— Жить будет, — Егор выпрямился. — Но в травматологический пункт обратиться не помешает. — Привет, Зоенька. Какая встреча, а?!
— Егор… — Зоя подошла вплотную, и Егор осторожно, как бы опасаясь отказа, поцеловал её в губы.
— Вот те на! — засмеялась Вера. — Вы что, знакомы?
— Некоторым образом, — слегка поклонился Егор и представился. — Егор.
— Вера, — она протянула ему изящную кисть, и Егор, не задумываясь ни на секунду, наклонился и поцеловал эту руку.
— О! — восхитилась Вера. — Пан не только умеет драться, но и обучен хорошим манерам! Зоенька, где ты отхватила такого мужчину?! Я уж думала, что такие все вымерли, но, слава Пресвятой Деве Марии, кажется, я ошибалась… Вы тоже ростовчанин, как и моя племянница?
— К вашим услугам, — ещё раз поклонился Егор, ощущая, что его невеликий запас изысканных манер стремительно сокращается. — Зоя, у тебя очаровательная тётя, а кофе, который она готовит, просто не имеет себе равных!
— Я вот стою и думаю, — сказала Зоя, — то ли мне приревновать, то ли не стоит…
— Стоит, Зоенька, — с самым серьёзным видом заверила очаровательная тётя. — Поверь моему опыту — ревновать стоит всегда хотя бы потому, что в девяносто девяти случаях из ста твоя ревность будет имееть под собой все основания. Не всегда., правда, стоит свою ревность показывать… Впрочем, для обмена опытом, я думаю, у нас ещё будет более подходящее время. А пока, дети мои, советую вам исчезнуть, потому как, неровен час, эти подонки вернутся и вернутся не одни.
— Я тебя тут одну не брошу, — решительно заявила Зоя.
— А с чего ты взяла, что я собираюсь здесь оставаться? — удивилась тётя. — Нет, раз уж в моём кафе начали происходить подобные вещи, то самое время пришло навестить одного моего старого знакомого. Что я сейчас же и сделаю, как только вас провожу. Кстати, по улицам вам сегодня шляться я не советую. Да и завтра, пожалуй, тоже, — добавила она подумав. — Лучше всего идите-ка вы домой и займитесь каким-нибудь приятным делом. Например, поцелуями… ну и всем прочим. Я вернусь поздно или, что всего вероятнее, совсем сегодня не вернусь. Егор, вы где остановились во Львове? У друзей?
— У меня здесь мама живёт, — скромно ответил Егор, несколько смущённый тётиной откровенностью.
— Что вы говорите… А как её… ох, нет! Потом, всё потом! — и она буквально вытолкнула Егора и Зою из кафе на улицу.
Зоина тётка жила в совершенно шикарной трёхкомнатной квартире на улице имени польского художника Матейка, в двадцати пяти минутах медленной ходьбы от площади Рынок, совсем рядом с которой и располагалось кафе на улице Армянская.
Но добрались они до этой квартиры минут за пятнадцать, потому что не шли, как положено ходить во Львове — спокойно и не торопясь, а чуть ли не бежали, взявшись за руки.
И всю великолепную прелесть этой самой квартиры Егор оценил много позже, потому что целоваться и раздеваться они начали сразу же, как только переступили порог и захлопнули дверь.
В широкую двуспальную кровать они упали уже практически голыми, а их долгий путь от входных дверей до кровати был усеян джинсами, платьем, рубашкой, кроссовками, туфлями и… другими деталями туалета. Егор ещё успел подумать, что этот путь чем-то похож на старую Смоленскую дорогу, по которой Кутузов гнал Наполеона Бонапарта до самой границы… и это было последнее, о чём он подумал, — последующие два часа никаких мыслей просто не было. А была только страсть. Сумасшедшая, нежная, кажущаяся бесконечной и безначальной, как Вселенная, которую — вполне возможно — сотворил Бог в могучем порыве такой же (или почти такой же) страсти.
Потом они сделали маленький перерыв, чтобы залезть под душ, наскоро перекусить и выпить по бокалу хорошего сухого вина, которое нашлось в объёмистом тётином холодильнике, и снова занялись друг другом.
Уже под вечер Егор, натянув джинсы, вышел на маленький балкон (квартира Зоиной тёти располагалась на третьем этаже старинного дома) покурить и, ощущая себя абсолютно и полностью счастливым человеком, залюбовался маленьким, но очень уютным парком, раскинувшимся прямо перед ним, крестами и шпилями колоколен, церквей и соборов и красноватыми крутыми скатами древних крыш центральной, самой старой части города и горой Высокий Замок, — с которой, собственно, и начинался когда-то славный город Львов — ярко освещённой в этот час чистым тёплым светом заходящего солнца.
На балкон к нему в шёлковом халате вышла Зоя, потёрлась щекой о его плечо и сладко зевнула, аккуратно прикрыв рот ладошкой. Егор бережно обнял девушку левой рукой, подумал о том, что лучшей минуты у него в жизни, пожалуй, не было и тут же отчего-то вспомнил об Анюте.
Интересно, как она там? И где, собственно, это самое «там» находится? И что с ней? Почему не выходит на связь? Может, пока ему тут хорошо, ей, наоборот, очень плохо? Правда, она предупредила, что несколько дней её вроде как не будет…
Зоя каким-то, только женщинам и поэтам ведомым образом, почувствовала перемену в его мыслях и настроении.
— Очень мило! — заметила она, насмешливо покосившись на Егора. — Стоит, видите ли, на балконе, курит, обнимает симпатичную девушку, с которой только что познал все радости секса, любуется самым красивым городом на земле…, а сам при этом думает о другой женщине! Нет, воистину вы, мужики, неисправимы!
Егор поперхнулся сигаретным дымом и закашлялся.
— Помилуй, Зоенька, — проскрипел он сквозь спазм сдавленным разбойничьим голосом. — У меня нет женщины, кроме тебя…
— А я и не говорю, что есть, — пожала великолепными плечами Зоя. — Думать о женщине и иметь женщину… согласись, что это хоть и похожие вещи, но всё же разные.
— Да не думал я ни о какой женщине!
— А о ком же тогда?
— Я думал… я думал о своей машине, — неохотно признался Егор.
— Вот видишь! — торжествующе сказала Зоя. — Я была права! — и с гордым видом удалилась в комнату.
Егор медленно докурил сигарету, окинул уже совсем не восторженным взором пламенеющие в лучах заката склоны Высокого Замка, поразмышлял недолго о загадочной женской душе и тяжкой мужской доле, пришёл к выводу, что умом женщину, подобно России, всё равно не понять и аршином общим не измерить, тяжело вздохнул и пошёл к Зое восстанавливать отношения.
Глава восемнадцатая
Отношения были восстановлены быстро и безболезненно к обоюдному удовлетворению сторон, после чего молодые люди решили, что настало наконец самое время погулять в парке (благо он начинает расти сразу за порогом дома) и съесть заодно по какому-нибудь шашлыку и мороженному, потому как ростовчане они, в конце концов, или где? А ростовчане, как известно, люди свободолюбивые и мало чего на этом свете боящиеся. Подумаешь, УНА-УНСО! Что ж теперь, безвылазно дома сидеть?
Сказано — сделано, и уже через десять минут они вышли из подъезда в тёплый майский вечер.
А ещё через пять действительно набрели на открытое кафе с шашлыками, пивом и мороженным, в котором даже оказалось полно свободных мест и не очень страшные цены. Впрочем, последнее мало волновало Егора, поскольку полученные от цыгана Юры пять тысяч долларов тратились пока на удивление медленно.
Так что они до отвала наелись горячего жаренного мяса, запили его изрядным количеством свежего пива, сверху на это всё с трудом поместили по сто пятьдесят грамм вкусного пломбира с вишнёвым сиропом, полюбовались вначале тёмно-синим, а после прозрачно-зелёным закатным небом над крышами и деревьями, дождались, когда зажгутся первые звёзды и в полном согласии с самими собой, друг с другом и с окружающим миром отправились домой.
А потом Егор позвонил и предупредил маму, что ночевать не придёт, и был тёплый домашний вечер с просмотром по телевизору какого-то старого американского боевика с Мэйлом Гибсоном в главной роли, и Егора страшно веселило, что крутые герои говорят на украинском языке.
И была ночь, которая повторила день, но уже с большей нежностью хотя и не с меньшей страстью.
— Только не вздумай засыпать раньше меня, — пробормотала Зоя, устраиваясь на его плече и закрывая глаза.
— Почему? — удивился Егор, чувствуя, что тоже начинает уплывать в сон.
— Потому что это неправильно, когда мужчина засыпает раньше, — прошептала она еле слышно.
— Хорошо, — согласился Егор и коснулся губами её лба, — я постараюсь.
Егор проснулся рано, — солнце только-только поднялось над крышами, а птицы в парке за окном ещё не закончили петь свои рассветные песни. Дотянулся до тумбочки рядом с кроватью и посмотрел на часы. Шесть утра, а он чувствует себя выспавшимся и бодрым, прямо как в первые месяцы после дембеля, когда организм по приобретённой за два года железной привычке неизменно просыпался ровно в шесть и требовал зарядки, водных процедур и завтрака.
Видать, молодею, с усмешкой подумал Егор, полюбовался совершенно бесшумно и крепко спящей рядом с ним Зоей и тихонько выбрался из кровати.
Зарядку он сделал в соседней комнате, после чего, за неимением щётки, почистил зубы пальцем, облился водой до пояса (он не любил по утрам принимать душ, предпочитая переносить эту процедуру на вечер) и отправился на кухню. На кухне, которая по своим размерам могла поспорить с жилой комнатой, он нашёл и сварил кофе, съел пару кусков хлеба с маслом, выкурил сигарету и, наконец, понял, зачем он поднялся в такую рань. Цветы! Надо сейчас быстренько выбраться на рынок и купить большой и разнообразный букет цветов. Как по-украински будут «цветы»? Ну да, конечно же, «квиты». Егор оделся, написал на листке бумаги короткую записку и тихонько выскользнул за дверь.
Ещё вчера, до встречи с Зоей, он во время своей прогулки по городу заглядывал ради любопытства на центральный рынок, который здесь назывался Галицким (какой же ростовчанин пройдёт мимо базара в незнакомом городе!) и приметил, что на нём помимо всего того, что обычно бывает на всех рынках, торгуют и цветами. Дорогу он приблизительно помнил, и теперь смело пошёл через парк, рассчитывая обернуться минут за сорок.