Ребята подтверждают, что им всё понятно и принимаются за работу. Финские позиции, по большей части неудачно, накрывают бомбовые и ракетные разрывы. Не сплошной полосой, парни работают по очереди, набираясь навыков. Зенитки либо скромничают, либо их вообще нет. Это понятно, у нас тоже штатные зенитки на передовой не всегда бывают.
— Что? Ничего? — вопрошаю наблюдателя. Мотает головой. А время уходит, скоро совсем стемнеет. Тут два времени суток: короткое — светлые сумерки, длинное — глухая ночь. Ночью авиация летать не любит.
Ещё через полчаса уходим на посадку. Сегодня снова не дождались немецко-финских асов.
На земле работы хоть отбавляй. Проследить, чтобы лётчики провели разбор полётов, курсанты-корректировщики позанимались с Борькой и Яковым. После ужина неторопливо совещаюсь с комкором (генерал-майор Морозов Степан Ильич) и комдивом-122 (полковник Мещеряков Николай Николаевич**)
— Товарищи военачальники, мне надоело ждать, — прихлёбываю горячий чай. Мы на окраине Мурманска в штабном подвале. Корпусной штаб здесь.
— Не понимаю, что происходит, — разводит руками полковник. — Каждый день ведь раньше летали…
— Возможно, разгром Плоешти… это нефтеносный район в Румынии, — поясняю для тех, кто не в курсе, — сказался. Топлива стало не хватать.
А что? Должно же как-то отозваться отсутствие поставок из Румынии. Ещё мои генералы должны потоптаться крупнокалиберными бомбами по военным предприятиям Германии. По всяким авиазаводам. Согласно утверждённому графику и спискам.
Вытаскиваю папиросину, с наслаждением закуриваю. С курением стараюсь себя придерживать, а иногда приходится воздерживаться. В самолёте, к примеру, строго воспрещено. Даже маршалам.
— Завтра сделаем так. У тебя же найдётся рота Т-34? — Мещеряков кивает. — С утра начнём артподготовку и до её завершения предпримем танковую атаку при поддержке пехоты. Все разбитые сегодня батареи они не смогут заменить. Да ничего не успеют заменить. За пехотой пусть сапёры идут, что-то наверняка подрывать придётся…
Комдив подзывает начальника связи, разведки и прочих нужных департаментов. На столе расстилается карта. Начинается обычная командирская работа. К завтрашнему авиационному дежурству добавляем наземную операцию. Многого не жду, но взлом первой линии обороны практически неизбежен. Надо наметить рубежи и направление атаки, с утра двое моих ребят дадут установочные данные… стоп, а чего тянуть?
Отсылаю за ними Сашу.
— Выдвижение танков начнём до конца артподготовки, а когда она завершится, за ними и под прикрытием их огня пойдёт пехота…
— Артиллерия своих не накроет? — комдив сомневается.
— Ты же видел сегодняшнюю стрельбу? Риск минимален, танки не будут заходить в зону естественного разлёта. Это метров сто пятьдесят, не больше. Скорее, пятьдесят, так что пусть танки подходят и с сотни метров давят все огневые точки.
Приходят парни, Борис с Яковым. Почти мгновенно дают установки на все цели. Комкор с комдивом глядят уважительно и даже с долей недоверия.
— На вторую линию обороны уже сверху данные дадим, — рву паузу, — как она проявится. Рабочие и резервные частоты те же самые.
— А почему восьмая батарея не отвечала? — вдруг спрашивает Борис. Взгляды всех концентрируются на комдиве. Тот смущённо откашливается.
— Радиостанция не работала. Сейчас всё в порядке.
30 декабря, вторник, время 11:20
Воздушный КП маршала Павлова, небо над 122-ой дивизией.
— Товарищ маршал! Авиагруппа с запада в количестве примерно тридцати машин! Расстояние двадцать километров!
Есть! Дождались!
— Сигнал «Сирена»! Продублировать сообщение наблюдателя! — это я связисту.
Проснулись наконец-то! На земле доблестный комдив Мещеряков уже давит с помощью моей козырной пары вторую линию обороны. Вся дивизия приходит в движение, смещаясь на запад.
Всё прошло, как по маслу. С учётом неизбежности, конечно. Пару раз промахнулись, несколько раз приходилось концентрировать огонь корпусной артиллерии на особо защищённых точках. Применяли и дымовые завесы, отлично работающие при таком слабом освещении. Про потери на земле уточню. Навскидку они не велики. Вижу только пару подбитых танков, но они не горят, вокруг них суетятся. Скорее всего, просто «разули».
Через три-четыре минуты подлетевшие юнкерсы разворачиваются для атаки.
— Стрелкам! В гондолах! Шуганите их! — так-то не стоило бы себя обнаруживать, но оставить своих без поддержки? Не поймут. А наша авиагруппа подоспеет не раньше, чем через пару минут.
Туда одновременно срываются Борька с Яшкой. Вот засранцы! Притормозил бы их, да с подзатыльниками, но пока в небе «юнкерсы» артиллерии себя лучше не обнаруживать.
Якобы передать приказ самого маршала, но чует моё сердце, отклянчат у стрелков немного пострелять. Мальчишки! Лётчики меж тем разворачиваются с лёгким снижением. Для удобства стрелков. Краем глаза замечаю, как испуганно шарахаются «лаптёжники» от трассеров, сам высматриваю своих. Ага, вот они! Двумя этажами, как договаривались. Внизу И-16, вверху МиГи. Новых Яков у них нет ещё. Их больше, восьмёрка Мигов и тридцать два И-16 против двадцати юнкерсов и восьмёрки мессеров.
Восьмёрка ишачков устремляется к «лаптёжникам», остальные блокируют мессеров. Начинается воздушный бой. Нам это уже не интересно. Парни возвращаются в общий салон. Работы для них уже нет, танки резвятся на второй линии обороны. Третья есть? Никаких признаков.
Впрочем, Яшка, пользуясь дальнобойностью пары самых близких батарей, посылает на головы отступающих фиников осколочно-фугасные подарки.
Самая главная работа начинается после воздушного боя, в результате которого на земле горят или валяются кучей обломков четыре И-16, один Миг и семь юнкерсов. Ещё один мессер ушёл в родные пенаты со снижением. Так себе результат, мои ребята на Западном фронте дали бы прикурить по-настоящему.
— Давай за ними, — командую лётчикам. Тэбэшка разворачивается в нужную сторону.
По скорости мы уступаем, но высота позволяет держать в поле зрения ретирующиеся мессеры очень долго. Хм-м, не слишком долго. «Хромающий» мессер свалился таки в лес, выбросив парашютный купол.
— Всё, я их не вижу, — наблюдатель со вздохом отнимает от глаз бинокль. Виновато косится на меня.
— Зафиксируй направление. На карте.
— А вы ребята, — это я уже лётчикам, — развернитесь строго на сто восемьдесят градусов. Курс тоже запомните. Если промахнёмся мимо Мурманска, сориентируетесь?
Лётчики кивают, пряча от высокого начальства снисходительность во взгляде. Да, не знаю подробно, как приборы лётные работают и чо?
Вечером в штабе дивизии.
Лица комдива и его штабных светятся. Не подобно сверхновой звезде, — всё-таки пять самолётов потеряли, — но всё-таки. Взломали финскую оборону, по итогу продвинулись на десяток километров, и останавливаться дивизия пока не собирается. Останавливать её финики должны, а они что-то замешкались.
— Продвижение как проходит? Трудности есть?
На мой вопрос комдив отвечает:
— Нет. Потери единичные, всё делаем, как вы сказали. Ставим артиллерию, основная колонна продвигается вслед за авангардом и боковыми охранениями, стволы «ёлочкой». При подходе к границе дальности стрельбы артиллерии в арьергарде колонна останавливается. Поджидает артиллерию.
Всё правильно. Всё, да не всё.
— Делаете по правильной схеме, но подумать никогда не мешает. Финны не могли среагировать мгновенно, поэтому в первый день надо рвать вперёд на максимальной скорости. В определённых точках, на попутных высотках, ставить опорные пункты от взвода до роты размером. С пулемётами, лёгкими миномётами и полевыми пушками.
— Возможно, ещё не поздно, — добавляю, подумав. — Но это вы уже сами думайте.
— Рискнуть? — комдив переглядывается со своим начштаба.
— Это вы уже сами решайте. Я бы рискнул. Но только про авиаразведку не забывайте. В колонне должен быть мобильный КП. С радиостанцией. Есть такое?
А как без него? — сначала всем лицом, а затем и словами подтверждает комдив.
— А вот у меня не получилось задуманное, — жалуюсь на жизнь. Ещё в самолёте все вели себя тихо, понимали, что поставленная задача не решена. Понятное дело, радости этот факт не приносит.
— Так и не вычислил, с какого аэродрома мессеры прилетели… — пододвигаю карту и, сверяясь с записями, обозначаю направление, в котором удалились мессершмитты.
— Так они на аэродром Лаансбрук*** улетели! — уверенно заявляет начштаба и показывает карандашом точку на карте.
Они знают⁈ Не удерживаю на лице огромного удивления.
— Не понял. Если вы знаете местонахождение аэродрома, почему он до сих пор работает?
Внимательно выслушиваю. Во-первых, далеко, двести километров по прямой. Во-вторых, у них своя служба наблюдения и отслеживания. Когда наши летят, у фиников достаточно времени поднять свои истребители. С ограниченным запасом топлива, в меньшинстве, нашим истребителям ничего хорошего не светит. Бомбардировщикам, слабым СБ, тем более.
В-третьих, зенитное прикрытие наготове. В-четвёртых, бомберы при необходимости успевают отогнать на ещё более дальние аэродромы.
— Давайте отработаем план, как можно их всё-таки достать, — меня зацепило, и соскочить мне уже трудно. — Если на земле есть наблюдательные посты, то в море их наверняка нет. Или есть?
— На берегу могут быть…
— Тогда воздушная эскадра пойдёт морем на удалении от берега на низкой высоте. Там их и радары не возьмут.
С этим решили. А вот следующие мои слова поражают всех до глубины души. После первого шока глядят на меня с нескрываемым уважением. Они до такого не додумались. На то я и маршал, хе-хе. Откровенно говоря, давно замышляю нечто подобное, так что мне слабенького толчка в виде мысли, — а почему немцы не могут до такого додуматься? — хватает.
Ещё одно серьёзное возражение, сложность ночных полётов, сумели обойти. Да, придумали как.
Уже глубоким вечером, когда план вчерне проработан, откидываюсь на спинку стула.