– Что мне нужно, не твоя забота.
– Да хватит уже дуться, – примиряющим голосом произнес Потапов. – Говорю же, дело есть. Отобьешь половину из своих двух тысяч.
– Штуку отдать хочешь? – Хустов, у которого больше месяца ни цента в руках не было, оживился. – Что за дело?
– Заинтересовался? То-то. Дело пустяковое, а платят хорошо. Значит, ты в деле?
– Сначала скажи, что за дело.
– Человеку одному помочь нужно, – ушел от прямого ответа Потапов. – Подъедем на пару часов, получим бабки и разбежимся.
– Один не справишься? – осторожничал Хустов, не слишком доверяя новоявленному другу.
– Стал бы я тебе половину калыма отдавать, если бы один мог справиться. – Потапов нетерпеливо переминался с ноги на ногу. – Слушай, не хочешь подзаработать, так и скажи. Я другого найду.
Потапов развернулся и пошел к машине. Хустов с полминуты раздумывал, затем окликнул Потапова.
– Стой. Я поеду, – крикнул он. – Жди, сейчас Милли скажу и вернусь.
Хустов вернулся в дом, быстро переговорил с Милли, надел куртку и вышел на улицу. Потапов ждал его в машине. Хустов занял место рядом с водителем, Потапов завел двигатель, и машина тронулась.
– Далеко ехать? – задал вопрос Хустов.
– Не очень, – ответил Потапов.
Дальше какое-то время ехали молча. Потапов смотрел прямо перед собой, Хустов стал думать о деньгах, вернее о том, что сможет сделать с той тысячей долларов, которую посулил ему Потапов. Занятие так его увлекло, что он не сразу сообразил, что машина остановилась. Подняв глаза на Потапова, Хустов похолодел, так напугало его выражение лица приятеля.
– Что происходит? – онемевшими губами прошептал Хустов.
– Прости, друг, – только и успел произнести Потапов.
В ту же минуту дверь со стороны пассажирского сиденья открылась, Хустова схватили за плечи и вытянули из машины. Двое парней быстро связали его по рукам и ногам, затолкали в рот кляп, завязали платком глаза и куда-то поволокли. От неожиданности Хустов даже не сопротивлялся. Что произошло непоправимое, до него дошло только тогда, когда его бросили в машину, взревел двигатель и машина покатила в неизвестном направлении.
– Я ничего не знаю! У меня ничего нет! Я требую справедливого суда!
– Никакого суда для тебя не будет, и ты это прекрасно знаешь. Прекращай кобениться, в твоих интересах начать сотрудничать, иначе то, что происходит сейчас, покажется тебе раем. Не доводи до крайности, Хустов. Поверь, если мы передадим тебя властям, ты сам будешь молить о смерти.
Шесть часов подряд Геннадия Хустова допрашивали в подвале дома на Висконсин-роуд. Шесть часов он твердил одно и то же: ничего не знаю, никакой пленки не брал, ни в чем не виновен. За это время с ним успели пообщаться все члены группы «Дон», но ни одному из них не удалось разговорить Хустова. К четырем часам вечера они так и не узнали, где Хустов хранит оставшуюся часть микропленки и на какой день у него назначена встреча с Джейсоном Тейлором. Устав от бесплодных попыток добиться желаемого, группа в полном составе собралась на кухне.
– Что будем делать, командир? – прервал молчание майор Дубко.
– Представления не имею, – честно признался Богданов. – Не пытать же его, в самом деле?
– Может, и придется, – выдержав паузу, высказал общую мысль Коля Дорохин. – Время поджимает, а он, похоже, настроен решительно.
– Нет, это не вариант, – возразил майор Дубко. – Мы с вами не по этой части, да и вряд ли пытки помогут. Тут нужен совсем другой подход.
– Какой другой? – Казанец озабоченно покачал головой. – Мы все перепробовали, осталось только, как в дешевых гангстерских фильмах, начать ему ногти выдергивать или пальцы по одному отрубать.
– Кнут мы испробовали, – заметил Дубко. – Возможно, пришло время попробовать пряник?
– Да какой же ты ему пряник предложишь? Полную амнистию разве что, – высказался Казанец. – Только кто в здравом уме в такое поверит?
– Быть может, и поверит, – поддержал Дубко Богданов. – Пойду, попытаю счастья.
– Что ты собираешься ему пообещать? – спросил Казанец.
– Там видно будет, – неопределенно ответил Богданов и вышел из комнаты.
Он спустился в подвал, отомкнул замок комнаты, в которой сидел Хустов, и вошел внутрь. Хустов сидел в углу на потертой диванной подушке, обхватив колени руками и опустив голову вниз. При появлении Богданова он даже не шелохнулся. Богданов оперся о противоположную стену спиной, достал из кармана пачку сигарет и, прикурив, выпустил дым из ноздрей. Почувствовав запах табака, Хустов вздрогнул. «Решил, буду бычками его жечь, – с горечью подумал Богданов. – Да, нелестная репутация у сотрудников КГБ».
– Ты куришь? – обратился Богданов к Хустову.
– Нет. – Хустов поднял голову.
– И правильно. А я вот лет пять собираюсь бросить, да все никак.
– От дурных привычек сложно избавляться, – заметил Хустов.
– Согласен. – Богданов снова затянулся.
– Дадите сигаретку?
Вопрос Хустова прозвучал неожиданно, особенно после его заявления, что он не курит, но Богданов не стал акцентировать на этом внимание. Впервые с того самого момента, как Хустова доставили в подвал, он заговорил о чем-то нейтральном.
– Решил попробовать? – Богданов вытянул из пачки вторую сигарету.
– Почему бы и нет? Жить мне все равно недолго осталось, так что рак мне не грозит, – невесело пошутил Хустов.
– Тоже верно, – не стал спорить Богданов.
Он прикурил вторую сигарету, подошел к Хустову ближе:
– Держи. Сильно не затягивайся, а то голова закружится с непривычки.
Хустов взял сигарету, затянулся, закашлялся и снова затянулся. Некоторое время они молча курили. Хустов время от времени начинал кашлять, но упорно продолжал затягиваться дымом.
– И как? – спросил Богданов.
– Гадость редкостная, – делая очередную затяжку, ответил Хустов.
– Гадость, не гадость, а затягивает, – заметил Богданов и снова замолчал.
Так прошло еще пять минут. Хустов потушил сигарету о стену, Богданов затоптал свой бычок ботинком. Помолчали еще.
– Чего вы хотите? – не выдержав, задал вопрос Хустов.
– Ты знаешь, что, – просто ответил Богданов. – Вопрос в том, чего хочешь ты.
– Я жить хочу, – выдержав паузу, произнес Хустов.
– Не в моей компетенции, – честно признался Богданов.
– А в чьей? Вашего начальника?
– Верно.
– Тогда скажите ему, что я отдам пленку в обмен на жизнь, – заявил Хустов.
– Тебе все равно придется ее отдать. Рано или поздно. Но даже в случае, если ты ее не отдашь, она все равно не попадет в руки американского правительства, – заметил Богданов. – Ты здесь, отпускать тебя мы не собираемся, так что встреча с Тейлором не состоится и пленка останется в том месте, где ты ее спрятал, до скончания века.
– Что, если я поручил кому-то отправить ее в американское посольство на тот случай, если не выйду на связь?
– Нет у тебя такого человека, Гена. Мы это знаем, и ты это знаешь. – Богданов прикурил новую сигарету. – У тебя вообще никаких вариантов не осталось.
– Хреново.
– Согласен.
Снова помолчали. Богданов наблюдал за Хустовым и видел, что со времени последнего допроса в нем что-то изменилось. «Совсем скоро он сломается, – понял подполковник. – Теперь он не уверен, что изначально выбрал правильную позицию. Сожалеет о том, что сразу не пошел на мировую, считает, что сейчас это делать поздно, вот и ломается».
– Что мне делать? – Хустов поднял на Богданова взгляд, полный отчаяния.
– Что я могу тебе ответить, Гена? – печально произнес Богданов. – Дел ты натворил таких, что и за всю жизнь не расхлебать.
– Но ведь что-то можно сделать?
– Есть один вариант, – начал Богданов. – Нам нужно, чтобы ты встретился с Тейлором и отдал ему вторую часть пленки. Если ты нам поможешь, добровольно и без выкрутасов, я попытаюсь договориться, чтобы тебе сохранили жизнь. Об амнистии речь не идет, помилования тебе ждать не стоит.
– Зачем вы хотите отдать пленку Тейлору? – удивился Хустов.
– Это будет не совсем та пленка, – не стал юлить Богданов. – Это будет особая пленка.
– Для вброса дезинформации? – догадался Хустов.
– Все верно.
– И за это вы сохраните мне жизнь?
– Я попытаюсь договориться с начальником, чтобы он сохранил тебе жизнь. – Богданов решил не приукрашивать реальность, так как видел, что Хустов готов пойти на сделку, и не желал испортить налаживающиеся отношения нереальными обещаниями.
На этот раз молчание длилось больше десяти минут, но в итоге Хустов согласился.
– Ладно, я отдам вам пленку и встречусь с Тейлором.
– Где она? – не затягивая допрос, спросил Богданов.
– В доме Милли есть сарай. Раньше в нем держали скотину. Невысокое строение под черепичной крышей, – начал Хустов. – Как зайдешь, три шага влево, там дощатая стена немного отходит от основания. Там я спрятал вторую часть пленки.
– На какой день назначена встреча с Тейлором? – задал новый вопрос Богданов.
– Он не назначил встречу, – признался Хустов. – Дал номер телефона. В пятницу после трех часов дня я должен позвонить ему, и он назначит место и время. Если его друг договорится насчет суммы, я отдам пленку. Это все.
Богданов вышел, не сказав ни слова. Он вернулся на кухню и передал содержание беседы с Хустовым.
– Юра, едешь в дом Милли, проникаешь в сарай и забираешь пленку. Везешь ее в дом миссис Коулстон. Смита я предупрежу. Он позаботится об изготовлении дубликата.
– Что будем делать с Хустовым? – спросил Дорохин.
– Пока подождем. Завтра он должен связаться с Тейлором по телефону, так мы узнаем, согласны ли в АНБ на его условия и где планируется передача информации. До этого времени я свяжусь с управлением и получу дальнейшие указания, – ответил Богданов. – Коля, как думаешь, Потапов не станет совать нос в это дело?
– Нет, товарищ подполковник, не будет! Он так напуган, что готов всю кровь из себя выкачать и нам отдать. Информация из Центра пришлась как нельзя кстати. Сегодня, когда я его выловил и заявил, что меня прислали из Москвы, он чуть не заплакал. Сразу начал причитать, что всегда готов работать на КГБ, что его исчезновени