки и осторожно прислонила к входной двери.
Мачеха подумает, что колледж отправил коньки с курьером. Ей и в голову не придет, что их принесла вернувшаяся на пару часов с того свеча падчерица. А я не настолько безумна, чтобы писать записку.
Но я хочу, чтобы они у нее были.
Когда я оперлась о дверь, чтобы подняться, едва не упала.
Открыто? Но Хелен уехала через гараж. Она никогда не забывала запереть дверь!
– Нет, Аида, уходи, – пробормотала я.
Нельзя заходить в дом, в котором я выросла. Нельзя цепляться за прошлую жизнь. Я пришла попрощаться, а не ковырять раскаленным прутом свежую рану.
– Зайди, – раздался голос, который просто не мог звучать в этом мире.
Давно умолкший голос.
– Зайди, принцесса, ты привлекаешь внимание. Нельзя, чтобы тебя увидели.
В Аиде я очутилась быстро. Одно касание, недолгий полет – и я лежу на красноватой земле под затянутым смогом небом. А сейчас я словно спускалась туда медленно, напитываясь липким страхом до леденеющих ладоней и колотящегося сердца.
Доски на полу заскрипели, словно дом поприветствовал свою умершую хозяйку. Взглядом я скользнула по стене с висящими фото, но быстро отвернулась. Запечатленные мгновения счастливой смертной жизни сделали еще хуже. Я до последнего одновременно надеялась на игру воображения и то, что это происходит в реальности, не зная, чего боюсь больше.
Но посреди гостиной, там, где я провела почти всю жизнь, смотря соревнования, обсуждая тренировки, празднуя дни рождения и просто валяясь на старом, но удобном диване, посреди прошлой жизни стоял отец.
Словно и не было последних лет. Словно катастрофа не забрала его так внезапно и несправедливо, а я не отправилась в магический мир, хранить завесу между Мортрумом и Аидом.
Папа улыбнулся так, словно я всего лишь вернулась из долгой поездки. Он раскинул руки, как делал всегда, когда встречал меня в аэропорту, но я не смогла сдвинуться с места.
– Не рада видеть меня, принцесса?
– Ты выбрался. Выбрался оттуда. Как?
– Это длинная история. Хотел бы я однажды тебе ее рассказать, но, боюсь, возможности не представится. Не думаю, что у нас много времени. Скажу лишь, что сделал это ради тебя. Чтобы тебя увидеть. Чтобы ты не смела даже думать вернуться в Аид ради меня.
Я отвела взгляд, не в силах вынести фирменный отцовский взгляд и солгать, что не думала об этом. Вернуться в Аид, найти нужную душу и вывести ее оттуда… Сейчас это звучит невозможно, но я была готова торчать в колледже сутками без сна и еды, лишь бы научиться, стать такой, как Дэваль.