Я открыл глаза. Вскоре на холме появились парень и девушка. Парень уткнулся в телефон, шел первым, девушка шла за ним, заглядывая ему через плечо. Процесс их поглотил, они пока не заметили Веру.
Парень: Блин, инет фиговый!
Девушка: Настрой навигатор.
Парень начал крутить в воздухе телефон, будто хотел нарисовать им знак бесконечности. Выглядело это максимально по-идиотски.
Парень: Нифига!
Девушка: Давай по фоткам искать. Смотри, тут кусты, а тут коряга раздвоенная…
Я в легкой панике увидел прямо перед собой раздвоенную корягу. Парень с девушкой одновременно оторвались от телефона, посмотрели на поляну и заметили наконец Веру.
Парень: О, нифига! Привет.
Вера встала с корточек.
Вера: Привет.
Парень с девушкой подошли к ней.
Девушка: Давно ищешь?
Вера: Давно.
Парень: Давай вместе? Мы тебе поможем, а ты нам. Покажи фотку.
Вера: Ага. Чтоб вы меня отжали?
Девушка: Мы не такие, ты чё?
Вера: Сначала свою покажите.
Девушка: Да пожалуйста!
Девушка сунула Вере под нос телефон. Я услышал, как хрустнула ветка и затворы. Рванулся из кустов. Порвал дистанцию, сбил Веру с ног. Трижды негромко чихнули пистолеты Стечкина. Парень и девушка повалились рядом с раскуроченными лбами. Пули прошли навылет, одна из них оцарапала мне щеку. На поляну заходили шесть человек в бронежилетах и балаклавах. Первый прикрывался щитом, остальные шли гуськом. Я встал, загородил Веру. Я был у них на мушке, на ладони, я мог уйти, но бросить Веру… Пусть уж. Так, так-так. В конце концов, я же не всю жизнь жить собирался. Не стреляют. Значит, Ангела не нашли, будут пытать, узнавать, где прах. А я и не знаю! Эта мысль грела. Когда некрономиконцы прошли дерево, на котором сидел Саврас, Саврас перестал сидеть на дереве. Он обрушился на них, как Гнев Господень. Через секунду к нему примкнул Фанагория. Все было очень и очень быстро. Чтобы выстрелить в человека, надо хоть чуть-чуть от него отойти, а отойти им Фаня и Саврас не давали. Я толкнул Веру.
Я: Беги!
Вера побежала вперед по тропинке. Один некрономиконец сумел создать дистанцию и вскинуть ствол. Я прыгнул. Одновременно выхватил нож. Вогнал лезвие под основание черепа. Когда бьются профессионалы, бой заканчивается быстро. Профессионал не работает одиночными ударами или ударами, совместимыми с жизнью. Профессионалы работают смертельными комбинациями. Это что-то вроде домашних заготовок в шахматах. Если враг поймал тебя в комбинацию, то умрешь ты, если ты поймал его в комбинацию, то умрет он. В этот раз наши комбинации отхерачили их комбинации. Раньше женское неглиже называли комбинациями. Вот ведь тупое какое название – «комбинация». Хотя женщины в комбинациях шикарно выглядели. Щас бы женщину. В комбинации. Пока я эту хрень думал, руки сами дорезали двух некрономиконцев. Фаня и Саврас закончили с остальными.
Я: Целы?
Фаня и Саврас кивнули.
Фаня: Щека…
Я: Да хер с ней.
Саврас: Как они нас…
Я огляделся.
Я: Вера!
Я побежал по тропинке, Саврас и Фаня за мной. Я орал на весь лес, наплевав на всякую засаду.
Я: Вера! Вера! Вера!
Тут я увидел Веру. Мир подернулся туманом, только она была в фокусе. Вера лежала на тропинке. Я подбежал и тупо уставился на то место, где должна была быть ее голова. Потрогал пальцами идеально ровный срез. Как бритвой. Не бритвой. Японским мечом. Угол еще… Катаной. А еще я увидел лицо, стойку, легкий взмах руки… Я лег возле Веры и обнял ее. Я уже видел такой срез. Мой ротный Паша Рудаков в японском порту отрубил башку одному якудзе своей катаной по пьяни. Он был фанатом всей этой самурайской херни, ползарплаты два года откладывал, чтобы купить себе какой-то редкий меч. Мы тогда стояли в Окинаве, японка там еще эта в жопу постоянно просила ее поиметь, а я представлял, что она Йоко Оно, а я ее как бы наказываю за битлов и отдельно за Джона Леннона. Ну, что она мужику мозги запудрила и помогла расстаться с самобытностью. Паша Рудаков уже тогда был вольтанутым. Не таким вольтанутым, как мы, а нормально так вольтанутым. Я ему помог тогда тело утопить. Гриша еще удивлялся, куда гири из спортзала делись. А может, это не якудза был. Я сам крепко подтетерился.
Я: Я знаю, кто убийца.
Саврас: Кто?
Я лег на спину, посмотрел на Фаню и Савраса, улыбнулся.
Я: Старлей Паша Рудаков. Я с ним еще до вас служил.
Саврас: Брат, ты по фазе едешь. Это не Паша Рудаков, не бывает таких совпадений.
Я: Конечно, не бывает. Нас вывели на Пашу, халулайцев против халулайца.
Фаня: Кто вывел?
Я: Дьявол.
Фаня: Ты чё, до сих пор в трансе? Выйди из него на хер!
Саврас: Олег, хорош! Не пугай!
Я вышел.
Я: Спокуха, мужики. Щас всё решим.
Фаня: Чё решим?
Я: С Пашей.
Фаня: Или с дьяволом?
Я: Или с дьяволом.
Фаня: Тормози. Ты же знаешь, что видениям нельзя доверять!
Я: А я и не доверяю. Но проверить стоит.
Я встал и быстро пошел из леса. Мне нужен был гаишник с базой данных. Я спиной чувствовал, как Саврас и Фаня встревоженно переглядываются. Не верят. Да и бог с ними.
С гаишником я поступил вежливо, почти по-человечески. Превысил скорость, он остановил, я сел к нему в машину, чтобы тот выписал мне штраф, приставил нож к горлу, и он сразу согласился выполнить мою маленькую просьбу – узнать, проживает ли в Ростовской области Павел Рудаков. Рудаковых было два. Один в самом Ростове, а другой в Ондатровке. Записав адрес и придушив гаишника до сновидений, я вернулся в машину. Саврас и Фаня сидели с нахохленными мордами. Я потряс перед ними листком.
Я: Пожалуйста. Павел Рудаков, деревня Ондатровка, улица Дачная, дом шесть.
Саврас: Срань.
Я: Господня.
Фаня: Ты его сразу убьешь или сначала выяснишь, что это совпадение и он полный тезка?
Я молча завел машину и поехал на улицу Дачная, дом шесть. Для Фани с Саврасом Вера была хоть и милой, но случайной и временной попутчицей. А для меня она почти стала дочерью. А самое страшное, что я чувствовал не только утрату, но и облегчение. Гаденькое такое, на донышке. Оттого, что теперь я никогда не узнаю, смог бы я стать Вере хорошим отцом или нет. Оттого, что моя жизнь останется прежней. Оттого, что в ней появился еще один мертвый любимый человек, то есть – идеальный, из которого так легко сделать идола и поклоняться ему. Как круги на воде, во мне расходилась радость оттого, что в моем пантеоне мертвых людей прибыло, а, значит, еще одного человека я буду теперь любить вечно. В моем сердце Вера обрела бессмертие ценой смерти. А другой цены у него нет.
Ондатровка находится на той стороне Дона, на полуострове, похожем на сылвинский полуостров знаменитого пермского бандита Ибрагимова, только у него покруглее будет. Ондатровка, хоть и называется затейливо, но сама невзрачна, как полупридушенный человек. Она километрах в трех от того места притулилась, где Паша Рудаков из Дона на берег вылез. Саврас как это понял, так весь подобрался и даже по плечу меня хлопнул от избытка чувств. До Паши я трех домов не доехал, возле реликвии остановился – колонки водяной. Я таких колонок с начала нулевых нигде не помню, а здесь стоит, носом клюет.
Я: Пойду.
Саврас: Вместе пойдем.
Фаня: Конечно, вместе.
Я: Не, мужики. Он мне должен. Я сам с него спрошу.
Я достал нож и положил его на приборную панель, за руль. Поглядел на Фаню и Савраса.
Фаня: У него катана.
Я: Да хоть путана. Через полчаса не выйду – заходите. Или не заходите. Как хотите, короче.
Я открыл дверь.
Фаня: Олег, подожди! А как же Ангел? Из-за сраной…
Я: Веры?
Фаня: Мести.
Я: А сейчас это одно и то же.
Саврас: Фаня, чё ты несешь? Месть – это святое. Кончено, его надо валить! Так давайте втроем и завалим. Зачем одному идти?
Я: Хочется мне так, понимаешь? Если я один справлюсь, я как бы искуплю… Два обола у Харона для Веры выторгую. Психотерапия такая, смертоопасная.
Дальше витийствовать я не стал. Я чувствовал, что завожусь, а пыл лучше было приберечь для Паши. Вышел из машины, захлопнул дверь и попер. Смерть перла рядом. Хорошая она все-таки баба. Уж на кого, на кого, а на нее всегда можно положиться, она не подведет.
Паша жил в крепком одноэтажном доме. Окна с резными наличниками, под окнами клумбы из окрашенных покрышек, тропка к дому битой плиткой и красным кирпичом выложена. У дома японский джип. Я не таился – подошел к калитке, поднял резиновый хлястик, укрывавший звонок от дождя, и три раза вдавил кнопку. Из дома выбежал мальчик лет девяти. Я пригляделся к лицу – в нем преобладали Пашины черты. Сын-сыночек.
Сын: Здрасьте. Вам кого?
Я: Павла, отца твоего.
Сын: Он в бане. Вы заходите.
Я зашел, калитка была не заперта. Мальчик проводил меня в дом, я тщательно вытер ноги. Миновав две двери – сени и прихожую, мы оказались в коридоре, справа была дверь, которая, как я догадался, вела в жилую часть дома, а прямо…
Сын: Прямо идите, он топит, только начал. За грибами ходил, весь потный вернулся.
Я: Бывает. У тебя братья есть?
Сын: Две сестры.
Я: Старшие?
Сын: Младшие. Пять и шесть. А что?
Я: Ничего. Иди давай.
Мальчик ушел – открыл дверь и исчез в жилой части дома. Я пошел по коридору, под ногами чуть жалобно поскрипывали доски. Толкнул дверь. На полу лежали дрова. Слева от входа, наискосок от меня, сидел в одних семейниках Паша Рудаков. На его загорелом плече еле различалась голубоватая татуировка якоря и тигра. У меня была точно такая же. На его шее, на суконной нитке, висел ключ. Паша поднял голову и посмотрел на меня. Я зашел, прикрыл дверь и сел в кресло напротив.
Закурили. Помолчали.
Я: Здорово, Паша.
Паша: Здорово, Олег.
Я: Понимаешь, зачем я здесь?
Паша: Понимаю. Не в баню помыться зашел.
Паша жадно затянулся, сложил губы трубочкой и выпустил колечко дыма. Потом резко воткнул сигарету в пепельницу.
Паша: Якудзу помнишь? Которому я башку снес?