Потом вспомнила, что вообще-то обижена, и отвернулась.
– Я рассчитывал на более теплый прием.
– А я – на то, что хоть здесь удастся от тебя отдохнуть.
– Могу уйти. Скажу Самаэлю, что ты так всех достала, что они тебя утопили. Он даже не заподозрит обмана.
– Это мужчина? – спросил Нойдер. – Вы с ним тыкаете друг в друга, чтобы завести детей?
– Что? – поперхнулся Дэваль.
– Не спрашивай.
Очень захотелось вдруг нырнуть поглубже.
– Это… мой брат. Дэваль. Он – страж. И он может вам помочь.
– Если помощь заключается в том, чтобы избавить их от твоего присутствия – в любую минуту. В остальном нет, спасибо.
– Сколько у нас времени, прежде чем я забуду, как меня зовут?
Он достал из кармана плаща карманные часы и взглянул на циферблат.
– Час, не больше.
– Идем, надо поговорить без лишних ушей Мортрума. И без лишних глаз. – Я покосилась на Нойдера, рассматривавшего Дэваля как чудо света.
Ко мне он такого интереса не проявлял, я его впечатлила меньше. Стало даже немного обидно.
Мы поднялись по узкой лестнице, ведущей на самый верх скалы, и остановились, стоя над бесконечным темным океаном. Оказалось, до этого Дэваль не видел большой воды, и сейчас, кажется, лишился дара речи, хоть и старался этого не показывать. Но я, посмотрев на него, не смогла отвести взгляд.
Смесь восхищения и грусти во взгляде, отражение воды в ярких голубых глазах, развевающиеся на ветру темные волосы. Он смотрел на воду как завороженный.
И я подумала, что останусь здесь до последних секунд. Пусть Дэв – самовлюбленный, невыносимый, заносчивый и токсичный.
Но и он заслуживает увидеть море.
***
Когда-то давно отец рассказывал об этом мире. Когда они с Даром еще были детьми и не понимали, что такое океан, балеопалы, скалы. Для них это были лишь иномирские слова, иллюстрированные неумелыми картинками магистров в колледже. Лишь много позже Дар, раскрыв талант, сумел нарисовать все места, о которых рассказывали мама, папа, тетя и души.
Но его рисунки не передавали и сотой доли того, что Дэваль чувствовал, стоя у самого края скалы, перед бесконечными темными водами.
Он чувствовал ветер на лице.
Ощущал запах соленой воды, хотя ни разу не чувствовал его прежде.
Слышал ее плеск и шелест, с которым волны бились о скалы.
Видел низкие серые облака, одновременно похожие на тучи Мортрума и совершенно другие.
Хотелось протянуть руку и коснуться воды, но было слишком высоко, да и Селин строго-настрого запретила падать со скал, открывая портал. Дэваль не видел спины балеопалов в толще воды, но знал, что они там. Чувствовал их души.
– Странный мир, – вырвалось у него.
– Красивый, – откликнулась Аида.
Украдкой он посмотрел на часы. Она пробыла здесь слишком долго. Нужно уходить.
– Еще несколько минут, – попросила она. – Я хочу запомнить океан.
– В твоем мире такие есть?
– Да. Есть еще красивее. С белоснежным песком и водой цвета твоих глаз. С подводным миром, таким богатым и ярким, что даже не верится. Есть северные океаны, омывающие ледники. Жаркие и красивые райские уголки. Клочки дикой природы. Говорят, океан таит в себе больше загадок, чем космос.
– Мы могли бы здесь остаться, – вдруг произнес он.
Они сидели прямо на камнях, слишком близко друг к другу из-за размеров скалы. Когда ветер развевал волосы Аиды, их кончики касались его щеки.
– Не могли бы. Мы ведь все забудем.
– И что такого нам хочется помнить?
Она промолчала. Да. Точно. Ей есть что помнить. Отца, эти ее коньки, океан с белым песком и зеленые улицы родного города. Он бы тоже не хотел отказываться от таких воспоминаний.
А вот Аид с его красными скалами и раскаленным воздухом, от которого саднит в груди, он с удовольствием бы забыл. Или тело матери, запертое в клетке. Или ее дух, заточенный в старом сгоревшем доме. Или новый дом, как издевку над прежней жизнью. Или…
– Мы ведь все равно не изменимся. Останемся братом и сестрой. И еще придется есть балеопалов. Через год на такой диете мы и сами станем на них похожи. К тому же мы не знаем, что будет, если тебя съедят. Ты-то перерождаться не умеешь. Вдруг будешь вечно перевариваться в балеопале?
Он фыркнул. Аида поежилась от очередного порыва ветра, но не сдвинулась с места. Она все еще носит его куртку. Ему хочется верить, не только потому, что в Мортруме сложно найти новые вещи.
– Ты посмеешься, если я скажу, будто у меня ощущение, что наш мир какой-то… неправильный? Самаэль говорит, что душам вообще сложно осознать законы иных миров. Что нашей энергии просто не хватает. Но я-то наполовину иная! И… все равно миры кажутся ужасно неправильными! Посмотри на океан, он прекрасен! Но что в этом мире есть кроме него? Они веками живут в бесконечном цикле перерождений! Разве цель миров – не развитие? Не изучение?
– Вельзевул утверждает, что цель – сохранить мир в первозданном виде, жить в гармонии с его законами. По-моему, балеопалы с этим справляются, – пожал плечами Дэваль.
– Да. Наверное. Я просто не могу смириться с тем, что жизнь оказалась не такой, какой я себе представляла. Забудь. Что будем делать с убийцей балеопалов? Расскажем Самаэлю?
– Придется. Он – глава министерства. Угрозы Мортруму должны быть доведены до сведения Повелителя, а он общается лишь с Сэмом.
– Но мы можем… – Аида закусила губу, как обычно делала, когда не была уверена в том, что собирается сказать, – то есть крайне редко. – Можем использовать эту информацию, чтобы ты поговорил с отцом.
– Мне не о чем с ним говорить, – отрезал он, поднимаясь. – Идем, пора возвращаться.
Немного неловко замерзшая до дрожи девушка поднялась и охнула, покачнувшись. Он едва успел поймать ее за плечо и притянуть к себе, чтобы надежно оградить от края.
– Ты мне должна уже столько желаний – я и со счета сбился.
Глава девятая
Дней без прогулов колледжа… ноль.
Наверное, Тордек и другие магистры, на которых взвалили мое обучение, метают дротики в мой портрет – недаром он исчез из мастерской Дара. Заглянув к нему однажды, я спросила, где рисунок, который он начал, когда я только переехала, и парень невнятно промямлил что-то про свою неуклюжесть и открытые банки с красками. Мы договорились как-нибудь порисовать еще, но жизнь бьет ключом и не оставляет времени даже на колледж, не говоря уже о позировании.
В очередной из дней я твердо решила отправиться на учебу, даже несмотря на риск вновь столкнуться с Олив. После того как меня чуть не унесло течением в небытие, от Харона меня тоже открепили и, вероятно, стали думать, что делать с этой неудачницей дальше. Или решали проблему с балеопалами: Самаэль отказался посвящать нас с Дэвалем в подробности, сославшись на чрезвычайно важное дело, которое курирует Повелитель лично. Так что я ощущала некую смесь обиды (как же так, самый важный нос в мире мертвых не пустили в чужое дело) и вины (балеопалам помочь обещала я, а в итоге просто верю, что взрослые разберутся).
Но планы по грызне за гранит науки снова смешал Самаэль.
– Тебя ждет Повелитель.
– Прозвучало так, будто мы в турецком гареме, куда меня продали в рабство.
– Не знаю насчет гарема, но могу всыпать плетей, если хочешь.
– Фу, мистер Сонг, какие фантазии! Вы женатый человек, побойтесь супругу!
– Я после тебя уже ничего не боюсь. Давай быстрее, Вельзевул не любит ждать. У него к тебе важный разговор.
Тут я и разволновалась. Мои разговоры с ним можно пересчитать по пальцам, даже если этих пальцев осталось всего два. В первый раз мы встретились у Предела, куда его сыночек в приступе бессильной злобы отправил меня на идиотском вагончике из старого парка аттракционов. Во второй – после того, как я сорвала оргию, устроила драку и на всех обиделась.
Я даже оделась в форменное платье.
Самаэль загадочно хмыкнул.
– И о чем пойдет речь?
– Понятия не имею. У отца нет привычки согласовывать со мной свои беседы. Полагаю, хочет лично услышать все, что вы с Дэвом рассказали.
Это немного успокоило. На самом деле я боялась одного: вдруг Вельзевул узнал, что происходит у нас с Дэвалем? Что, если сейчас меня окатят презрением, назовут ненормальной и выселят куда-нибудь за пределы города, в палатку у Стикса?
Даже ладошки вспотели, что со мной бывает крайне редко.
Но еще реже я готова признаться в собственной слабости. Поэтому, сделав глубокий вдох, я вошла в кабинет, где прежде еще не бывала. Полагаю, именно им пользовался Вельзевул, но в последнее время нечасто – шкафы, мебель (за исключением кресла перед массивным письменным столом) были покрыты толстым слоем пыли. Из источников света горел лишь камин. Наверное, из-за заточения у Предела хозяин мира мертвых тяжело переносил яркий свет.
Сам Вельзевул сидел за столом, задумчиво устремив взгляд на пляшущие языки пламени. Казалось, он даже не заметил, как мы вошли. И как Самаэль подло оставил меня в одиночестве, бесшумно исчезнув.
– Аида. – Повелитель повернулся. – Садись. Рад тебя видеть.
– Доброе утро, – натянуто улыбнулась я. – Вы хотели поговорить?
– Рад, что ты не пострадала во время… гм… визита к балеопалам. И рад, что благодаря тебе мы узнали о случившемся. Как тебе водный мир?
– Странный. – Я пожала плечами. – Красивый, немного пугающий, но какой-то… неправильный.
– Неправильный?
В голосе Вельзевула послышался интерес.
– Просто мне, выросшей на Земле, странно видеть мир, который не развивается. У нас такая история… вот все ездят на повозках и держат рабов, а через век с небольшим уже летают в космос! А они как жили тысячи лет назад, так и живут сейчас.
– Зато они живут в единении с природой. И не попадают к нам. Именно этого мы и добиваемся на Земле.
– Справедливо.
Мысль о том, что такая жизнь унылая и бессмысленная, я оставила при себе. Очевидно, я многого не понимаю в их концепции идеального существования.