“Вы его хорошо обучили", — сказал Нессереф самому молодому тосевиту. “Я знал многих мужчин и женщин этой Расы, которые позволяли своим бедламам становиться хозяевами в своих домах. Здесь это не так".
“О, нет", ” сказал детеныш. “Мой отец не позволил бы этого".
Мордехай Анелевич снова рассмеялся. “Убедить Генриха в этом было достаточно легко. Убедить Панчера в этом было сложнее.”
Нессереф тоже засмеялся. “Даже среди нас беффлемы сами для себя закон”.
Супруга Анелевича не говорила на языке Расы почти так же хорошо, как он, но она говорила с большой интенсивностью: “Превосходная женщина, я благодарю за то, что помогла Мордехаю найти нас. Я тоже благодарю вас за то, что помогли отправиться в Кант.”
“Не за что, Берта Анелевич”. Нессереф был рад, что она вспомнила это имя, даже если произносила его не очень хорошо. “Я рад быть другом твоей пары. Друзья помогают друзьям — разве это не правда?”
“Правда”, - согласился помощник Анелевича вместе с тем, что, несомненно, должно было быть выразительным кашлем.
Нессереф задавалась вопросом, какую еду ей подадут тосевиты; Анелевич ясно дал понять, что следование еврейским суевериям ограничивало то, что он и его родственники могли есть. Но пилот шаттла не нашел ничего плохого в жареной птице, которая была на столе. Большие Уроды ели больше овощей и меньше мяса, чем обычно делала Раса, но если Нессереф наслаждалась большим количеством кусочков птицы и меньшим количеством клубней и стеблей, которые к ней прилагались, чем ее хозяева, никто, казалось, не находил это необычным.
“Вот.” Мордехай Анелевич поставил перед ней стакан, наполовину наполненный прозрачной жидкостью. “Это дистиллированный спирт без запаха. Я видел, как представители Расы пили его и наслаждались им".
“Я благодарю вас", ” сказал Нессереф. “Да, я сам его выпил”.
“У нас есть обычай предлагать причину для выпивки, прежде чем мы сделаем первый глоток”, - сказал он ей. Подняв бокал, он произнес на своем родном языке: “Л'чайм!” Затем, для ее же блага, перевел: “За жизнь!”
“За жизнь!” — эхом отозвался Нессереф. Подражая окружавшим ее тосевитам, она подняла свой бокал, прежде чем отпить из него. Алкоголь был достаточно сильным, чтобы заставить ее зашипеть; после того, как он скользнул ей в горло, ей пришлось сосредоточиться, чтобы заставить свои глазные башни поворачиваться в нужном направлении. Она спросила: “Могу я также предложить причину для выпивки?”
Анелевич сделал утвердительный жест. “Пожалуйста, сделай это”.
Подняв свой бокал, пилот шаттла сказала: “За мир!”
“За мир!” Тосевиты вторили ей на этот раз, Анелевич снова переводил. Они все выпили. И она тоже. Алкоголь был крепким, но в то же время приятным. Прежде чем Нессереф успел заметить, что она делает, она опустошила стакан. Анелевич налил в него еще.
Видя, что все в квартире хорошо проводят время и никто не обращает на него никакого внимания, Пансер издал жалобный писк. Генрих Анелевич похлопал себя по коленям. Беффель вскочил в него и потерся о молодого Большого Уродца, как мог бы потереться о представителя Расы.
Возможно, алкоголь имел какое-то отношение к торжественности, с которой Нессереф говорил: “Наблюдение за чем-то подобным заставляет меня надеяться, что наши два вида действительно смогут жить в мире долгие годы”.
“Алевай", — сказал Мордехай Анелевич на своем языке. Как и раньше, он перевел для нее еще раз: “Да будет так”. “Да будет так”, - согласился Нессереф, а затем попробовал тосевитское слово: “Алевай”. Может быть, это был алкоголь, но у нее не было никаких проблем произнести это вообще.
20
Ключи от машины звякнули, когда Сэм Йигер выудил их из кармана. “Я скоро вернусь”, - крикнул он Барбаре и Джонатану. “Я собираюсь посмотреть, как выглядят изменения в моем смокинге”. “Ты будешь великолепен", — сказала его жена. Сэм фыркнул. Это было не то слово, которое он когда-либо думал применить к себе. Джонатан только хихикнул. Его смокинг уже отлично сидел, так что ему не нужно было беспокоиться о обратных поездках к портному.
На улице мимо проносились машины с включенными фарами. Было чуть больше половины шестого, но ночь в декабре наступила рано, даже в Лос-Анджелесе. Йигер отпер дверь своего собственного "бьюика" на подъездной дорожке, сел внутрь и пристегнул ремень безопасности. Заводя двигатель, он ошеломленно покачал головой. Раньше, до появления Ящериц, никто не утруждал себя тем, чтобы пристегивать ремни безопасности в автомобилях. В наши дни все воспринимали их как должное: отношение Расы к минимизации риска передалось людям.
Он выехал задним ходом с подъездной дорожки и поехал на юг по Бадлонгу в сторону бульвара Редондо-Бич, на котором стоял магазин официальной одежды. Может быть, он действительно будет выглядеть потрясающе к тому времени, когда японо-американские портные закончат с ним. Джонатан так и сделал, конечно же. Но Джонатан, конечно, был молодым человеком, и это был день его свадьбы. Сэм знал, что ему нужно больше помощи, чтобы выглядеть хорошо, чем его сыну.
Он проехал всего пару кварталов — он еще даже не добрался до Роузкранса, — когда заметил движение в зеркале заднего вида. Ему понадобилось мгновение, чтобы понять, что это не движение за машиной. Внутри машины было движение: кто-то, кто прятался, лежал на заднем сиденье или, может быть, между передним и задним сиденьями, подошел и показал себя.
Колебание этого сердцебиения было, по крайней мере, на пол-удара сердца слишком долгим. К тому времени, когда Сэм снял одну руку с руля и потянулся за своим 45-м калибром, он почувствовал, как что-то твердое, холодное и металлическое прижалось к его затылку. “Даже не думай об этом, Йигер", — сказал ему его незваный гость. “Даже не начинай думать об этом. Я знаю, что ты на каблуках. Держи обе руки так, чтобы я мог их видеть, и съезжай на обочину, если хочешь дышать еще немного дольше”.
Оцепенев, Сэм повиновался. Он знал, что этот день может наступить. Он знал это с тех пор, как передал Страхе информацию, которую обнаружил. На самом деле, он знал это и раньше. Но с того дня он стал особенно осторожен. На этот раз он был недостаточно осторожен. Одна ошибка, и это все, что ты получишь.
“Молодец”, - сказал его пассажир, когда он припарковал машину у обочины. “А теперь скажи мне, где это, чтобы я мог вырвать тебе зубы. И не надо со мной любезничать. Я бы предпочел заморозить тебя где-нибудь, где потише, чем здесь, но я сделаю это прямо здесь, если понадобится.”
“Правое бедро", ” тупо сказал Игер. Плавно и ловко мужчина на заднем сиденье привстал, потянулся вперед, просунул руку под ремень безопасности и вытащил пистолет. "Я был дважды глуп", — подумал Сэм. Я сам не смог бы сделать это очень быстро. Однако прямо сейчас, похоже, это не имело бы значения.
“Хорошо", — сказал человек с пистолетом — теперь с двумя пистолетами. “Двигайся. Спуститесь к Редондо-Бич и поверните направо.”
"Я все равно собирался это сделать", — подумал Йигер, возвращаясь в поток машин. В каком-то идиотском смысле это было забавно. Или, может быть, его мозг просто вращался круг за кругом, никуда не двигаясь, как колесо для упражнений хомяка.
Светофор на углу Будлонг и Роузкранс загорелся красным. Сэм нажал на тормоз. Как только он это сделал, в его голове зажегся маленький огонек. “Ты водитель Страхи!” — выпалил он. Гордон, так звали этого парня.
“Больше нет, я не такой”, - ответил Гордон. “Это твоя вина, и ты заплатишь за это. Президент Уоррен мертв. Это твоя вина.” Загорелся зеленый свет. Игер поехал на юг, не зная, что еще делать. Водитель Страхи — нет, теперь его бывший водитель — продолжил: “Индианаполис превратился в дым. Это твоя вина. И чертовски много хороших людей потеряли свои посты. Это тоже твоя вина. Если бы я мог убить тебя четыре или пять раз, я бы убил, но один раз придется сделать.”
“А как насчет всех этих Ящериц?” — спросил Сэм. На Комптон-бульваре горел зеленый свет. Ему хотелось, чтобы она была красной. Это дало бы ему несколько дополнительных секунд. “У них никогда не было шанса”.
“Да пошли они". Голос Гордона был ровным и холодным. “И пошел ты, приятель”.
“Большое спасибо”, - сказал Йигер, останавливаясь на красный свет на бульваре Редондо-Бич. “Пошел ты тоже, и лошадь, на которой ты приехал”.
Водитель Страхи рассмеялся. “Да, ты можешь ругать меня. В любом случае ты будешь точно так же мертв. А теперь иди вниз, в Вестерн. Поверни там налево и продолжай ехать, пока я не скажу тебе остановиться.”
Сэм подождал, пока дорога освободится, затем свернул на Редондо-Бич. У него была довольно хорошая идея, куда Гордон хотел его отправить. Западная тянулась вплоть до полуострова Палос-Вердес, где было много широких открытых пространств без каких-либо домов поблизости. Дети поехали в П.В., чтобы найти уединение для парковки; он не удивился бы, если бы Джонатан и Карен сделали это раз или два, а может быть, и больше, чем раз или два. Палос Вердес тоже предлагал уединение для убийства.
Впереди была Нормандия. Следующая большая улица после нее была Западной. Йигер свернул на левую полосу, когда ехал на запад по Редондо-Бич. Он приближался к светофору на Редондо-Бич и Нормандии, когда он сменил цвет с зеленого на желтый и красный. Машины на Нормандии начали проезжать через перекресток.
Сэм притормозил, как будто собирался остановиться на светофоре, затем изо всех сил нажал на газ. Гордон успел только испуганно вскрикнуть, прежде чем "Бьюик" врезался в универсал "Шевроле".
Прошло уже много лет с тех пор, как Сэм попал в последнее дорожно-транспортное происшествие. Он никогда не причинял — он и представить себе не мог, что причинит — это нарочно. Как они всегда делали в скоплениях, все происходило очень быстро и, казалось, происходило очень медленно. Столкновение. Шум — невероятный грохот бьющегося стекла и сминающегося металла. Йигер рванулся вперед. Ремень безопасности поймал его прежде, чем он успел вцепиться в руль или вылететь головой вперед через лобовое стекло.