– Вам уже дали выступить в срочных новостях?
Грейс ответила «нет». Не дали, но разве это не было очевидно?
– Да, подобные истории могут немного меняться, если обнаружится что-то новое.
Бравшую у нее интервью журналистку звали Синди Элдер. Грейс записала ее имя в блокнот по старой привычке, сложившейся за годы разговоров с потенциальными клиентами. Забавно, но голос у Синди Элдер был молодой, почти как у студентки.
– Что, как вам кажется, следует узнать о заинтересовавшем вас человеке в первую очередь?
– Я думаю, – ответила Грейс, – тут скорее встает вопрос о том, чтобы слушать то, что кто-то пытается вам сказать, нежели о том, чтобы задавать вопросы о каких-то личностных особенностях, так называемых краеугольных камнях или же об отрицательных моментах, на которых люди заостряют внимание, когда с кем-то встречаются. Например, деньги или религия. Подобные вещи, конечно, важны, однако я бы поспорила: куда важнее услышать и определить, что уже сообщают вам поведение и интонации человека, когда он рассуждает о каких-то идеях или людях.
Грейс слышала, как чуть вдалеке Синди Элдер щелкает пальцами по клавиатуре и прерывисто и поощрительно бормочет: «Мм-хм…»
Она дала уже достаточное количество интервью, чтобы определить, куда подует ветер. Нравится это ей или нет, но книгу «Ты же знала» представят миру как руководство по свиданиям, которое – очень возможно – поставят на полки по соседству с одиозным «Руководством по отношениям для чайников». Она полагала, что избежать этого нельзя, если ей хотелось, чтобы книга стала бестселлером.
– Что конкретно можно определить по поведению или интонациям мужчины?
– Можно услышать презрение или пренебрежение к бывшим партнерам, коллегам, родителям, братьям или сестрам. В жизни все мы испытываем негативные чувства к некоторым людям, но враждебность как модель поведения весьма проблематична. А у мужчин враждебность к женщинам как таковым является огромным «красным флагом».
– Хорошо, – отозвалась Синди Элдер, стуча по клавишам. – Что еще?
– Недостаток интереса к другим. Разговоры о людях, словно они существуют лишь по отношению к нему, а не как отдельные личности. В этом он, возможно, никогда не изменится, ни с женитьбой, ни даже с появлением детей. Необходимо помнить, что это человек, который вступил в зрелый возраст со сформировавшимися убеждениями, и они его устраивают достаточно, для того чтобы демонстрировать их перед человеком, которого он не очень хорошо знает и на которого теоретически хочет произвести впечатление.
– Правильно, – раздался голос Синди.
– Так что наша обязанность, в особенности как женщин, состоит в том, чтобы быть очень внимательными. Нам свойственно проявлять узость взглядов, особенно с мужчинами, которые привлекают нас физически. Если симпатия и влечение достаточно сильны, они могут притупить восприятие.
Синди перестала печатать.
– У вас все как-то очень по-научному. Это вы специально?
– Ну, – ответила Грейс, – и да, и нет. По-моему, вполне можно быть романтичной, но все же не позволять себе терять голову. Не всякая симпатия обязательно приводит к долгим отношениям. Неприятности начинаются тогда, когда влечение к потенциальному партнеру становится настолько сильным, что мы перестаем слышать, что он на самом деле нам говорит.
– Ну, например…
– Например… «Вообще-то ты меня не очень интересуешь как партнер». Или: «Меня никто не интересует как партнер». А вот еще: «Не интересует любая женщина как партнер». Подобное всплывает гораздо чаще, чем вы думаете. Или же: «Ты меня интересуешь как партнер, но только на моих условиях, и условия эти сделают твою жизнь невыносимой».
– Отлично! – воскликнула Синди. – Кажется, у меня все.
– Вот и прекрасно, – ответила Грейс. Они поблагодарили друг друга, и Грейс сбросила вызов. Потом снова посмотрела на мобильник. Чуть раньше, ожидая, пока зазвонит городской телефон, чтобы напомнить о назначенном сеансе, она проглядела отправителей и решила не обращать внимания на сообщения.
Первое из них высветилось как «М-Г», ее собственное сокращение для Салли Моррисон-Голден, чей поток информации после аукциона был едва ли меньше, чем до благотворительного мероприятия. Второй отправитель – школа Генри, но не конкретный человек в администрации, который связывается с родителями в случае болезни ребенка или необходимости обсудить оценки или поведение с преподавателем. Это была типичная циркулярная рассылка Рирдена на электронные адреса с объявлением о проведении завтра дня «Безумной шляпы», о раннем роспуске учительского семинара в следующий понедельник или о подтвержденном случае педикулеза в детском саду. Отвечать на это не требовалось. Грейс иногда просыпалась зимним утром от этих безличных сообщений о снегопаде или позднем начале занятий, а этим утром снег и вправду пошел, несильный, ранний для зимы, но не очень густой, на который едва ли требовалось реагировать. Она пролистала вниз. Сильвия Стайнмец. М-Г. М-Г. М-Г.
«Девушки, да успокойтесь вы», – раздраженно подумала она.
Это станет последним моментом в ее жизни, который она потом станет определять как «еще до того».
Затем она открыла сообщения.
Первое от Салли. «Всем привет. Люди до сих пор пишут, как все было потрясающе, и поступило несколько запоздалых пожертвований. Нам еще нужно кое-что разобрать, не очень много. Думаю, закончим через час, самое большее – полтора. Аманда любезно предложила свой дом. Следующий четверг в 9 утра всем подойдет? 1195 Парк-авеню, квартира 10Б. Дайте мне знать как можно быстрее».
Потом из школы. «С прискорбием вынуждены сообщить родителям, что в семье одного из наших учеников четвертого класса произошла трагедия. Завтра с учениками всех трех четвертых классов будут работать психологи. Хотим попросить всех членов нашего школьного сообщества проявить чуткость и понимание. Благодарю вас. Роберт Коновер, директор школы».
«И что бы это конкретно значило?» – подумала Грейс. Это заявление – или электронное письмо, или объявление, или что там еще – было явно составлено таким образом, чтобы смысл его оставался неясен. Очевидно, что кто-то умер, но этот кто-то не был четвероклассником. Это, подумала она, не описывалось бы как «семейная трагедия». А «семейные трагедии», разумеется, случались и раньше, и в Рирдене, и везде. Только в прошлом году у двоих учащихся средних классов скончались отцы: один от рака, другой погиб на разбившемся в Колорадо частном самолете. И ни одна из тех смертей не вызвала такой электронной рассылки. «Речь явно о самоубийстве», – подумала Грейс. С собой покончил либо кто-то из родителей, либо брат или сестра, но не те, что учились в Рирдене – это тоже облеклось бы в другую словесную форму. Все это, на самом деле, легло тяжелым грузом. Зачем делать подобную рассылку, которая лишь подстегнет досужие рассуждения и нанесет урон чуткости и понимаю, которые как раз и требовались? Если не собираетесь ничего сообщать, зачем выпускать коммюнике?
Раздраженная, она удалила сообщение.
От Сильвии: «Да, в четверг устраивает. Могу на несколько минут опоздать, утром нужно сдать врачу Дейзи ее анализ мочи».
От Салли: «Тема: семейная трагедия в 4 классе. Кто-нибудь что-нибудь знает?»
«Она не в теме», – подумала Грейс, удаляя сообщение.
Снова от Салли: «Грейс, срочно позвони мне».
Опять от Салли: «Грейс, это Малага Альвес. Слышала?»
Вот этот текст она не удалила. Она его перечитала, потом еще раз, словно что-то изменится или по крайней мере обретет смысл. Малага Альвес – «это»? Что еще за «это»?
Когда телефон у нее в руке и вправду зазвонил, она вздрогнула и крепче сжала аппарат, потом нетвердой рукой поднесла к уху. Звонила Сильвия. Грейс замешкалась, но лишь на мгновение.
– Привет, Сильвия.
– Господи, ты слышала о Малаге?
Грейс вздохнула. Казалось, нужно слишком много сил, чтобы определить, что она знает, а что нет.
– Что случилось? – спросила она.
– Она умерла. Поверить не могу. Мы ведь только в субботу все с ней виделись.
Грейс кивнула. Она на секунду осознала, что ей хочется сказать все приличествующие слова, а затем просто продолжить разговор. Ей вообще-то не хотелось узнать больше или принимать это близко к сердцу, или испытывать боль при мысли о мальчишке-четверокласснике или о ребенке, которого так экстравагантно нянчили на плановом собрании несколькими днями раньше.
– Что ты узнала?
– Ее сын… Как его зовут?
– Мигель, – быстро ответила Грейс, удивившись сама себе.
– В понедельник Мигель сам вернулся домой после того, как мать не пришла за ним. Он обнаружил ее в квартире, рядом с ребенком. Просто ужас.
– Подожди-ка… – Грейс попыталась расставить все по местам, по-прежнему не желая ничего знать. – А… с ребенком все нормально?
Похоже, Сильвия крепко задумалась.
– Понимаешь, этого я не знаю. Думаю, нормально. По-моему, в противном случае мы бы об этом услышали.
«Ах, вот как», – подумала Грейс. Выходит, теперь она принадлежала к заинтересованной стороне под названием «мы».
– Ты получила уведомление из школы? – спросила Сильвия.
– Да. Вообще-то не очень его поняла. Конечно, я догадалась, что произошло что-то очень нехорошее.
– Ну, – чрезвычайно ядовито произнесла Сильвия, – там же было слово «трагедия».
– Да, но… Не знаю. Там вроде как развели огонь, а потом подлили туда масла. Вот только зачем? Я в том смысле, что это, разумеется, очень печально, но почему они прямо не заявили, что скончалась родительница четвероклассника? Именно так они и поступили в прошлом году, когда умер Марк Стерн. По-моему, тогда психологов-утешителей не привлекали.
– Тогда все было по-другому, – кратко возразила Сильвия.
– У нее случился инфаркт? Или аневризма аорты? Наверняка произошло что-то скоропостижное. Тем вечером она выглядела очень даже здоровой.
– Грейс… – протянула Сильвия. Похоже, она чего-то ждала. Позже Грейс решит, что Сильвия растягивала удовольствие от передачи печальных новостей. – Ты не пони