– Тогда пойдем выпьем?
Я покачала головой.
– Не хочу появляться на людях.
– Идем, не бойся. Я отлично отпугиваю излишне назойливых. В министерский бар не пойдем. В Мортруме достаточно мест, чтобы выпить вдали от любопытных глаз.
И мы направились в один из скрытых в укромном уголке города-замка баров. У него не было ни вывески, ни толп посетителей. Я до сих пор так и не исследовала весь Мортрум, предпочитая ходить по улице. И такие тайные уголки казались чем-то волшебным.
Внутри было тесно, но немноголюдно. Небольшое вытянутое помещение вмещало в себя только барную стойку, несколько высоких крошечных столиков с такими же высокими стульями и уже привычную для Мортрума горгулью. На этот раз неподвижную.
– Почему вы так любите горгулий? – спросила я. – Весь город ими напичкан. Некоторые как будто разумные.
– Они не разумны. Это… своего рода искусство. Как картины Дара. Когда магия уничтожала наш мир, в местах, где ее было особенно много, земля превращалась в монолитные глыбы. Они не были похожи на скалы или камни. Когда строили Мортрум, использовали эту породу в строительстве. И один из стражей-иных принялся вырезать разные фигуры по образу и подобию темных душ, виденных им у Предела. Кто-то решил, что это отличный символ города, и горгульи стали появляться на каждом шагу. А потом выяснилось, что напичканный магией материал может обладать разными интересными свойствами… С горгульями-то все понятно, стоят и стоят, никому не вредят, только изредка хулиганят, но силу Вельзевула чувствуют и уважают. А вот с теми участками города, в которых использовался этот камень, возникла проблемка. То лестницы исчезают, то проходы ведут не туда, куда следует. То прорывы нет-нет да случаются… вот так мы и решили, что лучше будем гулять.
– Полезнее для здоровья, – хмыкнула я.
Ну и бардак у них творится.
– Что будешь? Эссенцию?
– Как обычно.
И правда: зачем им другие напитки, если можно получить в точности то, что хочется. Даже если сам не знаешь, что именно. Вот я, например, не знаю. Может, не отказалась бы от колы. Или минералки с мятой и лимоном. Посмотрим, чем удивит эссенция сегодня.
Я заняла один из дальних столиков в углу и с интересом осматривалась. Контингент этого места отличался от привычного бара, где я когда-то (казалось, прошла целая вечность!) отрабатывала провинность, таская коктейли. Вместо стражей и магистров здесь сидели… просто люди? Может, кто-то из компании парней за стойкой и преподавал в колледже, а кто-то ходит в дозоры к Пределу. Две девушки-подруги, весело беседующие за столиком у самого выхода, могли быть проводницами или сотрудницами министерства, которых я даже не замечала. Никто не обращал на нас внимания, не изменился в лице при виде Дэва, как это обычно бывает. На нас всем было плевать.
Ровно до тех пор, пока я не увидела Олив.
– Вы что, издеваетесь?! – выругалась я.
Если это тоже дело рук Дэваля, то сегодня его последний вечер в мире относительно живых. Я в зубах дотащу его до Стикса и там искупаю, если это потребуется.
Повесив плащ на вешалку возле стены, Олив остановилась и обвела взглядом зал, словно кого-то искала. У меня мелькнула мысль быстро юркнуть за барную стойку и пробраться к выходу, но я заставила себя сидеть на месте. Если меня застукают прячущейся от Олив – это будет позор века.
Когда я только оказалась в Мортруме, мне можно было посещать самостоятельно лишь столовые в колледже и министерстве. Двери таких заведений закрывались перед носом у тех, кто не успел заработать авторитет и уважение в местном обществе. Но Олив спокойно разгуливала по городу, не стесняясь баловать себя вечеринками после работы. Интересно, откуда такое уважение в обществе?
Увидев меня, она ехидно ухмыльнулась и направилась прямиком к нашему столику. Надежды на то, что Олив явилась просто выпить после тяжелого дня, растаяли. Она искала меня. Может, даже следила, что определенно снимает часть подозрений с Дэваля.
Я стоически выдержала ее взгляд и мысленно приготовилась к борьбе.
В это же время от барной стойки с двумя бокалами эссенции возвращался Дэваль. Он не смотрел на меня, но увидел Олив и одним выражением лица снял с себя все подозрения. Если бы мне понадобилось описать это выражение, я бы использовала фразу «ты серьезно приперлась сюда именно сейчас?».
А потом Дэваль сделал то, чего я от него никак не ожидала. Он обогнал Олив, встав у нее на пути, и наклонился, чтобы прошептать что-то на ухо. Что-то длинное. И не очень приятное, потому что с лица Олив сошла довольная улыбка.
Она почти с ужасом посмотрела на Дэваля, потом не посмотрела на меня (и я даже не могу представить, что заставило ее забыть о моем присутствии). А потом рванула к выходу, напрочь забыв о плаще, так и оставшемся висеть на крючке.
Я поспешно отвернулась, сделав вид, будто увлечена, рассматривая горгулью. Почему-то не хотелось, чтобы Дэваль знал, что я видела сцену с Олив.
– Спасибо. Что это за место? О нем, судя по всему, мало кто не знает.
– Всего лишь небольшой бар для своих. Что ты улыбаешься?
– Ничего. Просто люблю уютные места.
И когда меня защищают. Неожиданное ощущение.
Я пригубила эссенцию и нахмурилась.
– Что не так? – спросил Дэваль.
– Я не чувствую вкуса. Вообще никакого. Эссенция какая-то странная.
Взяв у меня бокал, он сделал глоток и задумчиво на меня посмотрел.
– Просто ты ничего сейчас не хочешь. Даже интересно почему.
***
Кажется, мы вышли из бара далеко за полночь. Во всяком случае, большинство столиков уже опустело. Пить безвкусную эссенцию мне не хотелось, поэтому я знатно развлеклась, пробуя весь ассортимент местных напитков. По всему выходило, что алкоголь на Земле интереснее и разнообразнее. А здесь все напитки – как будто мы не в мире, где души после смерти пытаются избежать страшнейшей участи, а в книге, где, чтобы не попасть на плашку «18+» из-за пьющих героев, автора заставили выдумать фэнтезийные коктейли. И с задачей он, мягко говоря, не справился. Из приличного одна эссенция, и та с непредсказуемыми вкусовыми качествами.
Но было весело. Особенно когда я попробовала странную серебристую жижу – это оказалось нечто похожее на ряженку со вкусом жженых орехов. Ряженку я любила, папа часто покупал ее в русском магазине, а вот орехи ненавидела всеми фибрами души: они застревали в зубах и падали в желудок неперевариваемым кирпичом. Поэтому сочетание этих продуктов я восприняла как личное оскорбление.
Улицы Мортрума в этой части опустели. Где-то в центре наверняка еще теплилась жизнь, народ тусовался и общался, но в этой части все замерло. Мне не хотелось идти домой, почему-то казалось, стоит переступить порог особняка, как магия, спасшая вечер, рассеется. И наступят мрачные будни.
– Как выглядит Виртрум? – спросила я, вспомнив, что суд над Харриетом и Шарлоттой стремительно близится.
– Город в небе. Что-то типа скал, в которых живут балеопалы, но парящих над Стиксом. На скалах – замок, похожий на Мортрум. В Виртруме живут только судьи и их помощники. У стражей есть допуск на сопровождение, но без душ вход туда закрыт. Поэтому тебе нужна Ева. Раньше она была главой судей.
– А потом ушла?
– Ага, – коротко ответил Дэваль, и мой план ненавязчиво проверить историю Риджа провалился.
Не сговариваясь, мы остановились у перил набережной. Я, задрав голову, рассматривала небо в бессмысленной надежде увидеть хоть одну маленькую звездочку.
– Решила, на чью сторону встанешь на суде?
– Нет. Не знаю. Неправильно заставлять выбирать, в их истории нет злодея и героя. Это всего лишь две запутавшиеся души.
– Аргумент красивый, но вряд ли он впечатлит судей. Придется выбрать.
– Знаю. Но буду оттягивать этот момент так долго, как смогу.
– Ты давно не каталась.
– Стикс давно не замерзал. У Самаэля нет времени на то, чтобы замораживать для меня лед.
– Не только Сэм так умеет.
Обернувшись, я увидела стремительно замерзающий Стикс. Прямо на наших глазах река покрывалась корочкой льда, разрисованной морозными узорами.
– У меня нет коньков.
– Хорошо, что я захватил.
Он показал куда-то вдаль, где у спуска к воде виднелись прислоненные к перилам коньки. Я попыталась вспомнить, как не заметила их в руках Дэваля, пока мы шли, и поняла, что их не было!
– Ты что, оставил здесь коньки без присмотра?!
– За ними присматривал я! – раздалось откуда-то снизу.
Перегнувшись через перила, мы увидели на льду Дара. Неуклюже переставляя ноги, он пытался делать «фонарики», которые я показывала в прошлый раз. И выглядел совершенно безмятежно счастливым.
– Вы что, все в этом участвовали?! И где ваш старшенький? Сидит в кустах и ждет, что мы начнем драться?
– Нет, он назвал нас придурками и сказал, что не будет участвовать в глупой затее. А еще – что ты откусишь нам головы и он даже не станет тебя наказывать.
– Ого! Исторический момент! Жаль, что он будет все отрицать.
– Так ты будешь кататься? Или я зря с этим, – он кивнул на лед, – возился.
Буду ли я кататься? Да это риторический вопрос!
Дар сдулся быстро, уже через полчаса запросил пощады, выполз со льда и отправился восвояси. Наверное, ему было скучно со мной. Я сегодня не была настроена работать тренером. Мне хотелось снова испытать ощущения скорости, свободы, скольжения.
И порисоваться – чего уж там – тоже хотелось.
Я знала – почти чувствовала, – что Дэваль внимательно наблюдает. И, наверное, так не держала линии даже в лучшие сезоны в карьере. Если бы тренеры видели, с какой легкостью я захожу в прыжки и вращения, они смахнули бы скупую слезу гордости за ученицу, раскрывшую таки талант.
Ни с чем не сравнимый звук, с которым лезвие рассекает лед, напоминал о счастливом времени, когда второе место казалось трагедией, а все мечты сводились к олимпийским кольцам и мировым турнирам.
Когда я в себе это потеряла? Когда перестала быть девочкой, прыгающей сальхов с вытянутыми к небу руками? Когда в последний раз чувствовала, как внутри все замирает от восторга в миг, в котором вращение набирает обороты? Когда ты ловишь этот баланс, точку равновесия – и физика все делает сама, поймав начальный импульс?