Ее голос был жестким от неодобрения, Зешпасс сказала: “Не мне судить о причинах возвышенного повелителя флота. Это тоже не для тебя.”
“А если его никто не осудит, как кто-нибудь узнает, когда он совершит ошибку?” — спросил Страха. “Он уже сделал достаточно из них, по моему не столь скромному мнению. Как он может быть привлечен к ответственности за них?”
“Привлечен к ответственности? Он — повелитель флота.” Зешпасс звучал так, как будто Страха внезапно заговорил по-английски, а не на языке Расы.
Очевидно, мысль о том, что повелителя флота, как и любого другого смертного, нужно допрашивать и критиковать, когда он совершает ошибку, никогда не приходила ей в голову.
Знаете ли вы, что с вами случилось? — спросил себя Страха. И он действительно знал. Вы стали охотником за мордами, по крайней мере частично. Жизнь среди американских Больших Уродов так долго сказалась на тебе.
Конечно, он был невысокого мнения о способностях Атвара еще до того, как сбежал в Соединенные Штаты. Если бы он не был невысокого мнения о способностях Атвара, если бы он не попытался сам взять командование на себя, ему не пришлось бы бежать в США. Но годы, проведенные в стране, которая институционализировала подсчет морд и заставила его работать, сделали его еще менее уважительным к институтам Расы, чем он ожидал. "Мы скучный народ", — недовольно подумал он.
“Он может быть командующим флотом, — сказал Страха вслух, — но он не Император”.
“Это правда”, - признала Зешпасс, опуская свои глазные башенки. Страхе пришлось напомнить себе, что нужно сделать то же самое. Он не осознавал, как далеко зашли его привычки в изгнании, пока не вернулся в общество Расы. Зешпасс продолжил: “На самом деле, у Реффета, командующего флотом колонизационного флота, часто возникали разногласия с командующим флотом Атваром”.
“Я верю в это.” Голос Страхи был сухим. По его мнению, у любого, кто не был согласен с Атваром, должно было быть что-то не так с ним. “О каких вещах они разошлись во мнениях? Вы случайно не знаете?”
Получив возможность посплетничать, Зешпасс не заметила, как перешла от допрашивающего к допрашиваемому. “Я, конечно, знаю”, - сказала она. “Если вы можете себе это представить, Атвар предложил набрать солдат из числа мужчин и женщин колонизационного флота, чтобы создать то, что фактически будет постоянным Солдатским временем на Тосеве 3”.
“А у него есть?” Сказал Страха. Это показалось ему всего лишь здравым смыслом. Даже Атвар, как бы ни ненавидел это признавать вернувшийся отступник, не был глупым все время. Его голос звучал еще более задумчиво, когда он спросил: “И Реффет не одобряет это?”
“Конечно, он знает”, - ответил Зешпасс. “Мы пришли сюда, чтобы колонизировать этот мир, а не сражаться за него”.
“Я понимаю это”, - сказал Страха. “Но если Большие Уроды по-прежнему будут готовы сражаться против нас, что мы будем делать, когда мужчины флота завоевания начнут стареть и умирать?”
Это явно не приходило в голову Зешпассу. Немного подумав, она сказала: “Я полагаю, нам придется закончить завоевание до того, как это произойдет. Этот назревающий конфликт с Соединенными Штатами дает нам возможность сделать большой шаг в этом направлении”.
"Правда — но только до определенной степени", — сказал Страха. “Даже на землях, которые мы якобы завоевали, восстание продолжается. Должно быть, это одна из причин, по которой вы отказываетесь позволить мне отправиться в Каир и лично посмотреть, какое общество строит Раса.”
“Вы тоже сказали правду, господин начальник, но только до определенной степени", — ответил Зешпасс. “Большие Уроды, находящиеся под нашим правлением, получают оружие и поддержку от независимых тосевитских не-империй. Если бы больше не было независимых не-империй, как бы они могли продолжать борьбу против нас?”
Это был хороший вопрос. Страха не мог ответить на это сразу. Немного подумав, он ответил: “Я полагаю, что это возможно. Но, учитывая то, что мы, представители флота завоевания, видели в упрямстве и извращенности тосевитов, я считаю, что глупо предполагать, что все сопротивление умрет в течение одного поколения.”
“Мы, конечно, учтем ваше мнение”, - сказал Зешпасс. “Но мы не обязаны делать ничего большего, чем рассматривать их”.
“Я понимаю это." Страх вздохнул. “Своими собственными действиями я убедился, что никогда больше не буду помогать формировать политику Расы здесь, на Тосеве 3”. Его голос звучал смиренно, даже смиренно. Он не чувствовал себя смиренным или чем-то близким к этому. Он по-прежнему был убежден, что мог бы справиться с флотом завоевания лучше, чем Атвар. И если Реффет не видел необходимости в солдатах колонизационного флота, он был просто еще одним мужчиной с причудливой раскраской тела и песком между глазными башенками.
Страха скрестил первый и второй пальцы правой руки — жест, который иногда использовали американские Большие Уроды, когда говорили что-то, чего не имели в виду. Конечно, этот жест ничего не значил для Зешпасса. Для Зешпасса Большие Уроды были помехой, досадой, не более того. Несмотря на войну с немцами, она, похоже, не до конца понимала, насколько они могут быть опасны и, следовательно, насколько важно их изучать.
Этот жест также подытожил чувства Страхи по поводу его возвращения в Гонку. Чем кротче и мягче он казался, тем скорее его следователи и те, кто возглавлял Гонку в эти дни, позволили бы ему продолжать жить своей жизнью. Во всяком случае, он на это надеялся.
Но Зешпасс, хотя и был наивен в отношении тосевитов, ни в коем случае не был глуп в вопросах, связанных с Расой. Она сказала: “Когда вы предоставили свою информацию, господин начальник, этот акт помог сформировать нашу политику”.
“Я полагаю, что так оно и было, — признался Страха, — но я сделал это не поэтому. Как я уже говорил, я сделал это, потому что мой друг Сэм Йигер попросил меня сделать это”. “Дружба с Большим Уродом означает нечто большее, чем политические интересы Расы?” — сказал Зешпасс. “Несомненно, ваши приоритеты исказились за долгие годы вашего изгнания”.
“Я не согласен”. Страха использовал отрицательный жест и добавил выразительный кашель. “Сэм Йигер очень много сделал для меня, пока я был в изгнании. Действия руководства Расы были тем, что привело меня в изгнание. Естественно, пожелания Йигера и его благополучие были и остаются важными для меня”.
“Я запишу это", — сказал Зешпасс с видом судьи, выносящего приговор преступнику. Страха понял, что был слишком яростен, слишком откровенен, слишком самоуверен. Вот тебе и кротость и кротость, подумал он. Теперь, больше похожий на охотящегося зверя, чем на доверенное лицо, Зешпасс вернулся к допросу: “Значит, вы считаете, что для вас было законно заводить дружбу среди Больших Уродов?”
“Да, я знаю”, - ответил Страха. Конечно, я знаю, ты, глупое яйцо. “В конце концов, я верил, что проживу среди них всю оставшуюся жизнь”. Может быть, он все-таки смог бы вернуться к кроткому и мягкому образу жизни.
Зешпасс не собирался облегчать ему задачу. Голосом, резким, как подстриженные когти, она потребовала: “Значит, именно по этой причине вы поставили свои личные проблемы и проблемы этого вашего Большого Уродливого друга выше проблем Расы в целом?”
“Вид моего друга не имеет значения”, - сказал Страх, отталкивая ее от главного обвинения и обращаясь к чему-то меньшему. “Работевс и Халлесси являются гражданами Империи, не меньше, чем мужчины и женщины Расы. Если завоевание здесь в конце концов увенчается успехом, то же самое будет справедливо и для Больших Уродов”.
“Это вполне может быть правдой”. Зешпасс признала то, что она явно предпочла бы отрицать. Она должна была признать это; равенство видов перед законом и в загробной жизни было краеугольным камнем Империи. Она попыталась собраться: “Я заметила, что вы ничего не сказали о своем необузданном и неоправданном индивидуализме”.
Это было опасное обвинение, особенно с точки зрения членов колонизационного флота. Страха сказал: “Вы заметили, что мужчины флота завоевания проявляют больше индивидуализма, чем было бы принято Дома?”
”У меня есть", — ответил Зешпасс. “Все из колонизационного флота заметили это. Никто из колонизационного флота этого не одобряет. Мы считаем, что мужчины колонизационного флота были заражены причудливой идеологией тосевитов.”
“Мы сделали то, что нам нужно было сделать, чтобы выжить и процветать в мире дикого индивидуализма”, - сказал Страха. “Это, конечно, точка зрения Расы. Для Больших Уродов мы безнадежные реакционеры".
“Я не понимаю, почему взгляды местных варваров должны иметь какой-то особый вес”, - чопорно сказал Зешпасс.
“А ты разве нет?” Сказал Страха. “Я бы счел ответ довольно очевидным и продемонстрированным недавней войной с Германией, если бы он не был достаточно очевиден без этой демонстрации. То, что Большие Уроды думают о нас, имеет значение, потому что они могут причинить нам боль. Они могут сильно навредить нам. Почему тебе так трудно в это поверить?”
Зешпасс сказал: “Все было не так, как должно было быть, когда мы добрались до Тосева 3. Это не так, как нам говорили, все будет, когда мы доберемся до Тосева 3”.
“Но так обстоят дела”, - сказал Страха. “Если вы не видите этого, если вы не можете приспособиться к этому, усилия по колонизации столкнутся с серьезными трудностями”.
“Мы и есть Раса", — сказал Зешпасс. “Мы победим. Мы всегда побеждали. Мы можем сделать это снова".
“Мы можем, конечно”, - согласился Страха. “Независимо от того, будем мы это делать или нет… это уже другой вопрос. Если мы будем действовать так, как будто наш триумф гарантирован, это только усложнит задачу. Тосевиты представляют собой самую серьезную проблему, с которой мы когда-либо сталкивались. Отворачивая наши глазные башни от этой проблемы, действуя так, как будто ее не существует, мы сделаем ситуацию хуже, а не лучше. Вы можете быть уверены, что американские Большие Уроды, которых я знаю лучше всех, не верят, что их триумф гарантирован. В результате они неустанно работают над тем, чтобы подорвать нас".