“Конечно. Продолжай”, - сказал он ей, и она изложила суть своих бесед с Томалссом и свои опасения по поводу того, чему училась Раса. Когда она закончила, Ауэрбах сказал: “Мир был бы лучше, если бы все проблемы были такими маленькими”.
“Спасибо”, - снова сказала Моник, на этот раз по-французски: глубокий вздох благодарности. Она чувствовала себя так, словно он был священником, который только что дал ей отпущение грехов и очень легкую епитимью после особенно грязной исповеди. “Ты даже не представляешь, как сильно ты меня там успокоил. Я хочу иметь возможность видеть себя в зеркале, не дрогнув".
Это вызвало долгое молчание. Наконец Ауэрбах снова заговорил по-английски:
"Да. Не так ли, как все мы?” Моник вдруг задалась вопросом, была ли она единственной, чья совесть беспокоила ее.
18
“Да, полковник Вебстер", ” говорил отец Джонатана Йигера в телефонную трубку. “Я думаю, что с нами все будет в порядке, если мы будем сохранять хладнокровие. Мы должны оставаться твердыми там, но мы не можем быть настойчивыми в этом, иначе мы заставим их нервничать. Мое профессиональное мнение таково, что все бы пожалели, если бы это случилось”. Он послушал мгновение, затем сказал: “Хорошо, сэр, я тоже изложу это в письменном виде для вас”, - и повесил трубку.
“Опять проблемы с двигателями на скалах в поясе астероидов?” — спросил Джонатан.
Его отец кивнул. “Еще бы. Они не могут винить меня за это, поэтому вместо этого спрашивают моего совета”. Смешок Сэма Йигера показался Джонатану кислым. “Черт возьми, сынок, я даже не знал, что это происходит, хотя должен тебе сказать, что у меня были подозрения с тех пор, как этот большой метеорит врезался в Марс”.
“А у тебя есть?” Джонатан приподнял бровь. “Ты никогда ничего не говорил об этом мне — или маме, насколько я знаю”.
“Нет”. Его отец покачал головой. “Нет особого смысла говорить о подозрениях, когда ты не знаешь наверняка. В последний раз, когда я возвращался в Литл-Рок, я действительно спрашивал об этом президента Стассена”. “А ты?” То, что его отец был в состоянии задавать вопросы президенту Соединенных Штатов, все еще иногда приводило Джонатана в замешательство. “Что он тебе сказал?”
“Не так уж много”. Его отец выглядел мрачным. “Я действительно не ожидал, что он это сделает. Он, наверное, боялся, что я побегу к Ящерам со всем, что услышу. Это чушь, но это чушь, с которой я застряну на всю оставшуюся жизнь”.
“Это нечестно!” — воскликнул Джонатан с готовым юношеским негодованием.
“Наверное, нет, но я застрял с этим, как я уже сказал”. Его отец пожал плечами. “Я мог бы продолжить и поговорить о том, каким уроком это должно быть для вас, и о том, что вы всегда должны следить за своей репутацией, несмотря ни на что. Но если бы я это сделал, ты бы, наверное, огляделся в поисках чего-нибудь, чем можно было бы ударить меня по голове.”
“Да, наверное", ” согласился Джонатан. “Ты не так уж плох в том, что касается лекций, но…”
“Большое спасибо”, - вмешался его отец. “Чертовски большое спасибо”.
Джонатан ухмыльнулся ему. “В любое старое время, папа”. Но ухмылка с трудом удерживалась на его лице. “Что собираются делать Ящеры там, в поясе астероидов? Если они попытаются что-нибудь предпринять, будем ли мы бороться с ними?”
“Это как я сказал Эду Вебстеру: если мы ничего не сделаем, чтобы заставить их нервничать, я думаю, мы сможем переждать бурю", — ответил его отец. “Но я также думаю, что они должны думать, что мы будем бороться, если они действительно попытаются что-то там сделать. В большинстве случаев тебе не придется драться, если ты покажешь, что готов к этому в крайнем случае”.
“Если бы мы действительно боролись в Гонке, мы бы проиграли, не так ли?” — спросил Джонатан.
“Сейчас? Конечно, мы бы сделали то же самое, что и прошлым летом, — ответил его отец. “Но дело не в этом, или это только часть дела. Другая часть заключается в том, как сильно мы причиним им боль, если упадем, раскачиваясь. Им не нравится то, что нацисты сделали с ними, и мы сделали бы больше и хуже”. Он вздохнул. “Если бы их исходящий зонд не заметил, как загорелась наша ракета, мы могли бы занять гораздо более сильную позицию в поясе астероидов до того, как началась Гонка”.
Прочное положение в поясе астероидов было для Джонатана чем-то менее важным. “Как ты думаешь, будет война или нет?” он спросил. “Вся идея борьбы с Гонкой кажется мне такой пустой тратой всего стоящего…”
“Я знаю, что это так”, - медленно сказал его отец. “Так кажется многим детям вашего поколения. Однако я вам кое-что скажу: когда Ящеры впервые пришли на Землю, они расстреляли поезд, в котором я ехал, и я пошел добровольцем в армию, как только добрался до города, куда они меня забрали. Как и Матт Дэниелс, мой менеджер, и тогда ему было примерно столько же лет, сколько мне сейчас. Они забрали и нас обоих тоже. Они даже не моргнули. Вот как все было в те дни".
Джонатан знал, что в те дни все было именно так. Он попытался представить это, попытался и почувствовал, что терпит неудачу. Немного запинаясь, он сказал: “Но на самом деле Гонка не так уж плоха. Ты знаешь, что это правда, папа.”
“Теперь я знаю, что это правда”, - сказал Сэм Йигер. “Тогда я этого не знал. Тогда этого никто не знал. Все, что мы знали, это то, что Ящерицы появились из ниоткуда и начали выбивать из нас все дерьмо. И если бы мы — и красные, и нацисты, и британцы, и японцы — не сражались как безумные ублюдки, Ящеры завоевали бы весь мир, и вы и ваши приятели не смотрели бы на них со стороны и не думали, какие они горячие. Вы бы смотрели на них снизу вверх, и у вас не было бы возможности выбраться из-под них".
"Ладно. Хорошо.” Джонатан не ожидал такой речи. Может быть, его отец тоже не ожидал, что его сделают, потому что он выглядел немного удивленным самим собой. Джонатан продолжал: “Я понимаю, что ты говоришь, честно. Однако мне все кажется по-другому. Я не могу притворяться, что они этого не делают.”
“Я знаю, что они это делают”. Смех его отца был печальным. “Вы принимаете Гонку, космические корабли, бомбы из взрывчатого металла и вычислительные машины как должное. Для вас они — часть пейзажа. Ты не старый дурак, который помнит дни до того, как они сюда попали.”
”Нет, не я." Джонатан покачал головой. Старые времена, как сказал папа, подумал он, а потом плохие старые времена. Тогда люди многого не знали.
Теперь его отец был тем, кто сказал: “Хорошо. Ты не можешь не быть молодым, так же как я не могу не быть… не так уж чертовски молод.” Он провел рукой по волосам, которые действительно начали редеть на макушке. Но даже если бы он не был так молод, даже если бы он начинал лысеть, в его глазах все равно мог появиться озорной огонек. “Конечно, если бы не Ящерицы, тебя бы здесь вообще не было, потому что я никогда бы не встретил твою мать, если бы они не пришли”.
"я знаю. Ты уже говорил мне это раньше. Мне не нравится думать об этом". Джонатану вообще не нравилось думать об этом. Представлять свое собственное существование в зависимости от прихоти судьбы было неудобно. Неудобно? Черт возьми, это было совершенно ужасно. Насколько он мог судить, он всегда был здесь и всегда будет здесь. Всему, что сотрясало такие устои, нельзя было доверять.
“О чем тебе нравится думать?” — лукаво спросил его отец. “Может быть, твоя свадьба? Или твоя брачная ночь?”
“Папа!” В голосе Джонатана прозвучал упрек. Его отец был стариком. Ему не следовало думать о подобных вещах.
“Просто подожди, пока у тебя не появятся дети”, - предупредил его отец. “Ты расскажешь им о том, что могло потребоваться, чтобы убедиться, что они не родились, и они тоже не захотят тебя слушать”.
“Я надеюсь, что я не пойду и не сделаю ничего подобного”, - сказал Джонатан. “Может быть, я вспомню, как сильно я ненавидел, когда ты делал это со мной”.
Его отец смеялся над ним, что только раздражало его больше, чем когда-либо. Сэм Йигер сказал: “Может быть. Но не ставьте на это ничего особенного, иначе вы пожалеете. Мне не нравилось, когда мой отец так поступал со мной, но это меня не останавливает. Как только вы достигаете определенного возраста и видите, что ваш ребенок ведет себя определенным образом, что ж, вы просто естественным образом начинаете вести себя определенным образом сами ”.
“А ты знаешь?” — мрачно сказал Джонатан. Ему хотелось думать, что он будет другим, когда станет стариком, но будет ли это так? Как он мог сказать это сейчас? Между ним и возрастом отца лежало много лет, и он не спешил проходить через них.
“Да, ты это сделаешь, — сказал его отец, — как бы сильно ты ни думал, что не сделаешь этого, пока не доберешься туда”. Он снова ухмыльнулся Джонатану, на этот раз менее любезно. Джонатан нахмурился. Его отец мог перехитрить его лучше, чем наоборот. Это тоже показалось Джонатану крайне несправедливым. Когда-то давно его отец был молод, и он все еще — иногда, вроде как — помнил, каково это было. Но Джонатан еще не состарился, так как же он должен был думать вместе со своим отцом?
Теперь он уступил: “Если ты так говоришь".
“Я чертовски хорошо знаю", ” сказал его отец. “Как ты продвигаешься с выяснением того, как завязать галстук-бабочку?”
Джонатан вскинул руки вверх в почти театральном отчаянии. “Я не думаю, что когда-нибудь получу его, чтобы он хорошо смотрелся с модным смокингом”.
Это заставило его отца рассмеяться. “Мне не о чем было беспокоиться, когда я женился на твоей матери. Я был в униформе, а она в синих джинсах. Этот великий мегаполис…”
“Чагуотер, Вайоминг", — хором повторил Джонатан вместе со своим отцом. Если он слышал о мировом судье, жующем табак, который однажды женился на его родне, он слышал о нем сто раз. Этот парень тоже был почтмейстером и шерифом. Отсутствие необходимости беспокоиться о смокинге придавало истории немного иной оттенок, но лишь слегка.
Взгляд его отца был устремлен куда-то вдаль. “Однако для нас с Барбарой все сложилось не так уж плохо”, - сказал он более чем наполовину самому себе. “Нет, совсем не так плохо". В течение пары секунд он не выглядел и не говорил как старик, даже для Джонатана. Возможно, он и сам с нетерпением ждал свадьбы, а не той, что была у него давным-давно.