Когда он приземлился, он приземлился недалеко от разрушенного и радиоактивного города Дойч, в лагере, почти таком же большом, как близлежащий тосевитский город Кант. Сначала Нессереф был удивлен, обнаружив, что в лагере находились немецкие тосевиты, а также представители этой Расы. Потом она поняла, что в этом есть здравый логический смысл. В конце концов, именно "Дойче" были наиболее тесно связаны с бомбой из взрывчатого металла.
“Да, это большое затруднение для нас”, - сказала Горппет, когда ее проводили в его палатку. “Евреи, в конце концов, Большие Уроды, которые, как предполагается, находятся под нашим контролем. То, что они так решительно действуют против наших интересов, заставляет нас выглядеть дураками в глазах Дойче”.
“И другим Большим Уродам”, - заметил Нессереф.
“И другим Большим Уродам”, - согласился мужчина из Службы безопасности. “Однако проблема, которую евреи ставят перед Дойче, в настоящее время является наиболее актуальной”.
“Эти евреи отказываются освободить Анелевича?” — спросил Нессереф.
Горппет сделал утвердительный жест. “Он пошел к ним, они схватили его, и с тех пор его никто не видел. Мы не можем доказать, что он все еще жив, но мы предполагаем, что это так, иначе Большие Уроды с бомбой, скорее всего, попытались бы ее взорвать”.
“Я… понимаю”, - сказала Нессереф, как и тогда, когда он позвонил ей. “У вас много оптимистичных предположений, основанных на очень небольшом количестве доказательств, по крайней мере, мне так кажется".
“Это вполне может быть так", ” сказал Горппет.
“Кто-нибудь нашел способ вытащить Анелевича из его затруднительного положения?” — спросил Нессереф.
Теперь Горппет использовал отрицательный жест. “Не без неприемлемого риска взрыва бомбы", — ответил он.
“Это было бы прискорбно”, - сказал Нессереф.
“Истина. И особенно для Анелевича.” Да, голос Горппета был сух. “Также рассматривается возможность такой острой и интенсивной бомбардировки, которая убила бы всех в доме, прежде чем кто-либо смог бы привести бомбу в действие”. “Это было бы замечательно, если бы это сработало”, - сказал Нессереф. “Как вы думаете, насколько вероятно, что это сработает?”
“Если бы мы или Дойче считали это вероятным, то уже предприняли бы попытку”, - ответил мужчина. “То, что никто не пытался это сделать, показывает, насколько это рискованно. То, что он остается на рассмотрении, показывает, насколько серьезно и мы, и Deutsche рассматривают эту ситуацию”.
“Я понимаю”, - сказал Нессереф. “Пришли ли вы к какому-нибудь лучшему представлению о том, как я могу помочь спасти Анелевича и предотвратить взрыв бомбы?”
“К сожалению, нет”, - сказал ей мужчина из службы безопасности. “Но, поскольку вы хорошо его знаете, я надеялся, что у вас могут быть идеи и идеи, которые не приходили мне в голову”. вошел другой мужчина. Его раскраска тела была немного более сложной, чем у Горппета. Обращаясь к нему, Горппет сказал: “Превосходящий сэр, вот пилот Шаттла Нессереф. Пилот шаттла, я представляю вам Хоззанета, моего начальника.”
“Я приветствую вас", ” сказал Нессереф.
“И я приветствую вас”, - ответил Хоззанет. “Добро пожаловать в зал ожидания, пилот Шаттла. Мы надеемся, что находимся достаточно далеко, чтобы избежать худших последствий взрыва и радиации. Мы также надеемся, что нам не придется пытаться выяснить это экспериментально".
“Я вижу, что ты мог бы". Нессереф перевел глазную башенку с Хоззанета на Горппета и обратно. “Неужели все мужчины из службы безопасности такие же циничные, как вы двое?”
“Возможно", ” ответил Хоззанет. “Это полезная часть нашего профессионального багажа. Вера в мужчин, женщин и Больших Уродов, за расследование которых мы отвечаем, только заманит нас в ловушку лжи”.
“С вашей точки зрения, я полагаю, это имеет смысл”, - сказал Нессереф. “У вас, должно быть, бесконечные проблемы с такими ненадежными и постоянно меняющимися обстоятельствами. Я рад, что имею дело с физической вселенной, с константами, а не с переменными".
Пара других мужчин в защитной раскраске протиснулись в палатку. Нессереф не обращал на них особого внимания, пока один из них не спросил: “Лидер Небольшой группы Горппет?” Когда Горппет сделал утвердительный жест, оба мужчины вытащили пистолеты и направили их на него. Тот, кто говорил раньше, сказал: “Вы арестованы по подозрению в торговле имбирем и насильственном нападении на Расу в субрегионе, известном как Южная Африка. Ваши сообщники-тосевиты были схвачены в не-империи Франции и дали полные признания.”
Нессереф уставился на него в изумлении. Горппет сказал: “Я все отрицаю". Его голос звучал убедительно. Но он только что показал, что, как и Хоззанет, верит очень немногому. Он звучал бы убедительно, независимо от того, говорил ли он правду.
Хоззанет обратился к мужчинам с пистолетами: “Мы здесь в чрезвычайной ситуации. Ради блага Расы я прошу вас разрешить моему подчиненному оставаться на свободе до тех пор, пока это не будет решено. Если дело разрешится удовлетворительно, он, вероятно, заслужит помилование. Если нет, — он пожал плечами, — мы все можем быть мертвы.”
Охранник, который до этого молчал, сказал: “У нас нет полномочий торговаться ни с вами, ни с ним”. “Тогда вам лучше взять немного”. Хоззанет был так же готов нарушить правила, как и Большой Уродец. “Продолжай. Я даю клятву именем императора, что он не сбежит.”
Пошептавшись друг с другом, охранники сделали утвердительный жест. “Да будет так на твоей морде", ” сказал один из них. Он ушел. Его напарник остался.
“Я благодарю вас, превосходящий сэр", ” тихо сказал Горппет.
“Я предупреждал вас, когда нанимал вас для службы безопасности, что мы не потерпим крупномасштабных террористических операций”, - сказал Хоззанет. “Но у вас есть шанс искупить свою вину даже там — если эта бомба не взорвется”.
“Если это произойдет, духи прошлых Императоров будут судить нас", — сказала Нессереф и опустила свои глазные башенки.
“Это правда”, - согласился Хоззанет. “И они будут судить строго — они никогда не слышали о джинджере”.
“Что вам нужно сделать, — сказал Нессереф, — так это вступить в контакт с Анелевичем и помочь ему убедить своих собратьев-евреев не взрывать бомбу из взрывчатого металла. Если нет…” Она обнаружила, что озадачена и встревожена. Она никогда не думала, что от торговца имбирем ей будет какая-то польза, но Горппет явно усердно выполнял свои настоящие обязанности, когда не был связан с травой. И он, похоже, не использовал это, как некоторые самцы, в качестве инструмента, чтобы заставить самок спариваться с ним.
Теперь он сделал утвердительный жест. “Это правда, превосходная женщина. Это то, что мне нужно сделать — или вам, если вы считаете, что Большой Уродец скорее прислушается к другу, чем к знакомому. Но есть ли у вас какие-нибудь идеи, как это сделать, не подстрекая других еврейских тосевитов взорвать бомбу?”
Желая, чтобы она могла сделать что-нибудь еще, но Нессереф использовала отрицательный жест.
Превод был превосходным писателем. Страха никогда бы не попросил ее сотрудничать с ним, если бы ему не понравились некоторые из ее работ, которые он видел. И, как он понял из прозы, которую они написали вместе, его мемуары были бы потрясением, которое заставило бы языки болтать годами… если бы они когда-нибудь были опубликованы. Он всегда ожидал, что Атвар окажется препятствием для публикации. Он не ожидал такой же проблемы от своего соавтора.
“Но, командир корабля, вы не можете так говорить!” — воскликнул Превод, уже не в первый раз, когда Страха рассказал об очередной ссоре, которая привела к его почти безуспешной попытке свергнуть Атвара с поста командующего флотом завоевания.
“А почему бы и нет?” — потребовал Страха. Ему понравилось, что она была достаточно вежлива, чтобы называть его командиром корабля, хотя он больше не имел права носить раскраску на теле, показывающую, что он третий по силе мужчина во флоте завоевания. “Это правда. Я никогда не переставал предупреждать его, что его полумеры приведут к неприятностям. Он продолжил их, и они действительно привели к неприятностям”.
“У вас есть документальные доказательства, подтверждающие это?” — спросил Превод.
“Я уверен, что такие доказательства существуют”, - сказал Страха. “Я давал этот совет не тайно, а на собраниях высокопоставленных офицеров флота. Эти записи были бы сохранены”.
“Можем ли мы получить к ним доступ?” — спросил Превод. “Или они скрыты от всеобщего обозрения в соответствии с правилами секретности?”
“Я бы заподозрил последнее”, - сказал Страха. “Атвар не хотел бы, чтобы его некомпетентность демонстрировалась на всеобщее обозрение”. Он колебался. Когда он продолжил, его тон был недовольным: “И, я признаю, даже сейчас мы, возможно, не хотели бы, чтобы Большие Уроды узнали, насколько разделенными и неуверенными мы были в те дни. Они могли бы подумать, что эта болезнь все еще поражает нас. И, — кислота вернулась в его голос, — поскольку Атвар все еще командует, они могут быть правы.”
Превод вздохнул. “Без документации, судовладелец, как я могу надеяться включить этот инцидент в книгу?”
Страха тоже вздохнул. “Знаете, я здесь не пишу учебник по истории. Сноски не являются обязательными.” Он изучал Превод. Она была молода, умна и очень искусна в обращении со словами. Когда он нанимал ее, он думал, что этого будет достаточно. На самом деле он думал, что этого будет более чем достаточно. Теперь он подумал: "Может быть, я ошибался". Бросив взгляд в ее сторону, он спросил: “Вы когда-нибудь испытывали желание бросить вызов авторитету?”
“Почему, нет, судовладелец”. В ее голосе звучало удивление от того, что он задал ей такой вопрос. “Те, кто старше меня, как правило, являются старшими по уважительной причине. Они знают больше, чем я, и у них больше опыта. Не должен ли я учиться у них, вместо того чтобы пытаться заменить их мнение своим низшим суждением?”
Это был ответ, который должна была дать женщина этой Расы. Это был ответ, который дало бы подавляющее большинство мужчин и женщин. Страха знал об этом. Но услышав это сейчас, он безмерно расстроился. “Если те, кто стоит у власти, совершают ошибку, разве вы не должны указывать на это? Если вы не укажете на это, не будут ли они продолжать делать это — и, возможно, совершать и другие ошибки?”