Вера: Ты мне не отец.
Я: В том-то и дело.
Я открыл дверь машины, сел на сиденье ногами на улицу, снял ботинки, бросил их Вере. Носки тоже снял. Лучше босиком, чем в носках, зацеплюсь еще. Да и в одних носках мужчина выглядит как-то стремно, видимо, потому, что беззащитно, по-домашнему.
Вера: Не надо мне!
Я: Надевай или никуда не пойдешь!
Вера: Как скажешь, папочка!
Я снял ветровку.
Я: И куртку.
Вера выхватила куртку и зло надела.
Вера: Что-то еще?
Я махнул рукой и подошел к Татуированному и Рыжему.
Я: Пацаны, оружие в центре есть?
Рыжий и Татуированный посмотрели на меня с испугом, за которым угадывалась злость.
Татуированный: Нету.
Я сцепил пальцы в замок и громко хрустнул.
Рыжий: Травмат. В сейфе.
Фанагория: Они врут.
Я: Я знаю. Побежите – догоню и шеи сломаю. Ясно?
Татуированный и Рыжий кивнули.
Я: Сева, ты в машине. Ну, поперли.
И мы поперли: впереди Татуированный с Рыжим под чутким соседством Савраса и Фанагории, а за ними мы с Верой. Если честно, я сам до конца не понимаю, зачем все это затеял. Дело не в клятом знаке, а может, и в нем. Нет, не в нем. Дело вот в чем. Я в какой-то момент подумал: а как бы тут поступила Ангел? Она бы никогда Веру этим бугаям не отдала. А раз Веру отдавать нельзя, то и об остальных надо позаботиться, иначе какая-то нелогичная избирательная херня получается, а я такую херню плодить не хочу.
Шли леском, кучно. Люблю такие лески, которые как бы перелески. Знаете, есть такая присказка: «За лесом деревьев не видать». А тут видать. Тут между деревьями воздух разлит, пространство есть, деревья как бы себя презентуют, а не наползают римской «черепахой». Люблю золотую осень. Хотя она только по цвету такая, по духу она охренеть какая серебряная. Такая же серебряная, как Серебряный век. Упадок, но красивый. Упадок вообще всегда красивый, потому что до него, до упадка, непременно была высота. И тут похер, какая высота: жизни, творчества, духа, души, тела, любви, силы, веры, секса, воли. Потому что падение с высоты на дно, в смерть, в землю червивую, не может быть некрасивым. В 2001 году дело было. Футбол в детдоме с пацанами смотрели. «Спартак» там дрючил кого-то. Тут – хоп – новости, а в новостях «Боинг» в башню Всемирного торгового центра влетает. А потом люди из дыма вниз летят, в асфальт головами. Я сначала думал, что это кино какое-то, спецэффекты, а когда понял, что это в самом деле происходит, я так офигел, что даже заплакал. Сижу и слезы по морде катятся. А главное, это все страшно красиво. Ужасно красиво. И оттого, что красиво, еще страшнее. Журналисты, гондоны, сделали меня, малолетку, невольным участником этой трагедии, потому что свидетель – всегда участник, хотя бы в силу эмпатии, только душонка моя оказалась к этому не готова, не вместила в себя, да и как такое вместить? Диктор еще, доходяга, заикался постоянно, подливал масла в огонь. Я не напрямую это понимал, а как бы вбок, но понимал, что раз взрослый мужик заикается, значит, лютый ужас творится. Марки Марк, это который актер Марк Уолберг, братан который, должен был лететь в том самолете, который первым в башню воткнулся. У него там съемки какие-то были, а утром рейс. Только он на тех съемках телку подцепил, прибухнул с ней и припарковался. Она его утром будит, типа, Марки Марк, вставай, у тебя самолет, а он ей: да ну, нахер, в рот-компот, отвянь, Дженнифер, давай поженимся, не полечу никуда, есть вискарь? Короче, не полетел Марки Марк на том самолете, о чем до сих пор горько сожалеет. Марки Марк думает, что смог бы брякнуть террористов и не допустить этой трагедии. Не знаю. Марки Марк, конечно, в порядке, на улице вырос, но, думаю, завалили бы его бородачи. Может, в параллельной вселенной он бы их и одолел. Я б такой фильм посмотрел. Я вообще люблю фильмы, где…
Вера: Тебя как зовут?
Я: Олег. Ты со всеми на «ты»?
Вера: Ну, я простая.
Я: Не такая уж простая, раз этим оправдываешься.
Вера: Олег, что сейчас будет?
Я: Ничего особенного. Отмудохаем консультантов и освободим бедолаг.
Вера: Не убьете?
Я: Хочешь, чтоб убили?
Вера: Не-а. Они сами бывшие наркоманы, как могут, так и лечат. О, подосиновик!
Вера подбежала к березе и сломала гриб. Хочется сказать – сорвала, но ведь сломала.
Вера: А как вы войдете? Там камеры. И забор о-о-очень высокий.
Я: А ты бы как вошла? Ты же как-то сбежала.
Вера: Там слева обычный забор, не наращенный. За ним волкодав живет. Я, когда на прогулки ходила, котлеткой его подкармливала незаметно, вот он меня и не загрыз.
Я: Ты рисковала.
Вера: Я больше не могла.
Я: До этого же могла. Что случилось?
Вера: Я на год настроилась, флажок поставила, а они меня не выпустили. Это нечестно. Смотри! Вон наш рехаб!
За совсем уж жидким перелеском было поле метров пятьдесят, которое упиралось в современный трехэтажный особняк. Забор, если в лоб, метра три высотой. Слева – обычный. Саврас и Фаня на всякий случай положили Татуированного и Рыжего мордами в землю. Мы с Верой подошли к ним.
Саврас: Через тот заборчик зайдем?
Я: Там волкодав.
Саврас посмотрел вопросительно.
Вера: Я сбежала через него, я знаю.
Фанагория: Ну, собака, в целом…
Саврас: Вот не надо. Все животные хорошие, это люди – козлы.
Фанагория: Да я, собственно…
Вера: А сколько время?
Фаня посмотрел на часы, они у него дорогущие, фетиш, видимо, какой-то. Надо будет расспросить.
Фанагория: Три доходит.
Вера: Отлично. Сейчас все на перекур пойдут, курят с того конца дома, в гараже. Можем спокойно через большой перелезть, надо только подсадить.
Я: Никуда ты не полезешь.
Вера: Как это?
Я: Так это. Мужики, свяжите этих бедолаг, на обратном пути развяжем.
Саврас и Фаня вытащили ремни и склонились над консультантами. Вера набычилась.
Вера: Я как в плохой фильм попала.
Я: Почему?
Вера: Там тоже мужики крутые, а девушки в сторонке или для красоты.
Я: Ты не в сторонке. Но для красоты.
Вера: Да иди ты!
Я: Я серьезно. Будешь за этими присматривать, чтоб нам в тыл не ударили. Если через полчаса не вернемся – уходи.
Вера: Сигареты оставь. И жигу.
Я бросил Вере зажигалку и пачку «Винстона». Мужики с завода считают меня слегка пижоном, они все «Яву» красную смолят. Пошли они на хер, конечно, но я и есть слегка пижон. «Слегка», потому что за моими понтами кое-что стоит; если б не стояло, был бы полноценным пижоном. Хотя «Винстон» последнее время говенный какой-то. И сигареты тоже. В четыре тяжки сигу сдалбливаю. Вот закончу с Борискиным прахом, возьмусь за изготовителей сигарет. Должна быть у человека отдушинка, порок, иначе серийным убийцей можно стать.
Фаня и Саврас связали консультантов пытошно – притянули руки к ногам за спиной и в таком инквизиторском положении зафиксировали. Рыжий, видно, внутри был покрепче, молчал, а Татуированный запричитал.
Татуированный: Вы чё, мужики? Руки-ноги затекут, отрежут потом!
Саврас: Нахер они тебе нужны? Чё ты ими делать собрался?
Татуированный: Не знаю… просто.
Саврас: На хую короста. Не знаешь, вот и лежи не базлай. Девка!
Вера: Я – Вера.
Саврас: По рожам им пинай, если блажить будут. Умеешь по рожам-то пинать? Нравится пинать-то, а?
Вера испугалась. Я такие вещи чувствую. Да мы все чувствуем. То есть – все трое.
Я: Саврас, отвали от нее. Заходить с тебя будем.
Саврас: А чё с меня? Чё с меня сразу?!
Тут я не сдержался и повысил голос.
Я: Потому что ты самый здоровый!
Саврас потупился, если такая детина вообще может потупиться, если это так называется.
Саврас: Здоровый, да. С меня.
Я: Фаня, ты за мной. Сдриснули!
Вера: Подожди, Олег! Можно тебя…
Вера кивнула в сторону, типа, отойдем, поговорим. Отошли. Вера молчала.
Я: Говори.
Тут Вера поцеловала меня в щеку и крепко обняла, я неловко похлопал ее по спине. Она не видела, а я видел: Фаня и Саврас сложили ладони, как в молитве, и посмотрели на меня с таким умилением, что я чуть не заржал.
Я: Всё-всё…
Я отпустил Веру. Что тут вообще происходит?
Мы побежали. Саврас бежал немного впереди, чтобы успеть прижаться к забору спиной и стать для меня трамплином. Он едва успел повернуться и сцепить пальцы в замок, как я взлетел в небо. Не коснувшись забора, я ушел в сальто, спружинил на ноги и погасил инерцию кувырком. Фаня, наоборот, выпрыгнул так, чтобы оседлать забор и помочь взобраться Саврасу. Через десять секунд мы все были на территории рехаба. Огляделись, двинулись к дому. На всех без исключения окнах висели толстые решетки.
Саврас: Швейцария, ёпты.
Фанагория: Обычно, но прилично.
Мы подходили к какой-то то ли беседке, то ли курилке, когда из нее вышел рыжий мужик и посмотрел на мои разутые босые ноги.
Мужик: Вы чё тут ходите? Кто выпустил? Совсем охренели?
Саврас: Ты кто, дядя?
Мужик уставился на ботинки Савраса.
Мужик: Обувь… Вы кто?!
Я: Мы твоих консультантов в плен взяли и бошки им отрежем, если ты прямо сейчас не станешь покладистым. Ферштейн?
Мужик: Да я вас!..
Я пробил мужику в печень на скачке, тот сел.
Я: Не понимаешь? Добавить?
Мужик продышался.
Мужик: Чё вам надо?
Я: Ты кто?
Мужик: Директор центра.
Я: Рыжий – твой сын?
Директор: Да.
Я: А второй, в наколках?
Директор: Сотрудник.
Я: Если хочешь их увидеть, слушай меня, ясно?
Директор: Ясно.
Я: Есть у вас зал большой?
Директор: Есть. На третьем этаже.
Я: Ништяк. Давай так. Мы сейчас пойдем в дом, а ты соберешь всех наркоманов, алкашей и консультантов в зале.
Директор: Зачем?
Я: Побеседуем.
Директор посмотрел на меня как на мудозвона.
Я: Отвечаю, побеседуем. А потом мы свалим и вернем тебе сына и второго охломона. Годится?
Директор кивнул. Я помог ему подняться, и мы пошли в дом.