“Я мог бы догадаться, что ты это скажешь”, - заметил Рэнс. “Черт возьми, я знал, что ты собираешься это сказать. Но сейчас это не помогает, понимаешь?”
Пенни уперла руки в бедра и сердито выдохнула облако дыма. “Ладно, красавчик, ты такой чертовски умный, ты продолжаешь придумывать причины, по которым мы не можем сделать то, то или другое — что, по-твоему, мы должны делать?”
“Если бы у меня были мои друзья, я бы вернулся в Штаты”, - медленно произнес Ауэрбах. "Меня ждет небольшая пенсия, и…”
Пенни рассмеялась резким, презрительным смехом. “О, да. Адская жизнь была у тебя там, в прошлом. Ты просто держал пари, что так оно и было, Рэнс.”
Его уши горели. У него была эта жалкая маленькая квартирка в Форт-Уэрте, и он там напивался до смерти дюйм за дюймом. Для возбуждения он спускался в зал ветеранов и играл в покер с другими ребятами, которые остались разбитыми, но не совсем мертвыми. Все они слышали истории друг друга бесконечное количество раз: достаточно часто, чтобы сохранять невозмутимое выражение лица, притворяясь, что верят самым пикантным частям лжи, которую рассказывали другие ребята.
Если бы он вернулся, то снова попал бы в ту же колею. Он знал это. Так он жил долгое время. В жизни с Пенни Саммерс было очень много всего, но колеи — никогда. Возможно, американские горки — Господи, конечно, американские горки, — но не колея.
“Таити просто не будет прежним", ” печально сказал он. “Что бы ни случилось, все будет по-другому. И наше золото не растянется так далеко, как мы надеялись”. Там, в Кейптауне, его чуть не убили из-за этого золота. Но этого было недостаточно, независимо от того, сколько крови было пролито из-за этого.
“Что же тогда остается?” — сказала Пенни. “Англия слишком близка к нацистам, чтобы чувствовать себя комфортно, и в Канаде бизнес ведут те же люди, что и в США”.
Он обвиняюще ткнул в нее пальцем. “Я знаю, в чем дело. Ты хочешь вернуться во Францию, и тебе наплевать, насколько это глупо.”
В кои-то веки он поймал Пенни без резкого ответа, из чего сделал вывод, что был абсолютно прав. Его девушка снова рассмеялась, на этот раз печально. “Если бы ты был моложе и глупее, я бы затащил тебя в постель, и к тому времени, как я закончу, ты бы поклялся, что вернуться туда было твоей идеей”.
“Если бы я был моложе и глупее, я был бы намного счастливее. Либо так, либо мертв, один.” Рэнс допил последнее пиво из бутылки. “Ты все равно хочешь затащить меня в постель? Кто знает, каким тупым я буду потом?”
Пенни потянулась к задней части шеи и расстегнула короткий топ, который был на ней надет. Она стянула свои белые льняные шорты, отбросила их в сторону и стояла там голая. Ее тело очень мало поддавалось времени. “Почему, черт возьми, нет?” — сказала она. “Иди сюда, парень”.
Потом они лежали бок о бок, потные и сытые. Ауэрбах лениво протянул руку и ущипнул ее за сосок. “Какого черта", ” сказал он. “Ты уговорил меня на это”. “Как насчет этого?” Пенни ответила. “И мне даже не нужно было ничего говорить. Я не должна знать, какая я убедительная девушка.”
Это заставило Рэнса рассмеяться. “Каждая женщина, когда-либо рожденная, убедительна таким образом, если ей хочется это использовать. Конечно, — он увидел, как Пенни помрачнела, и поспешил исправить свои слова, — некоторые более убедительны, чем другие.”
Облака рассеялись. Пенни стала практичной: “У нас не должно возникнуть особых проблем с въездом во Францию, и наши документы, вероятно, не должны быть слишком хорошими. Французам потребуется некоторое время, чтобы понять, что они должны делать. Мы должны совершить настоящее убийство.”
“Потрясающе", ” сказал Рэнс. “Как только мы это сделаем, мы сможем уехать на Таити”. Пенни ткнула его под ребра, и он решил, что заслужил это.
Феллесс была совершенно счастлива оставить отложенные ею яйца — вторую кладку от спаривания в стиле джинджер — в местной инкубационной комнате. Она надеялась, что скоро сама сможет покинуть новый город на Аравийском полуострове. По своему обыкновению, она не скрывала, на что надеется.
Один из местных жителей сказал: “Вы могли бы остаться в Марселе. Это, по крайней мере, заставило бы тебя замолчать, когда там взорвалась бомба.”
“Кто испортил твое яйцо?” — возразил Феллесс. “Бомба, разорвавшаяся здесь, была бы лучшим, что могло случиться с этим местом”.
Это заставило всех местных жителей в багажном магазине, где Феллесс пыталась найти что-то, что ей понравилось, зашипеть с насмешкой. Ей было все равно. Насколько она понимала, новый город был не чем иным, как маленьким городком на Родине, выброшенным на поверхность Тосев-3. Его мужчины и женщины, безусловно, показались ей провинциальными и клановыми. Им не следовало этого делать; они пришли бы со всего родного мира Расы. Но всего несколько лет на Тосеве 3 объединили их против мира за пределами их поселения.
Один из них сказал: “Вы не знаете, о чем говорите. Недалеко отсюда разорвалось несколько бомб. Мой друг был прав. Одна из этих бомб должна была разорваться на тебе. — Его хвост задрожал от ярости.
Его подруга, женщина, добавила: “Посмотри на ее раскраску для тела. Она занимается исследованиями Больших Уродов. Это должно означать, что они ей нравятся. И если симпатия к Большим Уродцам не доказывает, что она сумасшедшая, то что тогда?”
Мужчины и женщины громко заговорили в знак согласия. Знакомство с тосевитами породило в Феллессе только презрение к ним. Однако этим представителям Расы она не хотела в этом признаваться. Она сказала: “Они здесь. Их больше, чем мы думали, и они знают больше, чем мы думали. Нам приходится иметь дело с ними такими, какие они есть, к несчастью.”
“Мы должны избавиться от них всех, как мы избавились от дойче”, - сказал мужчина. “Тогда мы могли бы превратить этот мир во что-то стоящее”.
“Не все немецкие истребители уничтожены", — сказал Феллесс. “И они избавились от слишком многих из нас. Как долго вы боялись, что этот город подвергнется нападению со стороны взрывоопасных металлических бомб, как это было с вашими соседями?”
“Если вам так нравятся Большие Уроды, добро пожаловать к ним”, - сердито сказала женщина.
Вот они снова обвиняют Феллесс в чем-то, в чем она решительно не виновата. Со всем достоинством, на какое была способна, она сказала: “Раз ты меня не слушаешь, какой смысл мне вообще с тобой разговаривать?” Она вышла, сопровождаемая насмешками местных жителей.
Здание, в котором ее поселили, было настолько переполнено, что в нем было всего несколько компьютерных терминалов, а не по одному на каждого мужчину и женщину Расы. Ей пришлось встать в очередь, чтобы получить свои собственные электронные сообщения и отправить их остальным участникам Гонки на Tosev 3. И, постояв в очереди, она обнаружила, что сообщения, ожидающие ее, не стоят того, чтобы их получать.
Она только что разочарованно отвернулась, когда установленный на потолке громкоговоритель позвал ее по имени: “Старший научный сотрудник Феллесс! Старший научный сотрудник Феллесс! Немедленно явитесь в кабинет руководителя подразделения!”
Кипя от злости, Феллесс ушел. Если бы один из местных идиотов пожаловался на нее из-за ссоры, кто-нибудь обязательно услышал бы об этом. У нее было полное намерение быть громкой и несносной в своем опровержении. Когда она позвонила в дверь, менеджер открыл ее. “Что теперь?” — огрызнулся Феллесс.
“Превосходящая женщина, вам здесь звонят. Звонивший не хотел направлять его в общежитие, но отправил сюда в целях конфиденциальности”, - ответил менеджер.
"ой." Часть гнева Феллесса испарилась. Неохотно она сказала: “Я благодарю вас”.
“Вот телефон”. Руководитель подразделения указал пальцем. “Я надеюсь, что новости хорошие для тебя, превосходная женщина”.
Когда Феллесс увидела, кто ждал ее на экране, ее глазные башенки удивленно дернулись. “Посол Веффани!” — воскликнула она. “Я приветствую вас, высокочтимый сэр. Я понятия не имела, что ты… — Она замолчала.
“Разве вы не общались лично с духами Императоров прошлого?” — предположил Веффани. “Когда Раса бомбила Нюрнберг, я думал, что так и будет, но убежище, которое мы построили, оказалось лучше, чем убежище немецкого не-императора. Если вы думаете, что это разочаровало меня, вы ошибаетесь. Конечно, мы также изо всех сил старались избавиться от него, чем от меня — или, во всяком случае, я надеюсь, что так оно и было.”
“Я рада видеть вас в добром здравии, господин начальник”, - сказала Феллесс, хотя ей не было бы слишком грустно узнать, что Веффани погиб на войне. Он был строгим мужчиной и строго наказал ее за употребление имбиря. И все же лицемерие смазывало колеса социального взаимодействия. “Каковы ваши нынешние обязанности? Вы все еще посол в рейхе?”
Веффани сделал отрицательный жест рукой. “Военный комиссар будет иметь дело с Deutsche на неопределенное будущее. Однако, поскольку у меня есть значительный опыт работы в северо-западном регионе основной континентальной массы, я был назначен послом в недавно воссозданную не-империю Франции.”
“Поздравляю, превосходящий сэр", — сказал Феллесс с явной неискренностью.
“Я благодарю вас. Вы так добры.” Веффани и сам многое знал о вопиющей неискренности. Он продолжил: “И с вашим собственным опытом работы в Рейхе и во Франции вы стали бы ценным дополнением к моей команде здесь. Я подал заявку на ваши услуги, и она была принята.”
Феллесс знала, что ей следовало бы прийти в ярость от такого бесцеремонного обращения. Так или иначе, она не была такой. Во всяком случае, она испытала облегчение. “Я благодарю вас, высокочтимый сэр", ” сказала она. “Сделать что-то полезное для Расы будет облегчением, особенно после заключения в этом центре для беженцев и среди провинциалов, которые составляют основную часть местного населения”.
“Знаете, старший научный сотрудник, я надеялся, что вы скажете что-то подобное", — сказал ей Веффани. “Ты талантливая женщина. Вы проделали хорошую работу. Я собираюсь дать вам только одно предупреждение".