”Да." Джонатан кивнул. “Грег просматривает пачку в день, легко”.
“Учитывая все, что они узнают в наши дни о том, что сигареты делают с вами, я думаю, что молодые люди глупы, когда начинают”. усмешка его матери была кривой. “Это, конечно, не значит, что я сам ими не пользуюсь”.
“Я собирался указать на это", — сказал отец Джонатана. “У меня тоже есть с собой рюкзак”.
Министр открыл дверь. Шафер Джонатана стоял позади него. Они с Грегом Рузицкой знали друг друга с четвертого класса. Голова Грега тоже была выбрита; как и многие представители его поколения, он находил Расу по крайней мере такой же интересной, как и человечество. Он показал Джонатану поднятый большой палец. Джонатан ухмыльнулся.
“Если вы просто пройдете со мной сейчас и займетесь своими местами", ” сказал преподобный Флейшер. “Тогда я кивну органисту, и мы начнем”.
Когда Джонатан подошел к двери, ведущей в проход, по которому ему предстояло идти, он посмотрел на затылки гостей. Его друзья, друзья его родителей — Ульхасс и Ристин были там; судовладелец Страх, по понятным причинам, не был — и несколько родственников, а также родственники Карен и ее родителей. Он сглотнул. Это было реально. Это должно было вот-вот случиться.
Карен и ее мать вышли из другой комнаты ожидания. Она помахала ему рукой и улыбнулась сквозь вуаль. Он глубоко вздохнул и улыбнулся в ответ. Преподобный Флейшер поспешил к алтарю и подал сигнал органисту. Первые две ноты Свадебного марша прозвучали еще до того, как Джонатан понял, что они имеют к нему какое-то отношение. — прошипел его шафер. Он подпрыгнул, а затем начал ходить.
Впоследствии он помнил только обрывки церемонии. Он вспомнил, как его собственные родители шли по проходу вслед за ним, и Карен под руку с отцом, и ее подружку невесты — она знала Вики Ямагату даже дольше, чем он знал Грега. После этого все было как в тумане, пока он не услышал, как преподобный Флейшер сказал: “Ты, Джонатан, берешь эту женщину, чтобы иметь и обнимать, любить и лелеять, пока смерть не разлучит вас?”
“Я верю”, - сказал он достаточно громко, чтобы его услышали министр и Карен, но, вероятно, не для кого-либо еще.
Казалось, это удовлетворило преподобного Флейшера. Он повернулся к невесте. “Ты, Карен, берешь этого мужчину, чтобы иметь и обнимать, любить и лелеять, пока смерть не разлучит вас?”
”Я знаю", — ответила она немного громче, чем Джонатан.
Сияя, священник сказал: “Тогда властью, данной мне церковью и штатом Калифорния, я объявляю вас мужем и женой”. Он кивнул Джонатану. “Вы можете поцеловать невесту”.
Это Джонатан знал, как делать. Он откинул вуаль в сторону, заключил Карен в объятия и поцеловал примерно на четверть с таким энтузиазмом, с каким действительно хотел ее поцеловать. Это все еще делало его довольно оживленным для поцелуя в церкви. Когда он отпустил ее, то увидел почти всех мужчин и, что было для него удивительно, множество женщин, выглядевших так, как будто они точно знали, что у него на уме.
“Мы действительно женаты”, - сказал он: не совсем блестящий ответ от нового жениха.
“Как насчет этого?” Ответила Карен. Это было достаточно банально, чтобы он почувствовал себя немного лучше.
На этот раз они прошли по проходу и направились в зал рядом с церковью на прием после свадьбы. Джонатан пил шампанское, кормил Карен свадебным тортом, и она его кормила, и пожимал руки всем, кого он не знал, и большинству людей, которых он знал.
“Поздравляю", ” сказал ему Ристин на шипящем английском.
“Я благодарю вас, превосходящий сэр", — ответил Джонатан на языке Расы.
Как показала его красно-бело-синяя раскраска тела, Ристин был бывшим военнопленным, который чувствовал себя в США как дома. Он продолжал говорить по-английски: “Это приятный праздник. Я почти начинаю понимать, почему те двое из моего вида, которые бежали в эту страну, хотели бы этого”.
“Свадьбы должны быть веселыми", — согласился Джонатан, теперь сам придерживаясь английского. “Однако, судя по всему, что я слышал, именно остепенение позже заставляет брак работать”.
Ристин пожал плечами. “Я бы не знал. Большинство из нас не заинтересованы в таких союзах. Но я знаю, что такие, как вы, делают это, и я желаю вам всяческих успехов.”
“Спасибо", ” снова сказал Джонатан.
Люди забросали его и Карен рисом, когда они вышли к его старому "Форду". Он надеялся, что это начнется. Так оно и было. Он был рад, что снова снял смокинг и переоделся в обычную одежду. Карен провела расческой по волосам, вынимая из них рис. “Как насчет этого?” — снова спросила она.
"Да. Как насчет этого, миссис Йигер?” — сказал Джонатан. “Тебе придется привыкнуть подписываться по-новому”.
Карен выглядела пораженной. “Ты прав. Я буду. И мне тоже придется привыкнуть быть в конце алфавита, а не впереди. Калпеппер был хорош для этого.”
Отель, который они выбрали для своей первой брачной ночи, находился недалеко от аэропорта. Когда они поднялись в свою комнату, он поднял ее на руки и перенес через порог. Внутри они обнаружили бутылку шампанского, ожидающую в ведерке со льдом. Карен прочитала маленькую карточку, привязанную к бутылке. “Это от твоих родителей", ” сказала она и вздохнула. “Мои мама и папа никогда бы не подумали ни о чем подобном”.
“Твои родители — хорошие люди", — преданно сказал Джонатан.
Но он не хотел думать о своих новых родственниках — или о своих собственных родителях, если уж на то пошло. Брачная ночь была не для этого. В данный момент его тоже не очень интересовало еще шампанское. Это может вызвать у него сонливость. Он не хотел спать, не сегодня вечером.
Карен, возможно, читала его мысли. “Нам не нужно спешить”, - сказала она, взглянув на кровать, которая доминировала в гостиничном номере. “Нам тоже не нужно беспокоиться о том, что нас поймают. Мне это нравится. — Ее взгляд упал на кольцо с очень маленьким бриллиантом, которое Джонатан надел ей на палец. “Мне это тоже нравится".
"хорошо." У Джонатана на собственном пальце было тонкое золотое кольцо. Он не привык носить кольца; это было забавно. “В этом и есть идея”. Он подошел к ней. Их руки обняли друг друга. Кто кого поцеловал, было вопросом мнения. На этот раз, в уединении, им не пришлось сдерживать никакого энтузиазма.
Немного погодя они лежали бок о бок на кровати. Руки Джонатана блуждали. Как и у Карен. Она сказала: “Это намного лучше, чем парковаться в подъезде, понимаешь?”
“Да!” Джонатан не мог оторвать глаз от своей невесты. У них никогда раньше не было возможности быть полностью обнаженными вместе. “Ты прекрасна. Я уже знал это — но даже более того.”
Она притянула его к себе. “Ты говоришь самые милые вещи”. После того, как они довольно долго целовались, Карен отстранилась примерно на полдюйма и сказала: “Держу пари, ты расскажешь это всем девушкам”. Она ткнула его в ребра.
Он пискнул — она нашла щекотливое местечко. И всего на полсекунды старая банальная шутка сбила его с толку. Он сказал Кассквиту что-то очень похожее или настолько близкое к этому, насколько мог, на языке Расы, который на самом деле не был создан для таких чувств. Он интересовался, как дела у Кассквит, и надеялся, что у нее все хорошо.
Но затем его рот снова нашел путь к кончику груди Карен. Она вздохнула и прижала его голову к себе. Он перестал думать о Кассквите. Он перестал думать обо всем на свете. Мгновение спустя брак стал официальным способом, который не имел ничего общего ни с церковью, ни со штатом Калифорния, но, тем не менее, он был таким же старым, как человечество.
“О, Джонатан", ” тихо сказала Карен.
“Я люблю тебя”, - ответил он.
Они пару раз занимались любовью, засыпали в объятиях друг друга и просыпались, чтобы снова заняться любовью. В течение ночи шампанское действительно исчезло. Этого было недостаточно, чтобы напоить их; этого было достаточно, чтобы сделать их счастливыми, не то чтобы они уже не были очень счастливы.
Звонок для пробуждения в восемь утра на следующее утро прервал то, что не было сном. После этого Джонатан сказал: “Я не знаю, почему мы летим в Сан-Франциско на наш медовый месяц”.
“Это будет весело”, - сказала Карен. “Мы увидим все виды вещей, которых раньше не видели”.
“Если мы когда-нибудь выберемся из гостиничного номера, мы это сделаем”, - сказал он. “Я не знаю об этом”.
“Хвастун”. Она наморщила нос, глядя на него. Они оба рассмеялись. Джонатан сжал ее. Они спустились вниз позавтракать, а затем вернулись в номер, чтобы найти, чем заняться за пару часов до вылета самолета. К немалой гордости Джонатана, они так и сделали. Судя по тому, что прошло чуть больше половины дня, ему просто нравилось быть женатым.
Кассквит слегка наклонилась, чтобы посмотреть в зеркало в своей кабинке. То, что ей пришлось наклониться, напомнило ей, что биологически она не принадлежала к Расе: зеркало было на идеальной высоте для мужчины или женщины из Дома. Ей пришлось начать сутулиться еще до того, как она достигла своего полного роста. Либо она старалась не думать об этом, либо позволила этому унизить себя, как и все различия между ней такой, какой она была, и женщиной той Расы, которой она хотела быть.
Теперь она знала, что эти различия были даже больше, чем она думала до того, как встретила диких Больших Уродов. Это знание тоже могло унизить ее. “Я гражданка Империи", ” сказала она. “Я тосевит, но я также гражданин Империи”.
Это была правда. Иногда — возможно, даже чаще, чем нет, — это помогало ей успокоиться. Но и обратное тоже имело место. Она была гражданкой Империи, но она также была тосевиткой. И в данный момент она была занята задачей, которая доказала именно это.
Ее волосы — волосы на голове, то есть, не волосы, которые росли в других местах на ее теле, — стали достаточно длинными, чтобы нуждаться в расчесывании. Черная пластиковая расческа, которую она держала, поднялась с поверхности Tosev 3 по ее просьбе. Гонка не сделала ничего подобного: какой смысл, с чешуей вместо волос? Ей нужно было отправить электронное сообщение Сэму Йигеру, чтобы узнать, как Большие Уроды держат волосы в каком-либо порядке. ”Расческа", — сказала она, когда использовала ее. Слово было английским. У Расы не было этой вещи, и поэтому для нее не