Но руководство «Единства», как и их заокеанские спонсоры, не рассчитывало одержать победу в открытом бою. Главное было сделано — Россия втянута в войну, ее солдаты льют кровь, страна несет огромные расходы, отнюдь не идущие на пользу экономике.
«Единство» перешло к привычной тактике партизанской войны. Только в этот раз — совместив ее с открытым противостоянием. Охваченный войной Таджикистан стал сплошной зоной боевых действий. У исламистов было много сторонников в правительстве страны, много боевиков ждали сигнала в тылу.
И теперь, когда Россия ввела свой контингент, час «X» настал. Одновременно перешли к активным действиям подпольные группы. Бросив поломанную технику, ушли в горы бойцы разбитых бригад. Там их ждали подготовленные базы, склады с оружием, продовольствием, медикаментами, амуницией, одеждой. Другие бригады, сведенные в полки и батальоны, продолжали оказывать очаговое сопротивление.
Поднялся дикий вой «мировой общественности». «Единство» и прикормленные Америкой исламские партии и движения объявили священную войну России. В Афганистан и Таджикистан начали стекаться тысячи волонтеров, наемников, боевиков террористических организаций. Их вели доллары, золото, щедрые посулы и мечта любого бандита — целая страна, отданная на разграбление. А также туманные намеки на то, что пограбить они смогут не только эту страну.
Ситуация осложнялась с каждым днем. Русские войска вынуждены были воевать на два фронта — с отрядами и частями «Единства» и с сидящими в тылу их сторонниками. Правильнее было бы сказать, что фронта как такового не стало. С любой стороны могла прилететь пуля, снаряд или мина.
Между тем в самой России вновь начали поднимать головы мусульманские радикалы. Чечня, Ингушетия, Дагестан, Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия. От митингов и воззваний инициаторы волнений могли в любой момент перейти к терактам. Кое-где госбезопасность фиксировала сборы небольших вооруженных отрядов и групп.
Китай и Индия помочь России не могли. Там тоже подняли головы мусульманские организации, дело дошло до прямых столкновений. Казахстан с трудом сдерживал своих мусульман. Да и несколько его батальонов кардинально изменить обстановку были не в силах.
В мире нарастала истерия по поводу агрессии России, ее вмешательства во внутренние дела другой страны. О том, что между этими государствами были заключены соответствующие договоры, никто не вспоминал.
Между тем оппозиционная партия Таджикистана готовила силовое устранение правительства страны. Уже были выбраны новые премьер-министр, министр безопасности, ряд других чиновников.
В случае успеха новая власть могла потребовать от русских немедленного вывода войск. И тогда Таджикистан становился бы плацдармом для дальнейшего похода на север.
А в соседних Туркменистане и Узбекистане были готовы к открытому выступлению местные филиалы «Единства». И в Мазари-Шарифе уже накапливались силы для броска к Ашхабаду и Самарканду.
В Москве все это видели. И накал страстей в донельзя исламизированной Европе, и открытую поддержку реваншистов на Ближнем Востоке, и нарастание напряженности в своей стране. Генштаб отмечал усиление сопротивления противника в Таджикистане. Постоянное прибытие помощи «Единству» извне, пополнение оружием, боеприпасами, деньгами. Все это ставило в сложное положение экспедиционный корпус и весь контингент.
Ситуация явно выходила из-под контроля. Наращивать военную мощь в Таджикистане нельзя — туда и так стянуто много сил, дальнейшее увеличение ослабит оборону России.
Уходить тоже нельзя — Таджикистан превратится в рассадник экстремизма. И аванпост США. Уж те-то обязательно втащат туда свои ракеты.
Ситуация критическая. Следовало немедленно принимать решение. Пока еще можно было что-то принять…
Чего стоили российскому президенту следующие двадцать четыре часа, представить не мог никто. Разве что Кеннеди и Хрущев, готовые в далеком шестьдесят втором начать третью мировую.
На следующее утро правительство России сделало заявление, в котором потребовало от «Единства» немедленного прекращения боевых действий и отвода своих сил за границу Таджикистана. На выполнение требования давалось сорок восемь часов. В случае невыполнения Москва оставляла за собой право на любые действия.
Конечно, заявление было адресовано не «Единству», а США и их союзникам. Довольно прозрачный намек на то, что Россия готова применить нечто более весомое и серьезное, чем авиацию и сухопутные войска.
В другой ситуации намек, может быть, и восприняли бы должным образом. Но сейчас, ослепленные близкой возможностью раз и навсегда покончить с восточным гигантом американцы, англичане и их союзники по НАТО не приняли слова российского президента всерьез. Обошлись стандартным заявлением о недопустимости подобных угроз.
Зашевелились они только когда разведка донесла о приведении в состояние повышенной готовности русской системы ядерных сил. Но было уже поздно.
Утром тридцатого сентября двадцать третьего года Россией был нанесен удар четырьмя ракетами с тактическими ядерными зарядами. Три из них накрыли базы и лагеря «Единства» на территории Афганистана в двухстах — двухстах пятидесяти километрах от границы с Таджикистаном. А четвертый уничтожил временную базу на самой границе.
Все цели были настолько хорошо защищены, что иными средствами достать их было просто невозможно. Но ядерные ракеты свое дело сделали. Почти одновременно с этим оперативно-тактическими ракетами и авиацией стратегического назначения были нанесены бомбоштурмовые удары по другим целям. А потом началось масштабное наступление русских.
Штурмовые роты и батальоны экспедиционного корпуса высаживались на головы уцелевших боевиков, на остатки разгромленных лагерей и баз, на разбитые штабы. Занимали ключевые позиции, захватывали районы, дороги, мосты, оседлывали пути отхода.
Затянутые в новейшие ОЗК, изнывающие от жары и пота, злые и разъяренные бойцы передовых отрядов выкашивали уцелевших боевиков без пощады.
Эффект от проведенной акции русских был большим, чем результат самих ядерных ударов. Мир содрогнулся. США и союзники были в шоке, вдруг разом осознав, что русские способны на гораздо большее, чем от них ждали.
Еще больший шок был у исламистов. Одновременная гибель тысяч бойцов, потеря боевой техники, десятков тонн оружия, боеприпасов, запасов топлива, продовольствия настолько подорвали дух «радетелей мировой победы ислама», что ни о каком дальнейшем сопротивлении не могло идти и речи.
Фронт рухнул разом. Уцелевшие боевики спешно отходили в Афганистан, бросая оружие и технику. Те, кто действовал в глубине Таджикистана, вынуждены были обороняться до последнего. Вновь прибывшие в Афганистан наемники тут же теряли боевой пыл и уезжали прочь.
Более того, мусульманские восстания в Китае и Индии разом утихли. Боевые отряды распались, лидеры уходили в подполье, кто-то успел выехать за границу. Так же незаметно сникли радикалы Узбекистана и Туркмении.
Весь мир ощутил, что русские перешли от слов к делу. И что теперь, перейдя черту, они пойдут и дальше. Ведь кроме четырех ракет, у них есть еще много чего. Шахтного и мобильного наземного базирования. Морского надводного и подводного, воздушного и вроде бы как космического.
Вдруг как-то разом всем захотелось мира. Видимо, потому что поняли, что можно потерять вообще все.
Обыватели Америки и Европы сразу представили, что может и не быть больше пикников на природе в уик-энд. Не будет футбольных и баскетбольных матчей. И отпуска на Багамских островах, в Майами, в Египте, Таиланде, Карибах тоже не будет. Ибо полторы-две тысячи носителей с ядерной начинкой превратят планету в необитаемый шарик. Донельзя насыщенный радиацией.
Мировое сообщество внезапно прозрело. Мигом осудило реваншистские и агрессивные настроения движения «Единство», запретило его, признало незаконным. Могучий финансовый поток иссяк. Наемники попрятались. Лидеры движения кто погиб, кто исчез.
США резко сменили курс и вновь начали улыбаться русским. Улыбка, правда, выходила похожей на оскал, но оскал растерянный, испуганный.
И вот уже шесть лет на Земле царит мир. Трудолюбиво поддерживаемый всеми. Берегли его и лелеяли с какой-то надрывной старательностью, демонстративностью.
…Тогда, шесть лет назад, Мерро пережил настоящий ужас. Страх потерять все — капиталы, семью, жизнь. Он вдруг отчетливо понял, что его деньги, немалые по любым меркам, ничего не значат по сравнению с планами огромных могучих государств, с их намерениями и стремлениями. Богатый бизнесмен — малозаметная фигура, пешка на игровой доске, где правят короли и ферзи мировой элиты.
Мерро понимал, что наступивший мир — только пауза, затишье. Что Америка не отказалась и никогда не откажется от притязаний на трон мирового хозяина. И что рано или поздно война вспыхнет вновь.
А Мерро хотел жить. И жить хорошо. Современная медицина практически гарантировала сто двадцать лет жизни, причем не в виде дряхлой развалины, а вполне нормальным, полным сил человеком.
Ему тогда было сорок пять. И он хотел как минимум еще лет семьдесят наслаждаться плодами своего труда.
Мерро начал искать выход из этого замкнутого круга. И продолжал работать. Его финансовые дела шли в гору. Журнал «Форбс» оценивал его капиталы в десять миллиардов долларов. Новые проекты приносили хорошую прибыль, вложения окупались.
Сперва он обратил внимание на идею создания обитаемой космической станции. Новая разработка европейских ученых предусматривала построение автономной системы жизнеобеспечения, рассчитанной на весьма долгое существование — в пределах трех-пяти веков. Предлагалось построить огромный комплекс, включавший в себя жилой, технический, регенерационный, спортивно-оздоровительный и обеспечивающий сектора. Такой комплекс мог вместить до полутора сотен человек.
Идея была неплоха, хотя Мерро не очень-то прельщала перспектива провести остаток дней на орбите или в глубине космоса. Но как вариант проект подходил.