Лю Хань знал, что обещание Народно-освободительной армии тоже будет написано на ветру. Этого она тоже не признала бы. Она сказала: “Мы показали, что можем захватывать и править обширными территориями. Мы не держим других там, где мы все еще можем помешать вам. Возможно, вам лучше отказаться от этой земли. Ты не можешь его удержать".
“Мы можем. Мы так и сделаем.” Чешуйчатый дьявол еще раз выразительно кашлянул. “Вы думаете, что мы не готовы к долгой борьбе. Я здесь, чтобы сказать вам, что мы будем бороться до тех пор, пока это окажется необходимым. Если мы уступим вам здесь сейчас, то позже нам придется уступить другим тосевитам в другом месте. Это означало бы гибель Империи в этом мире. Этого не должно быть".
"Ты понимаешь, что потеряешь лицо", — подумал Лю Хань. Вы понимаете, что один этот камень вызовет лавину. Очень часто маленькие чешуйчатые дьяволы были наивны в отношении того, как работают люди. Не здесь, к несчастью. Здесь они понимали это слишком хорошо. Лю Хань пожалел, что они этого не сделали. Она сказала: “Возможно, удастся заключить еще одну сделку”.
“Я слушаю", ” ответил Релхост.
“Вы видели, что мы будем силой на земле еще долгое время”, - сказал Лю Хань. “Дайте нам долю в управлении Китаем. Вполне возможно, что вы могли бы контролировать иностранные дела. Но мы можем участвовать в управлении землей".
Но Релхост снова сказал: “Нет”. Он произнес это так же без колебаний, как и раньше. Он продолжал: “Вы хотите, чтобы мы признали, что у вас есть какое-то законное право быть частью правительства Китая. Мы никогда этого не сделаем. Эта земля наша, и мы намерены сохранить ее”. “Тогда борьба будет продолжаться", — предупредил Лю Хань.
”Правда", — сказал Релхост. “Борьба будет продолжаться. Она будет продолжаться, и мы ее выиграем. Вам было бы лучше принять это сейчас и жить в пределах Империи. Вы могли бы стать ценными партнерами в этом деле".
“Партнеры?” — сардонически спросила Лю Хань. “Партнеры равны. Вы только что сказали, что мы не можем быть равными.”
“Значит, ценные предметы”. Релхост казался сердитым из-за того, что она указала на противоречие.
“Мы не должны быть подданными на нашей собственной земле”, - сказал Лю Хань. “Мы не будем подданными на нашей собственной земле. Вот почему борьба продолжается. Вот почему это будет продолжаться".
“Мы победим”, - сказал маленький чешуйчатый дьявол.
Может быть, он был прав. Лю Хань все еще верила в историческую диалектику, но меньше, чем в молодости. И у чешуйчатых дьяволов была своя собственная идеология исторической неизбежности, которая поддерживала их. Они верили в то, что делали, так же сильно, как Народно-освободительная армия верила в свою миссию.
“Я отправлю вас обратно на вашу сторону под охраной”, - сказал маленький чешуйчатый дьявол, который был генералом. “Война будет продолжаться. Мы никогда не согласимся на вашу независимость. Мы никогда не согласимся на вашу автономию".
“Ты никогда не победишь нас”. Лю Хань уже не в первый раз задавалась вопросом, проживет ли она достаточно долго, чтобы выяснить, права ли она.
Квик, посол Расы в Советском Союзе, был в худшем настроении, чем обычно. “Вот, товарищ Генеральный секретарь”, - сказал он Вячеславу Молотову через своего польского переводчика, который, как обычно, казался довольным собой. “Я настаиваю, чтобы вы изучили эти фотографии”.
Молотов надел очки для чтения и посмотрел на них. “Я вижу несколько взрывов", — сказал он. “Ну и что?”
“Этот караван был перехвачен с воздуха как раз на китайской стороне границы с СССР”, - сказал Квик. “Эти взрывы, которые вы достаточно великодушны, чтобы заметить, доказывают, что он перевозил боеприпасы — очень большое количество боеприпасов”.
“Ну и что?” — повторил Молотов. “Китайцы восстают против вас. Почему удивительно, что они используют большое количество боеприпасов?”
“Судя по всему, что мы видели, китайцы неспособны производить многие из этих боеприпасов для себя", — сказал Квик. “Это приводит нас к выводу, что их поставляет Советский Союз”.
“У вас нет никаких доказательств этого”, - сказал Молотов. “Я отрицаю это, как я отрицал это всякий раз, когда вы выдвигали это обвинение".
”Эти фотографии доказывают…" — начала Ящерица.
“Ничего", ” вмешался Молотов. “Если они были сняты на китайской стороне — вашей стороне — границы, они ничего не доказывают о том, что делает моя страна”.
“Где еще бандиты и повстанцы в Китае могли изобрести такое современное оружие?” — сказал посол Ящериц. “Они не могут сделать это оружие для себя. Караван с оружием был перехвачен недалеко от границы СССР. Неужели вы всерьез ожидаете, что Раса хотя бы на мгновение поверит, что Советский Союз не имеет к ним никакого отношения?”
“Было ли какое-либо из этих видов оружия советского производства?” — спросил Молотов с некоторой опаской, потому что всегда существовала вероятность того, что Красная Армия, в своем рвении вооружить Народно-освободительную армию, могла проигнорировать его приказ о такой ошибке и добавить советское оружие к полученному от Рейха.
Но Квик сказал: “Нет. Они были сделаны немцами и американцами".
Молотов был уверен, что его облегчение не проявилось. Ничто не проявлялось, если он этого не хотел, а он никогда этого не хотел. И, собственно говоря, в последнее время СССР поставлял китайцам не так уж много американского оружия. Приятно знать, что мы действительно ни в чем не виноваты, подумал он. Это делает мои протесты еще более убедительными.
Он сказал: “В таком случае вам было бы лучше поговорить с немцами и американцами, не так ли, вместо того, чтобы выдвигать эти возмутительные ложные обвинения против миролюбивых рабочих и крестьян Советского Союза".
“Мы не обязательно считаем их ложными”, - сказал Квик. “Раса понимает, что далеко не невозможно получить оружие у нации, которая его изготовила, а затем передать его бандитам, которые поддерживают вашу идеологию”.
“На основании этой презумпции вы выдвинули эти провокационные обвинения против Советского Союза”, - сказал Молотов. “Принимая во внимание нестабильное состояние мира в прошлом году, не думаете ли вы, что было бы разумно избегать провокаций?”
“Тебе не кажется, что было бы разумнее не провоцировать нас?” — ответила Ящерица.
“Как я неоднократно говорил вам, я отрицаю, что мы делали что-либо подобное, и совершенно очевидно, что у вас нет никаких доказательств какой-либо вины с нашей стороны”, - сказал Молотов. Если бы у Расы было хоть какое-то такое доказательство, жизнь стала бы интереснее, чем он действительно хотел иметь дело. Он продолжал: “Вы могли бы также спросить о японцах, у которых были свои собственные империалистические амбиции в Китае до того, как Раса пришла на Землю”.
“Мы так и делаем”, - ответил Квик. “Но они отрицают какую-либо причастность к поддержке этих бандитов, которые, как они точно указывают, идеологически связаны с СССР, а не с Японией”.
“Они вполне могли бы поддержать их в любом случае, просто ради того, чтобы доставить вам неприятности”, - ответил Молотов. “Неужели эта концепция никогда не приходила вам в голову?”
“До того, как мы пришли на Тосев-3, этого, вероятно, не было бы”, - сказал Квик. “Вы, тосевиты, преподали нам несколько интересных уроков об использовании двуличия. Если сейчас мы менее доверчивы, чем были сразу после прибытия, винить вам следует только самих себя”.
В этом, без сомнения, было много правды. Но это не имело никакого отношения к текущему бизнесу. “У вас было доказательство против немцев, — сказал Молотов, — лучшее доказательство из всех: они напали на вас. У вас были доказательства против американцев из-за перебежчика. С доказательствами война становится оправданной. Угрожать войной без доказательств — безрассудство. Я настаиваю, чтобы вы передали мой самый решительный протест командующему флотом. Я требую официальных извинений от Гонки за эти необоснованные и необоснованные обвинения в адрес Советского Союза. Мы не сделали ничего, чтобы заслужить их”.
В его голосе звучала ярость, даже страсть. Квик заговорил на языке Ящериц. Переводчик казался подавленным, когда переводил: “Я передам вашу настойчивость и ваше требование командиру флота. Я не могу предсказать, как он отреагирует”.
Извинения, конечно, не стоили бы Атвару ничего, кроме гордости. Иногда это имело очень большое значение для Ящериц. Иногда казалось, что это вообще не имеет значения. Таким образом, они были менее предсказуемы, чем люди.
Но затем Квик продолжил: “Возможно, у нас нет доказательств того рода, которые вы описываете, товарищ Генеральный секретарь. Однако, несмотря на ваши протесты и ваше бахвальство, вы никогда не должны забывать, что у нас действительно есть множество косвенных доказательств, связывающих СССР с этим оружием. Если доказательства когда-нибудь станут более чем косвенными, Советский Союз заплатит высокую цену — и тем тяжелее будет наказать вас за ваш обман”.
“Как вы должны знать, миролюбивые рабочие и крестьяне Советского Союза готовы защищаться от империалистической агрессии со стороны любых врагов”, - ответил Молотов, снова подавляя неприятный укол страха. “Поколение назад мы учили этому и нацистов, и Расу. Наши средства защиты сейчас более грозны, чем были тогда. И точно так же, как мы были готовы стоять плечом к плечу с Соединенными Штатами, вы можете разумно ожидать, что США также будут стоять плечом к плечу с нами”.
Он понятия не имел, могли ли Ящерицы разумно ожидать чего-либо подобного. Гарольд Стассен будет действовать в том, что, по его мнению, отвечает интересам его нации, а Молотов плохо понимал это. Он также понятия не имел, будет ли Стассен переизбран в 1968 году; политические писатели в Соединенных Штатах, казалось, сомневались в его перспективах. Но Квик не мог с готовностью опровергнуть его утверждение.
И это, казалось, потрясло Ящерицу. На самом деле это потрясло его гораздо сильнее, чем предполагал Молотов. Квик сказал: “Вы сказали нам, чтобы мы не лезли не в свое дело в наших отношениях с вами. А теперь я советую вам не лезть не в свое дело в отношении наших отношений с Соединенными Штатами. С твоей стороны было бы мудро прислушаться и повиноваться.”