— Пока сам не увижу и не услышу… — потом задумался и спросил. — А она со мной на контакт пойдёт?
— Не знаю, не спрашивал. Но вообще-то она не далее как сегодня сказала мне, что ты ей нравишься. Потому как хороший человек.
Володька опять хмыкнул (на этот раз несколько смущённо) и сказал:
— Так, может, это… пойдём пообщаемся?
— Пошли, — легко согласился Егор. — А пиво с собой возьмём. Только позвоню сейчас от тебя Зое, и пойдём.
— Давай, а я пока оденусь.
— Кстати, — спросил Егор, берясь за телефон, — забыл спросить. Что там с этим французом, Симоном, кажется? Починил ты ему его мотоцикл?
— А! — засмеялся Володька. — Мотоцикл-то я ему починил, но он никуда пока не уезжает. Решил остаться на лето и поработать в экспедиции. Всю жизнь, говорит, мечтал раскапывать древние города. Правда, я подозреваю, что не древнегреческие тайны его манят, а душевные и физические качества ростовчанок. И в особенности — ростовчанок-танаиток. Но тут уж не он первый, так сказать, не он и последний.
— Да уж… А что Черемша?
— А что Черемша? Рад. Его ж музею это бесплатная реклама. Об этой истории уже все местные газеты раструбили, из Москвы телевизионщики приезжали снимать сюжет про француза-романтика, а теперь, вот, ждут журналистов уже из Франции.
— Лихо, — покачал головой Егор и набрал номер Зои.
Глава двадцать пятая
Со стороны это, вероятно, выглядело самым обычным образом: двое мужчин сидят в хорошо отремонтированной «копейке», пьют пиво, курят и ведут непринуждённую беседу.
Возможно, друзья. Или деловые партнёры. Или просто хорошие знакомые.
И только более внимательный взгляд мог бы заметить, что, разговаривая, эти двое почему-то чаще посматривают не друг на друга, а куда-то вперёд и вниз, туда, где в машинах обычно располагается радиоприёмник или магнитофон. А чей-нибудь не в меру тонкий слух мог бы уловить и вовсе большую странность: в то время как в машине находилось только двое, разговор вели три человека! И третьим была женщина, обладающая мягким и приятным голосом низкого тона.
Впрочем, вполне может быть, что гипотетический наблюдатель с внимательным взглядом и тонким слухом, и не нашёл бы в данных обстоятельствах ничего странного, — при современных средствах развития связи вполне можно предположить, что эти двое просто говорят со своей общей знакомой по какому-нибудь мудрёному телефону, у которого микрофон и наушник вмонтирован по прихоти владельца прямо в приборную доску автомобиля.
Но не было поблизости никого, кто мог бы прислушаться и приглядеться — практически пуста была в этот час улица, на которой проживал друг Егора Владимир Александрович Четвертаков. А те редкие прохожие, которые всё-таки время от времени появлялись в поле зрения Егора и Володи, явно были озабочены своими мыслями и проблемами и не обращали ровно никакого внимания на двух друзей, уединившихся с пивом в салоне синих «жигулей» образца семидесятых годов прошлого века.
Тем временем, Володька Четвертаков, поначалу чувствовавший себя явно не в своей тарелке, полностью освоился и даже успел уговорить Анюту незаметно полечить его жену Надю, детей и собаку, которые, в общем-то, были вполне здоровы, но в целях профилактики…
— Но учтите, Владимир Александрович, — чувственным голосом предупреждала Анюта, — только ради вас и только в целях профилактики.
— Нюточка! — радостно восклицал Володька. — Родная! О чём вы говорите! Не корысти ради, а токмо волею пославшей мя жены, как говаривал отец Фёдор из вечно живой книги «Двенадцать стульев». Разве ж я не понимаю? Нам, людям, только волю дай — и мы тут же взвалим свои проблемы на высшие силы. Лишь бы самим ничего не делать. Но ведь с другой стороны и грех не воспользоваться такой возможностью! А, как вы считаете?
Анюта смеялась, соглашалась, что не воспользоваться подобной возможностью действительно грех, но считать себя какой-то там высшей силой решительно отказывалась.
— Бросьте, Володя, — говорила она. — Какая ещё, к чёрту, высшая сила… Запомните, — для вас я просто Анюта.
Егор только диву давался, слушая этот приятельский трёп, в который ему лишь изредка удавалось вставить реплику-другую и вспоминая с каким трудом он сам устанавливал с этим существом женского пола более менее постоянный и дружеский контакт. Он даже в какой-то момент поймал себя на том, что испытывает к другу Володьке нечто вроде ревности и очень позабавился этому обстоятельству, но тут весёлая беседа неожиданно кончилась, потому что Анюта, прервав саму себя, встревожено воскликнула:
— Ого!
— Что? — одновременно спросили Егор и Володя.
— Погодите, сейчас уточню, — ответила Анюта и замолчала.
Друзья открыли ещё по одной бутылке пива и закурили.
— Ну и как тебе это всё? — заполняя паузу, осведомился Егор, кивая на радиоприёмник.
— Охренеть, — коротко и честно признался Володька. — При всей своей нелюбви к фантастике, вынужден признать, что это именно фантастика и есть. И ещё должен констатировать, что тебе повезло так, как, возможно, не везло никому и никогда. Ну и меня твоим везением зацепило по краешку. Так что, с меня, когда всё это закончится, большая и вкусная бутылка.
— Что значит «когда закончится»? — не понял Егор.
— Так ведь все когда-нибудь заканчивается, — пожал плечами Четвертаков. — Вот наберётся Анюта силёнок у нас, оклемается окончательно и того… Ищи её свищи в космических просторах! Правильно я говорю, Анюта?
— Всем домой хочется, — философски заметил Егор. — А Анюта будет прилетать к нам в гости. Верно я говорю, Анюта?
— Если будет к кому прилетать, — сказала Анюта. — Я тут только что перехватила кое-какую информацию, и она мне совсем не понравилась. Информация пока закрытая, но, боюсь, если она верна, то скоро станет известна всем. И тогда, мальчики, я вам не завидую.
— Нам, это кому? — быстро спросил Володька. — Мне и Егору?
— Нет, — сказала Анюта с печалью в голосе. — К сожалению, всем людям.
— Ты это прекращай, — строго заметил Егор. — Нас пугать не надо. Мы и сами, кого хочешь, испугаем.
— Вы лучше послушайте и сами решайте, пугаться вам или нет. Включаю запись.
В динамике что-то отчётливо щёлкнуло, и чей-то очень знакомый, мужской голос, но с какими-то совсем незнакомыми интонациями закончил явно только что начатую фразу:
— … десять миллионов человек. Вы представляете, что будет, если начнётся паника?
— Да что десять миллионов… — устало ответил второй, тоже мужской, но уже гораздо менее знакомый голос. — В стране сто сорок пять миллионов с хорошим хвостиком. А в мире — шесть миллиардов человек. Это ведь всех касается.
— М-мда… Послушайте, а вы полностью уверены в достоверности этой информации? Может быть, все не так страшно? Пусть, чёрт возьми, сто раз проверят и опять доложат! Пусть с американцами ещё раз проконсультируются!
— Консультировались уже. У них те же данные. Но, разумеется, сейчас снова и снова все проверяют и перепроверяют.
— Хорошо. Сколько им нужно времени на проверку данных?
— Сказали, что хватит суток. А с учётом дополнительных консультаций с американцами и коллегами из других стран — двух.
— Двое суток… Хорошо, а какие-нибудь предварительные рекомендации они дать могут?
— В каком смысле?
— В смысле наших действий. Что делать, проще говоря. Они знают?
— Насколько я понял, — нет.
— Что, вообще никаких предложений?!
— Дело в том, что подобный вариант никогда не рассматривался в ввиду своей… как бы это выразиться… безнадёжности, что ли. То есть, с самого начала было ясно, что если завтра такое случится, то всем… кранты. Нет у нас на сегодняшний день технологий, с помощью которых можно было бы эту, извините, хренотень, остановить. Нет и в ближайшие годы не предвидится. Собственно, времени у нас тоже нет. Счёт, насколько я понял, идёт буквально на недели. А, может, и на дни.
— А если… Впрочем, ладно. Жду вас лично с подробнейшим докладом завтра в это же время. И прихватите там с собой кого-нибудь из этих умников, кто помоложе и посмекалистей. У пожилых, конечно, знаний и опыта больше, но нестандартно мыслить они зачастую уже разучились. А нам как раз и нужны нестандартные решения. Впрочем, я всё же надеюсь, что тревога ложная, и всё обойдётся. До завтра.
— До свида…
На этом запись оборвалась.
— Так, — после короткого, но тягостного молчания требовательно вопросил Четвертаков. — И что сие означает?
— По-моему, — не очень уверенно сказал Егор, — один из говоривших — это наш Президент. Во всяком случае, голос очень похож. А вот второй…
— Второй — это ваш Секретарь Совета Безопасности, — проинформировала Анюта. — Вы их слышали практически в режиме реального времени. То есть буквально через пару минут после того, как они закончили разговор.
— Это мне понятно, — стараясь говорить совершенно спокойно, сказал Володька. — Мне не понятно о чём они говорили. Анюта, кончай тянуть кота за хвост и признавайся. Что случилось?!
— Даже не знаю, стоит ли об этом говорить…
— Анюта! — рявкнул Егор. — Что это за женские штучки?!
— И ничего не женские. Просто я сама ещё до конца ни в чём не уверена. Но если вы настаиваете…
— Мы — настаиваем, — хором подтвердили Егор и Володя.
— Ладно. В общем, мне трудно и больно об этом говорить, но, кажется, ваше солнце гаснет.
— Эка невидаль! — попытался пренебречь сообщением Анюты Егор. — Да оно уже миллионы лет гаснет. И ещё десятки миллионов гаснуть будет.
— Погоди, Егор, — поморщился Четвертаков. — Анюта, ты что, хочешь сказать, что наше солнце гаснет слишком быстро?
— Вот именно, — подтвердила Анюта. — Процесс неожиданно начался несколько дней назад и стремительно ускоряется. Приобретает, как принято у вас говорить, лавинообразный характер. Пока это заметили только ваши учёные, которые специально занимаются исследованием солнечной активности. Теперь и я. Но совсем скоро, если всё будет продолжаться с той же прогрессией, что и сейчас, мы это увидим, что называется, невооружённым глазом.