— Э-э… — Егор сделал вид, что неожиданно засомневался. — А вдруг я выиграю, а ты потом скажешь, что никакого пари не было? Ты меня Глаза у Юры сверкнули быстрым тёмным блеском, и весь он даже как извини, конечно, но вы, цыгане, такой народ… ненадёжный в этом смысле. Обманешь ведь, а?
— Ты говори да не заговаривайся, — обиделся Юра. — Цыган обмануть может, этим и жив, но смотря в чём. В честном споре между двумя мужчинами цыган никогда не обманет.
— Так уж и не обманет? — прищурился Егор.
— Ну, может, конечно найдётся какой-нибудь отщепенец… Но я обмануть не могу. Не так воспитан.
— Ну-ну. Верю. Но всё равно свидетели нужны. Уж больно заклад у нас серьёзный будет.
— Да ты хоть скажи, что за пари и что за заклад?! — не выдержав, воскликнул цыган Юра. — А то я, может, ещё и спорить-то с тобой не буду!
— Ага. Уже испугался, — с видимым удовлетворением констатировал Егор и тут же добавил, заметив, как потемнело лицо цынана. — Ладно, ладно… Шучу. Значит пари такое. Если ты или любой из твоих знакомых заведёт мою машину и доедет на ней… ну, хотя бы до поворота на трассу, то я тебе её отдаю даром. Если же нет, ты платишь мне пять тысяч американских долларов. Время— с того момента, как ударим по рукам и до двадцати четырёх часов сегодняшнего дня. То есть до полуночи. Разрешаю лезть под капот, копаться в моторе, менять свечи и даже аккумулятор. Со своей стороны, впрочем, гарантирую, что никаких поломок там нет. Всё в полном порядке и отлично отрегулировано. Бензин в баке есть. Просто ты её не заведёшь… А вон, кстати, и свидетели идут подходящие.
Со стороны центра, шагая прямо посередь улицы, к ним приближались братья Волошины. Сашка и Лёшка. Братья были близнецами, но близнецами разнояйцовыми, то есть, совершенно не похожими друг на дружку: худой длинный и черноволосый Сашка и невысокий полный белобрысый Лёшка. Оба давно занимались челночным бизнесом, в котором достигли определённых успехов (сами уже на рынке не стояли — нанимали продавцов), ни от кого не зависели и жили на соседней улице в большом собственном добротном доме с мамой и замужней сестрой. Оба были холостяки, и обоих Егор знал с самого детства.
— Ну что, по рукам? — вкрадчиво осведомился Егор.
— А! Где наша не пропадала… Но гляди, сосед, чтобы потом на попятную не пошёл.
— Обо мне не беспокойся, позаботься лучше о себе. Эй, Сашка! Лёшка! Хлопцы, ходь сюды!
Братья неторопливо подошли, поздоровались и внимательно выслушали условия спора.
— Ты, Егор, как видно совсем допился, — осуждающе заметил степенный Сашка. — Где ж это видано, чтобы новую машину не завести? Ну два часа уйдёт… ну, три.
— Может, ты тоже хочешь поспорить? — небрежно спросил Егор.
— Нет уж, хватит с тебя и Юры, а то совсем без штанов останешься.
— Так я не понял, вы согласны быть свидетелями или нет?
— Отчего ж нет, согласны. Ты как, братишка?
— Согласны, согласны, — улыбнулся белобрысый Лёшка. — Ну гляди, Егор, выиграешь — с тебя ящик пива.
— Два, — серьёзно заметил Егор. — Два ящика. И рыба в придачу.
— А с меня, если моя возьмёт, два ящика шампанского, — не захотел отстать цыган.
— Тогда по рукам, — сказал Егор и протянул свою.
Сашка торжественно перебил рукопожатие спорщиков, и выразил желание понаблюдать за процессом. Егор охотно согласился, заметив, что участие свидетелей не только желательно, но просто даже необходимо, после чего все отправились во двор к Егору.
К девяти часам вечера вокруг Анюты собралась целая толпа. Здесь были и Юрины соплеменники, и оба брата, Сашка и Лёшка, и целых три умельца — механика, которых Юра откопал в городе буквально за пару часов и, посулив чуть ли не золотые горы, привёл к Егоровой машине.
Анюта не заводилась.
Дважды меняли свечи и аккумулятор. Разбирали и снова собирали карбюратор и бензонасос. Колдовали с системой зажигания. Плевали через левое плечо и стучали ногами по колёсам. Бесполезно. Стартёр выл, аккумуляторы честно выбрасывали накопленную энергию, свечи исправно давали убойной силы искру, а двигатель… двигатель молчал.
Трое известных умельцев-механиков трижды чуть ли не облизали Егоров автомобиль от переднего бампера до заднего и от крыши до колёс в поисках хитрого противоугонного устройства, после чего поклялись своей честью, что таковое и вообще любое противоугонное устройство на данном виде транспорта отсутствует, а машина, видать, заколдована, потому что иного объяснения они, механики, дать не могут. Механики съели в доме весь хлеб и колбасу, опростали пять чайников чая и к половине десятого вечера впали в полную безнадёгу. Не сдавался один Юра.
— Заколдована, говоришь? — с сомнением проговорил он, поглядев в сотый, наверное, за этот длинный день раз на часы. — Ну ладно. Нет такого колдовства, которое бы цыгане не расколдовали.
Он что то шепнул своему сыну-подростку, который с обеда крутился тут же, рядом, и тот опрометью кинулся со двора.
Володька Четвертаков, Коля Тищенко по кличке Король и старая, как мир, цыганка вместе с Юриным сыном вошли в открытые ворота одновременно, когда часы показывали девять часов пятьдесят две минуты. До назначенного срока оставалось два часа и восемь минут.
— Что за шум, а драки нет? — весело удивился Король.
— О, ребята! — обрадовался Егор. — Извините, должен был сам к вам сегодня заскочить, но тут такое дело…
Он отвёл обоих в сторонку и быстро рассказал, что произошло.
— Пять тысяч баксов… — протянул Король. — Неплохо, неплохо. А если заведёт?
— Думаю, что не заведёт, — заметил друг Володька, глядя, как Юра что-то горячо втолковывает старой цыганке на своём непонятном цыганском языке. — Если уж эти трое за день не сумели, то, считай, Егорка, что пять тысяч у тебя в кармане.
— А ты бы смог? — заинтересовался Король.
— Нет, пожалуй. Я этих механиков знаю. Специалисты высочайшего класса.
— Что, лучше тебя?
— Э, погоди, Король, — вмешался Егор. — Ты лучше расскажи, что там с твоими бойцами и людьми Бори Богатяновского. И как менты. Пронюхали?
— Тем, кому положено нюхать, давно и хорошо заплачено, — усмехнулся Тищенко. — А люди, слава те, господи, все живы, хоть некоторые и не совсем здоровы… Кто пулю в плечо схлопотал, кто в руку, кто в ногу. Хуже всего самому Боре Богатяновскому — он себе сдуру яйца отстрелил. Жить, правда, будет, но вот всё остальное — вряд ли. Но это всё ерунда. Тут другое интересно…
— Что именно?
— Потом расскажу, когда спектакль закончится и зрители разойдутся. Глянь, чего это цыганка делает?
Тем временем вокруг Анюты разворачивалось самое, что ни на есть колдовское цыганское действо.
Были разложены два костерка — спереди и сзади машины; и теперь древняя, похожая на высохшую яблоню-дичок, цыганка ходила противосолонь вокруг Егоровых «жигулей», накладывала морщинистые руки-сучья то на капот, то на крышу, то на багажник, шептала и выкрикивала каркающим голосом непонятные слова-заклинания, сыпала в огонь то ли какой-то порошок, то ли высушенную истолчённую траву, то ли ещё что, только ей, старой колдунье, ведомое.
Присутствующие на всякий пожарный случай отошли подальше и с интересом, в который примешивалась известная доля опаски, наблюдали за действиями цыганки.
Так прошёл ещё час и двадцать минут.
Наконец колдунья остановилась, постояла несколько секунд, опустив голову, затем нашла глазами Юру и негромко, но внятно сказала по-русски:
— Ничего не выйдет, внук. В этой машине сидит слишком сильный дух. Это женщина. Я таких сильных никогда не встречала и даже не слышала, что такие бывают. Мне с ней не справиться. И никому на этой земле не справиться.
Она обернулась и посмотрела на Егора:
— Твоя машина?
— Моя, бабушка.
— Не знаю, где ты такую нашёл, и знать не хочу. Но будет тебе от неё большая радость и великая тоска. Всё, хочу домой. Устала. А ты, Юрка, неси деньги раз проиграл.
— Как это проиграл?! — вскричал Юра и громко затараторил по-цыгански.
— Цыц! — окоротила его старуха, что-то коротко ответила и, не оглядываясь, пошла со двора.
— Ах ты… мать! — загнул по-русски Юра, плюнул в сердцах под ноги и зло глянул на механиков.
Механики беспомощно развели руками.
— Ты, Юра, не серчай, — осторожно сказал один из них, постарше. — Сам видишь, какие дела. Даже бабка твоя, и та отступилась. Машина в полном порядке — голову даю на отсечение.
— Так какого же тогда… она не заводится, если в порядке!? — чуть ли не заплакал цыган.
Пожилой механик молча пожал плечами и полез в нагрудный карман за «Примой».
Ровно в двенадцать часов пятнадцать минут Юра принёс пять тысяч долларов. Механики было попробовали потребовать плату за зря потерянный день, но, донельзя обозлённый проигрышем цыган, заявил, что не даст ни копейки тем, кто не умеет сделать самую простую работу. Механики обиделись и высказались в том смысле, что пусть теперь он, Юра, ищет себе при нужде других мастеров, а они больше ни за какие коврижки не возьмутся за ремонт любой Юриной машины, пусть хоть на коленях упрашивает. Уже почти вспыхнула серьёзная ссора, но тут вмешался Егор. Он дал механикам сто долларов на троих, извинился за причинённое беспокойство и вежливо спровадил со двора. Механики ушли довольные, следом, ругаясь сквозь зубы разными цыганскими словами ушёл, не попрощавшись, Юра с дружками-соплеменниками, и у машины остался Егор, Володька Четвертаков, Король и братья-близнецы.
— Вот и нажил я себе врага, — констатировал Егор. — Ну и хрен с ним — никто его биться об заклад силком не тащил, — и добавил, лихо хлопнув по ладони пачкой «зелёных». — Так что там насчёт двух ящиков пива и рыбки?
Глава двенадцатая
Проснулся Егор поздним утром. Точнее даже не утром, а днём, в начале первого. Припомнил вчерашнее, покосился на кучу пустых пивных бутылок под столом и поморщился, ощутив привычное тягучее похмелье.
Пивом они вчера, разумеется, не ограничились…