“Я полагаю, что нет”, - признал Кассквит, который не пытался смотреть на вещи с точки зрения тосевитов. “А вы не думаете, что вы бы использовали взрывоопасные металлические бомбы друг против друга, если бы мы не пришли?”
“Мы?” Дикий Большой Уродец приподнял бровь в том, что она распознала как жест иронии. “Превосходная женщина, у тебя нет чешуи, которую я вижу”.
“Я все еще гражданин Империи", — с достоинством ответил Кассквит. “Я предпочел бы быть гражданином Империи, чем крестьянином-тосевитом, которым я, несомненно, был бы, если бы Раса не выбрала меня”. “Откуда ты знаешь?” — спросил Йоханнес Друкер. “Вы счастливы здесь, на борту этого звездолета, живя только с мужчинами и женщинами Расы? Разве ты не был бы счастливее среди себе подобных, даже будучи крестьянином?”
Кассквит пожалел, что задал этот вопрос именно так. Чем старше и чем больше она осознавала свою чужеродность, тем менее счастливой становилась. Некоторые мужчины и женщины этой Расы тоже были только рады потереться носом об эту чужеродность. Она ответила: “Откуда я могу знать? Как найти ответ на контрфактический вопрос?”
”Осторожно", — сказал дикий тосевит. На мгновение Кассквиту показалось, что он не понял. Потом она поняла, что он шутит. Она на мгновение приоткрыла рот, чтобы показать, что поняла. Он продолжал: “Жизнь каждого человека полна противоречий. Предположим, я бы это сделал. Предположим, я этого не сделал. Кем бы я был сейчас? Иметь дело с реальными вещами достаточно сложно".
Это тоже было правдой. Кассквит сделал утвердительный жест. Она сказала: “Мне сказали, что ты не знаешь, что случилось с твоей парой и твоими детенышами. Я надеюсь, что с ними все в порядке”.
“Я благодарю вас", ” ответил Йоханнес Друкер. “Хотел бы я знать, так или иначе. Тогда я бы тоже знал, как идти дальше. Теперь я могу только одновременно надеяться и беспокоиться".
“Что ты будешь делать, если они умрут?” — спросил Кассквит. Только когда вопрос прозвучал вслух, она задумалась, стоило ли ей его задавать. К тому времени, конечно, было уже слишком поздно.
Хотя она все еще не совсем хорошо знакома с выражениями лица, которые использовали дикие Большие Уроды, она была уверена, что у Йоханнеса Друкера не было восторга. Он сказал: “Тогда единственное, что я могу сделать, — это попытаться собрать свою жизнь воедино по кусочку за раз. Это нелегко, но такое случается постоянно. Сейчас это, безусловно, происходит постоянно в Рейхе”. “Мужчинам и женщинам Расы также приходится перестраивать свою жизнь”, - отметил Кассквит. “И Раса не начинала эту войну. Рейх сделал это”.
“Неважно, кто это начал, теперь все кончено”, - сказал дикий Большой Уродец. “Гонка выиграна. Рейх проиграл. Собрать кусочки вместе всегда легче для победителей”.
Было ли это правдой или всего лишь мнением? Поскольку Кассквит не была уверена, она не стала оспаривать это. Она спросила: “Если твоя пара умрет, будешь ли ты искать другую?”
“У вас есть всевозможные неудобные вопросы, не так ли?” Йоханнес Друкер рассмеялся громким тосевитским смехом, но все еще не казался довольным. Кассквит не думал, что он ответит, но он ответил: “Я не могу сказать вам этого сейчас. Это зависит от того, как я себя чувствую, а также от того, встречу ли я интересную женщину".
“А что делает женщину интересной?” — спросил Кассквит.
Дикий Большой Урод снова рассмеялся. “Не только неудобные вопросы, но и вопросы, отличные от тех, которые задавали мужчины Расы, мужчины-военные. Что делает женщину интересной? Спросите тысячу мужчин-тосевитов, и вы получите тысячу ответов. Может быть, две тысячи.”
“Я не спрашивал тысячу мужчин-тосевитов. Я спросил тебя, — сказал Кассквит.
“Так ты и сделал". Вместо того чтобы насмехаться над ней, Йоханнес Друкер сделал паузу и задумался. “Что делает женщину интересной? Отчасти из-за того, как она выглядит, отчасти из-за того, как она себя ведет. И отчасти это, конечно, зависит от того, найдет ли она меня тоже интересным. Иногда мужчина находит женщину интересной, но не наоборот. И иногда самка захочет самца, который ее не хочет.”
“Я думаю, что брачный сезон Расы — гораздо более аккуратный, гораздо менее напряженный способ справиться с размножением”, - сказал Кассквит.
“Я уверен, что это так — для Гонки”, - сказал дикий Большой Уродец. “Но тосевиты поступают совсем не так. Мы можем быть только такими, какие мы есть”.
Столкнувшись лицом к лицу со своими собственными отличиями от Расы, Кассквит тоже это видела. Культура прошла долгий путь к минимизации этих различий, но не смогла их устранить. Она размышляла, стоит ли спросить Йоханнеса Друкера, находит ли он ее привлекательной, и стоит ли использовать утвердительный ответ, если она его получит, чтобы начать спаривание. В конце концов, она решила не спрашивать. Ни одно из его слов не показывало, что ему это может быть интересно. Как и его репродуктивный орган, который мог быть более точным — или, по крайней мере, менее обманчивым — индикатором. Выходя из купе, она задавалась вопросом, понравится ли ее решение Джонатану Йигеру.
Он молчал, когда она вернулась в купе. Он не спросил ее, спаривалась ли она с пленным немцем. Как будто он не хотел этого знать. Ни о чем другом ему тоже особо нечего было сказать. Кассквиту это было безразлично. Она привыкла разговаривать с диким — но не слишком диким — тосевитом почти обо всем. Она чувствовала себя опустошенной, одинокой, когда он так мало отвечал.
Наконец она решила посмотреть правде в глаза. “Я не спаривалась с Йоханнесом Друкером", — сказала она.
“Хорошо", ” ответил Джонатан Йигер, все еще не проявляя особого оживления. Но потом он спросил: “Почему бы и нет?”
“Он не проявил особого интереса, — ответил Кассквит, — и я не хотел делать тебя несчастной”.
“Я благодарю вас за это", ” сказал он. “Я благодарю вас за то, что вы подумали обо мне.” Он поколебался, затем продолжил: “Знаете, вам тоже следует подумать о себе”.
Кассквит думала о себе — как о члене Расы, или как о самом близком приближении к члену Расы, каким она могла быть. Она мало думала о себе как о личности. Ее не поощряли много думать о себе как о личности. Она сказала: “Не кажется ли вам, что дикие тосевиты — особенно дикие американские тосевиты — слишком много заботятся о своих личных проблемах и недостаточно заботятся о проблемах своего общества?”
Он пожал плечами. “Я ничего об этом не знаю. Но если отдельные люди счастливы, как может общество быть несчастным?”
Большие Уроды умели переворачивать все с ног на голову. Раса всегда думала об обществе в первую очередь: если бы общество было хорошо упорядочено, то люди были бы счастливы. Сначала посмотреть на отдельных людей… вероятно, это был признак американских тосевитов с их манией подсчета рыл. “Знаете ли вы, что вы подрывник?” она спросила Джонатана Йигера.
Когда его глаза сузились, а уголки рта приподнялись, она ответила на его веселье, даже если не смогла воспроизвести выражение его лица. Генетическое программирование, подумала она. Это не могло быть ничем другим.
Он сказал: “Я надеюсь на это. Что касается нас, тосевитов, то многое в Расе могло бы пригодиться для подрывной деятельности”.
Если бы он сказал это, когда впервые поднялся на звездолет, она была бы в ярости. Но теперь она увидела, что у него был свой взгляд на вещи, отличный от ее. С его точки зрения, у нее начинала появляться своя собственная точка зрения. Она сказала: “Ну, ты уже на полпути к тому, чтобы разрушить меня". Они оба рассмеялись.
Будучи старшим научным сотрудником, Томалсс продолжал работать над самыми разнообразными проектами, некоторые из которых были его собственными, другие были поручены ему начальством. Оставаться занятым — вот что он получил за то, что был экспертом по Большим Уродствам. Конечно, его исследования Кассквита оставались важной частью его работы. Однако теперь, когда она стала взрослой, ему не нужно было уделять ей постоянное внимание, как тогда, когда она была детенышем.
Он все еще записывал все, что происходило в ее купе. Он будет делать это до тех пор, пока она жива (если только она случайно не переживет его, и в этом случае тот, кто его сменит, продолжит запись). Она была слишком ценным экземпляром, чтобы позволить каким-либо данным пропасть даром. Даже если бы Томалсс не смог оценить все это, какой-нибудь другой аналитик сделал бы это через годы или поколения. Гонке потребовалось бы много времени, чтобы выяснить, что заставило тосевитов отреагировать так, как они отреагировали.
Поскольку он так долго и так тесно участвовал в ее жизни, Томалсс все еще оценивал как можно больше необработанных данных. Общение Кассквита с Джонатаном Йигером научило его такой же сексуальной динамике Больших Уродов, как и где-либо еще. Эти взаимодействия также многому научили его о границах культурной идеологической обработки для тосевитов.
“Что ж, вы на полпути к тому, чтобы подорвать меня”, - сказал Кассквит дикому Большому Уроду за пару дней до того, как Томалсс просмотрел аудио и видео. Оба тосевита использовали свой лающий смех, так что Томалсс предположил, что она пошутила.
Слышать это было все равно больно, потому что он боялся, что за этим кроется правда. Ты не можешь вылупиться из яйца ционги, была пословица, более древняя, чем объединение Дома. Он сделал все возможное с Кассквитом и увеличил свои шансы превратить ее во что-то близкое к женщине Расы, не позволяя ей контактировать с дикими Большими Уродами, пока она не станет взрослой.
Пока он размышлял, запись продолжала воспроизводиться на его мониторе. Вскоре Кассквит и Джонатан Йигер начали спариваться. Наблюдая за ними, Томалсс издал тихое раздраженное шипение. Он знал, какой разрушительной силой была сексуальность тосевитов. Теперь он видел это снова.
Он перевел запись обратно на Кассвит, рассказывающую Джонатану Йигеру, что она не спаривалась с другим Большим Уродом на борту звездолета. Томалсс задавался вопросом, согласится ли она; он решил не упоминать эту тему, чтобы не влиять на ее действия. С тех пор как она познакомилась с удовольствиями совокупления, он скорее ожидал, что она будет потакать себе. Но нет.