Лето.
Грядущие вам навстречу или идущие впереди вас девушки и женщины соблазнительно легко одеты.
Нахальный ветерок делает вид, что вот прямо сейчас взметнёт чьё-то платье и превратит его владелицу в Мерилин Монро — ту самую Мерилин со знаменитого на весь мир снимка.
Каблучки — тук, тук-тук… мелькают изящные, коленки, загорелые, округлые, умопомрачительной формы икры, нежные тонкие лодыжки.
Крутые бёдра неудержимо притягивают взор.
Там — тайна всех тайн и загадка всех загадок.
И пусть икры иногда попадаются слишком худые, а бёдра вялые и оплывшие. Пусть коленки выпирают, а сами ноги кривоваты и не имеют нужных пропорций между своими частями и по отношению к остальному телу в целом — не беда! Ведь это женские ноги. И в них, не самых совершенных, коротковатых и уже не очень молодых можно и нужно уметь видеть свою, только данным конкретным ногам присущую красоту и сексуальную притягательность!
Разумеется, мы ещё обязательно поднимем глаза выше и оценим стан, живот, грудь, руки, плечи и шею, мы вглядимся в лицо, посмотрим на волосы и уши, окинем последним взглядом фигуру в целом и подумаем: «Хороша!». Или не подумаем. Но всё-таки обернёмся вслед и опять посмотрим именно на ноги. Да, некрасивое и какое-то угрюмое лицо, вислая грудь, и живот, прямо скажем, мог бы быть и поменьше, но вот ноги… Ах, господа, вы только поглядите, какие ноги!
Егор очнулся.
— Ноги… они живые, — озвучил он созревшую мысль и тут же понял, что никакая это не мысль, а самая что ни на есть откровенная глупость.
— Спасибо, — обиделся голос и пропал.
Егор посидел ещё некоторое время в машине, без особой нужды покрутил верньер настройки приёмника (радио заработало в обычном режиме), выкурил, не ощутив вкуса, сигарету, несколько раз длинно и тоскливо вздохнул и полез наружу.
Небо очистилось от облаков и туч, и воздух заметно посвежел.
— Только сон приблизит нас к увольнению в запас, — высказался вслух Егор, окинул взглядом крупные влажные звёзды и поплёлся в дом.
Утром Анюта не завелась.
Напрасно Егор в течение минут, как минимум, пяти терзал стартёр — двигатель отказывался работать напрочь.
К хорошему привыкаешь сразу, а к плохому — постепенно — эта истина общеизвестна. Случись подобное ещё неделю назад, Егор Хорунжий проверил бы наличие бензина в баке, свечи, возможно, карбюратор и бензонасос и, в случае неудачи, пожал бы плечами и отправился по своим делам на общественном транспорте. Но за последние несколько дней он настолько свыкся с абсолютной надёжностью и безотказностью своего автомобиля, так уверовал в его сверхъестественные качества, что теперь каприз Анюты воспринял чуть ли не как личную обиду.
Делать, однако, было нечего, — машина не отзывалась не только на нервные, а также бережные, спокойные, ласковые и даже страстные повороты ключа в замке зажигания, но и на словесные обращения-просьбы типа: «Анюта, кончай дурить, ехать надо.» Поразмышляв, Егор даже неуверенно попросил извинения за вчерашнее, оправдываясь тем, что так до сих пор по тупости своей и не понимает с чем или с кем имеет дело.
Судя по тому, что и после этого двигатель остался глух и нем, извинения приняты не были.
Егор почесал в затылке, в сотый раз тяжело вздохнул, запер машину, проверил наличие в карманах денег и сигарет и вышел за ворота.
До остановки троллейбуса и трамвая было минут пять ходьбы, и он уже свернул со своей улице направо к трассе, когда его зычно окликнули:
— Эй, сосед!
Егор повернул голову.
На противоположной стороне перекрёстка, монументально попирая ногами земную твердь и призывно махая рукой, стоял цыган Юра, сосед Егора по улице.
Несмотря на то, что утро выдалось довольно жарким, Юра был облачён в плотные чёрные джинсы, красно-фиолетовую, туго обтягивающую его внушительный живот, шёлковую рубаху и опять же чёрный пиджак. На ногах у Юры красовались новенькие итальянские туфли с блестящими пряжками, на среднем пальце левой руки плотно сидел массивный золотой перстень, а белые, без единого изъяна Юрины зубы, обнажённые в улыбке, расшвыривали во все стороны света ослепительные солнечные зайчики. Впрочем, один зуб, верхний передний, был всё-таки золотой, что с одной стороны портило Юрину улыбку, но с другой, видимо, придавало ей необходимый цыганский шик.
Егор удивился.
С Юрой он был знаком лет, наверное, пять — с тех пор, как тот купил две саманные развалюхи с участками на улице «Парижской коммуны» в соседнем квартале, быстренько их снёс, объединил участки в один и начал строить себе, как и положено, настоящий цыганский дворец.
«Дворцов» таких за последние годы выросло в городе довольно много. Громадные, в три, а то и четыре этажа (считая цокольный), смешные и страшные в своей нелепой роскоши, красного, так называемого «итальянского» кирпича, они высовывались напоказ из-за глухих, кирпичных же заборов со всеми своими арочными окнами и порталами, сверкали жестью крыш и водосточных труб, как бы говоря прохожим: «А вот мы какие!» Прохожие, обладающие хоть каким-то вкусом (таких всегда мало в любом городе мира) плевались или пожимали плечами и шли себе дальше. Прочие же обыватели останавливались, разглядывали очередное краснокирпичное и громоздкое чудо-юдо, вздыхали и прикидывали, что бы построили они сами, будь у них такие деньги. Егор иногда от души радовался тому, что у большинства его земляков и остальных граждан необъятной родины таких денег никогда не будет, а то бы они, пожалуй, понастроили…
Так вот. Знаком-то он с Юрой был, но никогда их отношения дальше «здрасьте-здрасьте» не заходили. А тут зовёт…
Егор подошёл и пожал протянутую руку.
Цыган Юра был старше Егора лет на десять-двенадцать, ниже ростом, но гораздо массивнее. Его тёмное лицо лоснилось от пота, толстые губы были растянуты в улыбке, но глаза… глаза явно не желали Егору добра и благополучия — в них мерцала одна только цыганская оценка будущей жертвы и плохо скрытая насмешка.
— Здравствуй, сосед.
— И ты здравствуй.
— Как дела?
— Нормально. А у тебя?
— Хорошо, только заботы всякие достали.
— Ну, заботы нынче у всех.
— Э, тебе хорошо, один живёшь, а я от этих женщин скоро с ума сойду.
Егор усмехнулся и промолчал.
— Я слышал ты новую машину купил, — после некоторой паузы продолжил Юра.
— Ага, — не моргнув глазом соврал Егор. — Только не купил. Подарили. И, представляешь, оказалась в точности такой же, какая у меня и была. Даже цвет тот же. А старую на запчасти продал.
— Ну! — цыган сделал вид, что поверил. — Ты знаешь, я такую давно хотел. Продай, а? Тысячу долларов дам.
Егор только рассмеялся.
— Не хочешь тысячу, возьми две, — показал широту цыганской натуры сосед.
— Извини, Юра. Хоть пять давай, не продам. Это подарок, понимаешь? Как можно продать подарок?
— Слушай, зайдём ко мне. Вина выпьем, потолкуем. Три тысячи. Тебе за «копейку» никто больше не даст. А на эти деньги купишь себе «пятёрку». Ну, три с половиной тысячи. Только потому, что ты мой сосед. У тебя же ещё деньги погулять останутся и ещё что-нибудь полезное для дома купить или для твоей девушки. У тебя же есть девушка?
— А как же!
— Вот видишь! — обрадовался Юра.
— Извини, сосед, не могу. Я же тебе говорю, подарок. А мы, русские, подарки не продаём. Да её ёщё и в порядок приводить надо. С утра вот сегодня не завелась…
— А я что, не русский, что ли? — деланно обиделся Юра. — Тоже в России с рождения живу.
— Значит не русский, коль подарок продать предлагаешь, — жёстко сказал Егор — ему уже надоела эта странная беседа.
Вот же, племя цыганское, подумал он со смешанным чувством восхищения и неприязни, уже что-то пронюхали. Но откуда? Володька проболтаться не мог. Я, вроде, тоже помалкивал. Хотя… Егор вспомнил сержанта Бородина, Зойку и бандитов Бори Богатяновского. Сержант наверняка растрепался коллегам о необычной «копейке», к которой не прилипает пыль и грязь; Зойка тоже не могла не рассказать подругам о новых своих приятелях с чудесной машиной; а уж бандитам сам бог велел обсудить вредный «жигулёнок», способный уйти на трассе от мощного «мерседеса».
Вот и пошёл слушок гулять по свету, ну а цыгане тут как тут. Это ведь только кажется, что Ростов большой город, а на самом деле, если копнуть, все здесь друг друга знают если не напрямую, то через знакомых или знакомых знакомых — точно.
— Я тебе потому предлагаю продать, — сказал Юра, — что ты мой сосед, и я с тобой уже пять лет на улице здороваюсь. Жалко мне будет, если ты машину потеряешь.
— Это как? — заинтересовался Егор.
— А так. Знаешь самую главную цыганскую тайну?
— Это про то, что краденный конь дешевле купленного? — пренебрежительно заметил Егор, совсем недавно прочитавший очень смешную книгу писателя Михаила Успенского под названием «Там, где нас нет», в которой как раз и раскрывалась эта самая главная цыганская тайна.
— Ты смотри! — удивился Юра. — Знаешь. Откуда знаешь, а?
— Живу давно.
— Ну, если знаешь и давно живёшь, то понять должен, что я тебе помочь хочу.
— Так-так, — подбоченился левой рукой Егор. — То есть, ты мне хочешь сказать, что если я не продам тебе машину, то её попросту угонят?
— Я всегда знал, что ты догадливый.
— И кто же, интересно, это сделает?
Цыган молча поднял к небу чёрные глаза.
И тут Егор по-настоящему завёлся. Припомнил он всю свою безалаберную, но честную жизнь и всё, что этой самой честной жизнью нажил; припомнил также и то, что нажил за свою отнюдь не честную жизнь тот же цыган Юра (кроме поражающего своей пошлой роскошью дома, в гараже у соседа имелось две машины: новенький «Рено» и «Ниссан Максима» позапрошлого года выпуска) и пришла ему неожиданно в голову весёлая и сумасшедшая мысль. «Обведу ромалэ вокруг пальца! — подумал он, — пусть хоть раз в жизни почувствует себя в чужой шкуре. И даже не обведу, а…».
— Ладно сосед, — внешне спокойно сказал Егор, доставая сигареты и предлагая их цыгану (Юра отказался и достал свои — курил он «Винстон»). — Раз такое дело, то я предлагаю заключить пари. Поспорить по— нашему. Или побиться об заклад Это я всегда пожалуйста, — с готовностью откликнулся он. — О чём спорить будем?