Приветствую майора и тут же озадачиваю. Нам нужны восемь грузовиков. Четыре в наркомат обороны и четыре в Кремль.
— Можно и по два. Тогда сделают два рейса.
Текучка, одним словом.
— У нас есть машины, — говорит гражданский начальник в кепке. — Четыре грузовика.
Внимательно на него смотрю. Это удобно. Ребята с бронепоезда погрузят, разгрузят и вернутся. В глазах кепчатого ожидание.
— Неучтёнка у нас же есть? — смотрю на Сашу, тот кивает и показывает блокнот.
— Ящик трофейных сигарет и ящик шнапса, — эти ребята такому будут только рады. По лицу вижу, что не хватает закуски.
— Наше сало с квашеной капустой вкуснее. Ладно, Саша, добавь ящик с говяжьими консервами.
Начальник вокзала сияет, а мне не жалко. Я бы каждому советскому гражданину по ящику с трофейными продуктами дал. О тылах тоже надо заботиться, они день и ночь работают на нас.
— Тогда сообщаю в наркомат, что сейчас прибудут грузовики от генерала Павлова, — майор получает согласие и под моим одобрительным взглядом рысцой уносится в здание.
— Через час! — кричит вдогонку начальник военному коменданту. И поясняет:
— Бронепоезд отведём на грузовую ветку, оттуда будем разгружаться. Там же он и отстоится. А для личного состава у нас гостиница небольшая есть.
Все эти хлопоты отнимают два с лишним часа. От гостиницы мы отказались, бронепоезд для бойцов — дом на колёсах, всё на месте и всё своё. Только санитарными услугами попользуются и столовой.
А генерал Павлов, то есть, я, со свитой отправились в гостиницу и ресторан. Надо отдохнуть перед совещанием. Замечаю, что есть во мне, пятизвёздном генерале (на петлицах генерала армии РККА пять звёзд, — примечание от автора) что-то от простого рядового. Если есть возможность поспать — надо добросовестно придавить подушку. Вот мы пообедали в ресторане, сгоняли в наркомат и в номер. До девяти вечера я абсолютно свободен, но в город не пойду. Прохода не будет, популярный стал, как Киркоров… какой-такой, нахрен, Киркоров⁈ Где-то в глубине сознания заходится от хохота старый пень Кирилл Арсеньевич.
23 октября, четверг, время 21:35.
Москва, Кремль.
До меня очередь доходит после Кузнецова и Жукова. Доклады они делают бодренькие, дела у них действительно идут на лад. Справедливости для, надо сказать, что грубо авторитарные методы Жукова тоже дают какой-то положительный эффект. По слухам подчинённые боятся его больше, чем немцев, и носятся, как ошпаренные. Если бы ещё он сам понимал больше, совсем было бы хорошо.
От субъективизма избавиться очень трудно и возможно я не прав, считая, что качественный уровень командования СевЗапфронтом выше. Ведь там моя команда работает. Чтобы убедиться, прав я или нет, надо подробный и вдумчивый анализ всех действий устраивать. Но мне лениво. Да и ни к чему.
Несмотря на бравурно оптимистический тон сообщений моих соседей сравнительно со мной дела у них идут ни шатко, ни валко. Скучновато по сравнению с моим фронтом. Как лениво пускающее пузыри варево рядом с кипящим и плюющимся во все стороны котлом.
— Чем похвастается товарищ Павлов? — вождь глядит на меня с лёгкой ехидцей.
— Да вы всё сами знаете, товарищ Сталин. И остальные товарищи тоже в курсе, я думаю.
— Ми знаем. Нам интересно, что ви скажете…
Выхожу к карте, как невыучивший урок двоечник. Надо как-то выкручиваться. Ща придумаю!
— Стратегический расчёт на то, чтобы втянуть фон Бока в изнурительные городские бои в Минске, истощить его боевой потенциал, а затем разбить, полностью оправдался, — вожу указкой по карте. — Тактически мы не всего добились, но на то есть причины.
Кто-то скептически хмыкает. Невозмутимо продолжаю.
— Нам удалось очень многое. Не всё, но многое. Во-первых, фон Бок затратил на продвижение к Минску месяц. Я повторяю, товарищи, месяц! Естественно, он нёс серьёзные потери…
— Вы тоже несли, товарищ генерал, — это Тимошенко голос подаёт. Обижается, небось, что вождь хочет подвинуть его с места наркома в мою пользу. Не, формально он давно его подвинул, нарком обороны сейчас Иосиф Виссарионович, но какие-то бразды первый зам. наркома ещё держит.
— Само собой. Примерно равные потери с обеих сторон, с небольшим перевесом в нашу пользу. Но это, не считая итогов. Не считая пленных и множества трофеев. И хочу напомнить: наш мобилизационный потенциал в два раза выше, чем у немцев со всеми их союзниками. Поэтому мы можем позволить себе соотношение потерь один к одному.
Перевожу дух и продолжаю.
— Честно признаюсь, товарищи, я понимал, что время поджимает и торопил Никитина с отступлением…
По кабинету проносятся недоумённые шёпотки. Сталин еле заметно и хитренько улыбается.
— Вот только заставить Никитина, как и его армию, торопиться с отступлением стоило больших и почти безрезультатных трудов. Поэтому мы выбились из запланированного графика.
— Какого графика, товарищ Павлов? — это вождь интересуется. Акцент полностью исчезает, что является хорошим признаком.
— Графика основных этапов стратегического плана по уничтожению танковых групп Гота и Гудериана. А заодно и всей группы армий «Центр» фон Бока.
Масштаб моего замаха производит огромное впечатление. В кабинете устанавливается звенящая тишина. А что не так? План такой, действительно, существовал. Я о нём не трепался на каждом шагу, но он существовал. По большей части в моей голове, конечно. Самый лучший способ сохранить тайну. Тишину разрушает шорох и лёгкое похрустывание табака, который Сталин принимается набивать в свою трубку.
— Ещё один промах… хотя, товарищи, не уверен, что это промах, тут думать надо. Дело в том, что как только мы взяли в кольцо 56-ой моторизованный корпус у Даугавпилса, фон Бок мгновенно всё понял. Всё поняли и Гот с Гудерианом, пытавшиеся взять Минск в клещи. Они тут же отпрыгнули к Вильнюсу. Быстроходный Гудериан быстроходно ушёл к Паневежису на соединение с группой армий «Север». Мы просто не успели поймать его за хвост…
В кабинете оживление, раздаётся пара смешков.
— Ещё успела выскочить из окружения мотодивизия СС «Мёртвая голова». Просто она ближе всех была к границе окружения. Мы потом добили её в Каунасе.
— Вильнюс это не страшно. Конфигурация наших войск позволила и его взять в полукольцо, — предупреждаю вопрос Сталина и остальных. — Там густые леса с множеством мелких речушек и болотц. Продираться сквозь них долго и трудно. Мы опять не успели…
— Что-то вы всё время не успеваете, — бурчит Тимошенко.
— Немецкая армия до сих пор мобильнее нашей. Немецкая дивизия в среднем имеет автомобилей больше в полтора-два раза, чем советская. Это сказывается. Машина ездит быстрее, чем ходит пехотинец. К тому же взятие Каунаса подстегнуло их ещё сильнее.
После паузы продолжаю.
— Надо отдать должное немецким генералам. Быстро понимают сложившуюся обстановку, принимают самые верные решения. Действия Гота были безупречны. Скрытно, ночью он перебросил войска из Вильнюсского урочища в Каунасский лес. Кроме точности его действий ему помогла погода. С началом затяжных дождей авиация с обеих сторон вышла из игры. Вот когда сказалась неторопливость Никитина. Всего на несколько дней раньше и Гот не смог бы вырваться из Каунасского леса. Да даже из Вильнюсского. А так… распутица не позволила быстро подтянуть тяжёлые вооружения, чтобы перекрыть участок Каунас — Ионава.
— Но Готу позволила, — замечает Сталин. — Он же перебрасывал танки и вооружения с одного края леса на другой.
— Перебрасывал. В лесу распутица не так сказывается и быстро загатить дорогу можно. Деревья под рукой, народу много…
— По итогу, товарищи, получилось так: Гот организовал отвлекающую атаку на Каунас, сразу после неё легко смял слабый заслон, навёл понтонную переправуи перебросил почти весь личный состав на тот берег. Филигранно точно провёл операцию, на расстоянии буквально ста метров больше максимальной дальности нашей дальнобойной артиллерии. Переправившись, рванул на всей возможной скорости. Тут бы накрыть его авиацией, но…
— Обвёл вас Гот вокруг пальца, — замечает Мехлис.
— Я бы так не сказал. Гот — умный и расчётливый генерал, это правда. Но и военное счастье было на его стороне.
О том, что я намеренно отдал инициативу Никитину, не занимаясь окружением Гота самолично, умалчиваю.
— К тому же этот прорыв им дорого обошёлся. Гот лишился всех танков, я повторяю: всех! За исключением, может быть, нескольких, совсем лёгких Т-I и T-II. Кроме того, оставил всю тяжёлую артиллерию. Переправить на тот берег он смог только лёгкие полевые пушки. По итогу можно сказать так: танковой группы больше не существует, все эти танковые и моторизованные дивизии превратились в чисто пехотные.
— А как вы, товарищ Павлов, планировали разделаться с группой Гота? — Сталин вместе с вопросом выпускает клуб пахучего дыма. Тоже захотелось курить.
— Да очень просто, товарищ Сталин, — пожимаю плечами. — Я же говорю, военное счастье повернулось лицом к Готу. Мне нужно было всего полдня ясной или частично ясной погоды. И тогда я бы сжёг всю группировку Гота вместе с Каунасским лесом. Зажигательных бомб у меня хватило бы. Я ж говорю, нам с погодой сильно не повезло.
В кабинете повисает мёртвое молчание. У всех генералов и маршалов ошарашенный вид. А что, так тоже можно? — читается на их лицах.
— Что вы так смотрите, товарищи? Я понимаю, белочек и зайчиков жалко, но… — опять пожимаю плечами.
Вдруг раздаётся смешок. За ним другой, осторожный. Сталин не даёт отмашки, просто смеётся, за ним начинают веселиться все. Завершаю свой доклад напоминанием.
— Говоря о том, что Гот провёл успешную операцию, не забывайте, товарищи, что операция эта не наступательная, а отступательная. Коротко говоря, он от нас успешно удрал.
Окончание главы 3.
Глава 4Банный день
Принято зав. Особым сектором ВКП(б) Поскрёбышевым А. Н. — 23 октября 1941 года
Служебная записка председателю ГКО СССР от 22 октября 1941 года.