Вскоре он вышел на дорогу, ведущую на северо-восток. Он начал топать по ней. Это было то направление, в котором он хотел двигаться. Довольно скоро он либо приходил в деревню или фермерский дом, либо проходил мимо ручья или пруда. В любом случае, он бы налил себе выпить.
Он задавался вопросом, сколько радиоактивности он получит от местной воды. Если уж на то пошло, он задавался вопросом, сколько он вдыхает каждый раз, когда вдыхает. Как бы сильно это ни было, он ничего не мог с этим поделать.
И он удивлялся, почему не видит на дороге никакого автомобильного движения. Ему не понадобилось много времени, чтобы найти ответ на этот вопрос: ящеры изрешетили его десятками маленьких бомб. Он помнил это оружие по предыдущему раунду боя. Тогда он водил танки и не так сильно беспокоился о дорогах. Но колесные транспортные средства никуда не могли без них уехать.
Через пару километров он наткнулся на банду, заполнявшую воронки, оставленные бомбами. Никаких бульдозеров, никаких тракторов, никакого механического оборудования любого рода. Просто люди с лопатами, кирками, мотыгами и ломами, медленно и методично избавляющиеся от одной ямы за другой. Судя по одежде, некоторые из них были местными фермерами, другие демобилизованными солдатами вермахта, все еще одетыми в грязно-серую форму. Трудно было сказать, какая группа казалась более усталой и подавленной.
Солдат поднял ведро и поднес его ко рту. Это было все, что Друкеру нужно было увидеть. Он помахал рукой, перешел на неуклюжую рысь и крикнул: “Эй, можно мне глотнуть из этого ведра?”
“Кто ты такой, черт возьми?” — спросил парень, который только что выпил. Вода стекала по его плохо выбритому подбородку. Он указал пальцем. “И что это за сумасшедший наряд такой?”
Друкер взглянул на свой комбинезон. В Рейхе была тысяча различных форм одежды и одежды, почти столько же, сколько у Расы было разных стилей раскраски тела. Никто не мог уследить за ними всеми. Друкер назвал свое имя, добавив: “Подполковник, Ракетные войска рейха. Я был схвачен в космосе; Ящеры просто отпустили меня. Сказать по правде, я пытаюсь понять, что делать дальше.”
“Ракетные войска, да?” Человек из вермахта сделал паузу, чтобы вытереть рукавом вспотевший лоб. “Много хорошего вы, ублюдки, сделали кому-нибудь”. Но он поднял ведро и протянул его Друкеру. Вода была едва прохладной, но текла как темное пиво. Когда Друкер поставил ведро, парень, который дал его ему, спросил: “Так куда вы направляетесь, герр Ракетчик?”
“Грайфсвальд", ” ответил Друкер. Он видел, что это ничего не значит ни для кого, кроме него, поэтому он объяснил все яснее. “Это недалеко от Пенемюнде, на берегу Балтийского моря”.
“Ах, так.” Демобилизованный солдат поднял бровь. “Если это недалеко от Пенемюнде, от него что-нибудь осталось?”
“Я не знаю", ” мрачно сказал Друкер. “У меня есть — во всяком случае, у меня была — жена и трое детей. Я должен посмотреть, смогу ли я их выследить.”
“Удачи”, - сказал парень, который дал ему воды. Он говорил так, как будто думал, что Друкеру понадобится удача больше, чем просто хорошее. Друкер боялся, что он подумал то же самое. Через мгновение бывший солдат заметил: “Чертовски долгий путь от Балтики сюда. Как вы предполагаете туда добраться?”
“Пешком, если придется", ” ответил Друкер. “Я получаю представление о том, на что похожи дороги. Ходят ли какие-нибудь поезда?”
“Несколько", ” сказал бывший солдат вермахта. Остальные рабочие, которые, казалось, были рады передышке, кивнули. Когда он продолжил: “Хотя, черт возьми, не так уж много", они снова кивнули. Он помахал рукой. “И вы видите, на что похожи шоссе. И дело не только в этом. Они все одинаковые. Вонючие Ящерицы парализовали нас. У нас люди голодают, потому что нет возможности доставить еду отсюда туда”.
“И все, что вы можете получить, стоит в десять раз дороже”, - добавил другой рабочий. “Рейхсмарка больше не стоит бумаги, на которой она напечатана”.
“Ой”. Друкер поморщился. “Мы прошли через это после Первой мировой войны. Нам обязательно делать это снова?”
Бывший солдат сказал: “Если у всех есть деньги, а покупать нечего, цены взлетят до небес. Такова жизнь.” Он сплюнул. “Я побеспокоюсь обо всем этом позже, когда у меня будет время. Прямо сейчас я просто рад, что все еще дышу. Чертовски много людей в Рейхе таковыми не являются.”
“Привет, Карл", ” сказал один из других рабочих. Несколько мужчин склонили головы друг к другу и заговорили слишком тихими голосами, чтобы Друкер мог разобрать, о чем они говорят. Они что-то передавали друг другу взад и вперед. Он тоже не мог сказать, что они там делали.
Он был почти на грани того, чтобы задуматься, не следует ли ему развернуться и бежать изо всех сил, когда они оторвались друг от друга. Бывший солдат вермахта — Карл — повернулся к нему и протянул довольно толстую пачку банкнот. “Вот, пожалуйста, полковник”, - сказал он. “В любом случае, это заставит тебя есть пару-три дня”.
“Большое вам спасибо!” — воскликнул Друкер. Из того, что он мог видеть, ни у кого из рабочих не было достаточно денег, чтобы много сэкономить. Но они знали, что у него вообще ничего нет, и поэтому полезли в карманы. Он кивнул. “Спасибо от всего сердца”.
“Ничего страшного", ” сказал Карл. “Мы все знаем, через что ты проходишь. Мы все тоже проходим через это — за исключением тех, кто уже прошел через это. Они пытаются выйти с другой стороны. Надеюсь, ты доберешься до Грайфсвальда. Надеюсь, ты тоже найдешь свою семью.”
“Спасибо", ” снова сказал Друкер. И если бы он не нашел свою семью, ему пришлось бы… попытаться выйти и с другой стороны тоже. Эта фраза показалась ему слишком подходящей. Кивнув в последний раз, он снова зашагал, направляясь на север, направляясь домой.
После того как нацисты оккупировали Польшу, они построили огромную фабрику смерти в Треблинке. Они строили еще больший за пределами Освенцима — Освенцим, как они называли его по-немецки, — когда пришли Ящеры. Мордехай Анелевич в течение целого поколения жаждал мести мучителям евреев. Теперь у него это было. И теперь, получив его, он обнаружил глупость таких желаний.
Он мог отправиться куда угодно по своему выбору в сильно уменьшенном Великогерманском рейхе. Как лидер среди польских евреев, которые сражались бок о бок с Ящерами против нацистов в двух войнах — и как человек, который позаботился о том, чтобы его друзья среди Ящеров помогали всем, чем могли, — он пользовался поддержкой Расы. Перед въездом в Германию он получил документ от властей Расы в Польше, разрешающий ему обращаться за помощью к мужчинам, оккупирующим Рейх. У него также были документы на немецком языке, чтобы внушать страх бургомистрам и другим чиновникам.
Чего ему не приходило в голову, так это того, как мало осталось немецких функционеров, способных внушать благоговейный страх. Ящеры проделали поистине удивительную работу, сравняв с землей часть Германии к западу от Польши. Он знал это абстрактно. Нападение вермахта на Польшу прекратилось не в последнюю очередь из-за того, что немцы не могли обеспечить снабжение своей армии вторжения. Когда он въехал в Германию, он увидел, что именно сделал этот удар.
Кройц, где Мордехай въехал в Рейх, взял бомбу из взрывчатого металла. Центр города просто перестал существовать, за исключением одного церковного шпиля и большей части фабричной трубы, которая все еще тянулась к небесам, как скелетообразные пальцы мертвеца. Плавленое блестящее стекло постепенно уступало место обломкам за пределами центра города.
Вот что нацисты сделали с Лодзью, подумал Анелевич. Это то, что они сделали с Варшавой и со многими другими городами, в которые смогли попасть. Но они взяли хуже, чем дали: это было ужасно ясно. Он спросил офицера-Ящера: “Сколько немецких городов Раса разбомбила взрывчатым металлическим оружием?”
“Я не знаю, не совсем", — ответил мужчина. “Без сомнения, их много десятков. Сотни, очень возможно. Немцы были упрямы. Они должны были уступить задолго до того, как это сделали. У них не было надежды победить нас, и они просто причинили еще больше страданий своему собственному населению, отказавшись отказаться от бесполезной борьбы”.
Много десятков. Сотни, очень возможно. Ответ был достаточно ужасен для Мордехая, когда он впервые услышал его. Это стало еще более тревожным, когда он добрался до импровизированной больницы на дальней стороне того, что когда-то было Кройцем. В палатках и лачугах жили люди, искалеченные, ослепленные или ужасно обожженные взрывоопасной металлической бомбой. Горстка врачей, медсестер и гражданских добровольцев была отчаянно перегружена работой, и им почти нечем было лечить своих пациентов.
Мордехай умножил эту импровизированную больницу на десятки, очень возможно, на сотни. Он поежился, хотя день был погожий, даже теплый. Что это было за чудо, что хоть один немец вообще выжил?
К нему подошел врач в очках в длинном, не слишком чистом белом халате. “Вы человек, имеющий некоторое влияние на Ящериц”, - заявил он, его голос не терпел возражений. “Ты должен быть таким, чтобы быть чистым, сытым и путешествовать таким образом”.
“А что, если это так?” — спросил Мордехай.
“Вы попытаетесь раздобыть для нас больше медикаментов”, - сказал доктор, снова как бы констатируя закон природы. “Ты видишь, чего нам не хватает”.
Смирение, подумал Анелевич. Вслух он сказал: “Вы бы попросили меня об этом, даже если я еврей?” Он позволил немецкому, которым пользовался, перейти на идиш. Если доктор — нацистский доктор, подумал он, — не сможет последовать за ним, очень плохо.
Но мужчина только пожал плечами. “Я бы спросил об этом, если бы вы были самим сатаной”, - ответил он. “Мне нужны эти вещи. Мои пациенты нуждаются в этих вещах”.
“Вы не единственные, кто это делает”, - заметил Анелевич.
“Это не делает мою потребность менее острой", — сказал доктор.
С его точки зрения, он, возможно, даже был прав. Немцы в муках страдали не меньше, чем евреи в муках. Анелевич хотел бы отрицать это. Но если бы он это сделал, то кем бы он был, как не зеркальным отражением нациста? Грубо он сказал: “Я сделаю все, что смогу”.