Плакала пациентка долго, сминая салфетку за салфеткой, то закрывая лицо руками, то открывая. Грейс старалась ей не мешать. Она подумала, что, наверное, трудно найти время выплакаться вволю, когда работаешь на износ в одной из самых суетливых общественных служб города, когда на руках пятилетние девочки, которые только что начали ходить в детский сад. Узнав, что муж Лизы уже съехал, Грейс взволнованно подумала, что ее пациентка больше не сможет жить в своей прежней квартире, и у нее не хватит средств, чтобы в следующем году определить девочек в частную школу, как ей того хотелось раньше. И по той же причине на сеансы тоже денег не будет.
Как выяснилось, у мужа – вот сюрприз! – был бойфренд, а у бойфренда имелась роскошная двухэтажная квартира на утопавшей в зелени улице в Челси, где – еще сюрприз! – муж Лизы теперь и обитал. Она выследила его, сквозь слезы призналась женщина.
– Другого выхода не было. К телефону он не подходил. Я оставила сообщение у него на работе, но он не перезванивал. А Сэмми все спрашивала, почему папа не провожает их в садик, и я, наконец, подумала: «Я ведь вру детям. А почему – сама не знаю».
– Наверное, вам было очень горько, – заметила Грейс.
– Я хочу сказать, – с горечью ответила Лиза, – ладно, я все понимаю, он разрушил семью. С ним все ясно – он гей. Но у нас же дети остались. И что мне им говорить? Что он ушел в корейский магазинчик за творогом и не вернулся? Да, и, кстати, ваша мама – слабоумная, потому что тот красавец-мужчина вроде бы как в нее влюбился, потом захотел жениться и завести детей, а она и впрямь ему поверила?
Грейс вздохнула. По этой проторенной дорожке они уже ходили.
– Я всегда была очень практичной и очень рациональной, понимаете? Хочу сказать – да-да, – что к худым блондинкам тоже не относилась. Я не куколка. И с капитаном футбольной команды на свидания ходить не стану. Я это знаю! И все шло хорошо, потому что, по правде сказать, капитан футбольной команды не очень-то был мне и нужен. Встречалась я с хорошими ребятами, ценившими во мне то, что я не пыталась казаться лучше, чем есть на самом деле. С одним из них у меня вполне могла сложиться нормальная жизнь, но внезапно появляется этот красавчик, и тут сразу мысль: «Значит, я могу его заполучить?» И точно так же все исчезает. По-моему, он думал, что я просто ослепну и настолько размякну, что не замечу, сколько же в нем дряни, когда сказал, что хочет жениться и завести детей.
– Но, Лиза, – обратилась Грейс к своей плачущей пациентке, – по-моему, многое из того, что Дэниел вам говорил, возможно, было правдой. Ему на самом деле хотелось жениться и обрести семью. Может, он говорил себе: «Мне так этого хочется, что… я попытаюсь задавить ту часть себя, что желает другого». Но сделать этого не смог. Как и большинство из нас. Влечение к тому, чего мы на самом деле хотим, пересиливает все на свете.
– Я не поступаюсь всем ради того, что мне хочется, – с легким раздражением ответила Лиза.
– Вы никогда не старались быть непривлекательной для мужчин, – сказала Грейс. – Знаете, мужчины в свое время принимали духовный сан, потому что хотели защитить себя от своей гомосексуальности. Вот какой ужас она в них вызывала. Вообще-то искать способ всю жизнь не быть сексуальным, очевидно, волевой поступок. Чтобы это показалось достойным принципом, человеку нужно сильно не любить свою сексуальную сущность или же бояться ее. И потом я бы не стала исключать тот факт, что Дэниел действительно любил вас – и до сих пор любит. Мне кажется, ему очень хотелось стать мужем и отцом. Он пытался сделать что-то, чтобы так и произошло, и потерпел неудачу. Но это целиком его проблема, а не ваша. Ваша же проблема заключается в том, что у вас была возможность гораздо раньше это предвидеть, и вы эту возможность упустили. Уверена, на каком-то этапе, все это поможет вам взглянуть на вещи по-иному, но не теперь. Сегодня вы погружены в печаль, что совершенно естественно.
– Вы хотите сказать, что я все изначально знала? – довольно резко проговорила Лиза.
«Да», – подумала Грейс, а вслух произнесла:
– Нет. Хочу сказать, что в контексте вашей настоящей любви к нему, вашей веры в него, а также факта, что вам хотелось того же, чего, по его словам, хотелось и ему, ваша способность ясно увидеть то, что вы заметили бы при других обстоятельствах, подпала под влияние субъективных факторов. Вы человек. Вам свойственно ошибаться, и ваши ошибки – не преступление. Чего вам точно не нужно сейчас делать – это казнить себя за то, что вы что-то проглядели. Смысла это никакого не имеет и забирает у вас массу энергии, а силы вам теперь нужны для того, чтобы поддержать себя и своих дочурок. К тому же я знаю, что Дэниел казнит себя за свою неспособность быть с вами честным.
– О господи, – протянула Лиза, снова потянувшись за салфеткой.
Какое-то время они сидели молча. Грейс почувствовала, как ее мысли, помимо воли, устремились в другую степь. Ей хотелось сосредоточиться на текущем, на чужой проблеме, пусть даже и очень серьезной. Ей было слишком больно думать о своей проблеме, которая, возможно, на поверку окажется вообще пустяком.
– А вы знали? – спросила ее пациентка.
– Что знала? – нахмурилась Грейс.
– О Дэниеле. Вы могли это определить?
– Нет, – ответила Грейс, слегка покривив душой. Она что-то заподозрила с самого начала и вскоре убедилась в своей правоте. Она наблюдала, как на фронте его души разворачивалось большое военное сражение, в котором часть его личности, искренне хотевшая сохранить семью с Лизой, медленно, неумолимо и необратимо терпела поражение перед куда более разрушительной силой его сексуальности. За восемь месяцев, что они приходили к ней на сеансы, Грейс ни разу не видела, чтобы он прикоснулся к Лизе.
– У него есть картина Марка Ротко.
– У Дэниела? – спросила Грейс, думая, что они начинают разговор о финансовых вопросах.
– Нет. У Барри, того субъекта с Тридцать второй улицы.
Грейс поняла, что Лиза не может заставить себя произнести слово «бойфренд».
– Вам это важно?
– У него есть. Этот гребаный. Ротко. Висит над камином в особняке. Я увидела картину в окно, пока стояла на ухоженной и утопающей в зелени улице в суперэлитном Челси. А сама я живу в клетушке с двумя дочурками на Йорк-авеню. Я родила ему детей, чтобы он стал воскресным папой, чего ему всегда и хотелось, а в остальное время мог тешить свое «истинное я».
«Истинное я» было словосочетанием, которое Дэниел привнес в их сеансы. Для Лизы оно явно приобрело такой же статус, как и слова «крошка» или «цветик».
– Я уж точно не скажу вам, что у вас нет права злиться.
– О, это хорошо, – с горечью сказала Лиза. Потом добавила: – Хотя вам бы хотелось сказать мне кое-что еще, верно?
– А что, по-вашему, я бы хотела вам сказать?
Она проследила за тем, как взгляд Лизы – или ей показалось – уперся в лежавшие на углу стола гранки ее книги. Она специально ничего не говорила пациентам о книге (подобное поведение казалось ей неподобающим, словно врач выкладывает свои препараты напоказ). Однако некоторые заметили их или услышали о рецензии в журнале «Киркус», а один, работавший в шоу «Доброе утро, Америка», был посвящен в перипетии конкуренции среди трех главных телекомпаний за право пригласить Грейс в утренние программы.
– Что я могла бы всего этого избежать. Что могла бы внимательнее слушать интуицию.
– И вам кажется, что я именно так и думаю?
– Ой, не кормите меня всем этим фрейдизмом! – отмахнулась Лиза. В голосе ее звенела ярость. Она внезапно и без малейшего предупреждения переключилась на хорошо продуманную и узконаправленную злобу.
«Направленную, – подумала Грейс, – на меня».
– Я хочу сказать, – продолжила Лиза с нескрываемым сарказмом в голосе, – что явилась сюда не для того, чтобы меня во всем обвиняли. Знаю, вы с самого начала думали нечто вроде: «Как она могла не заметить, что выходит замуж за гея?» Я уже несколько месяцев наблюдаю, как вы осуждаете меня. Хорошо, ладно, мне совершенно ясно, что сочувствия и поддержки я от вас не дождусь, но и винить меня во всем не надо, спасибо.
«Дыши, – думала Грейс. – И ничего не говори. Она еще не выговорилась».
– Я не хотела к вам обращаться. Мне понравился другой психоаналитик, у которого мы были в январе прошлого года. Его офис рядом с Линкольн-центром. Он был огромного роста, с бакенбардами, похожий на медведя. Я думала: «Тут я в безопасности. Здесь меня поддержат». Но Дэниел предпочел вас. Он думал, что вы матерый профессионал. Считал, что такой психоаналитик нам и нужен. Но я по горло сыта матерым профессионализмом, спасибо. Да вы сами-то хоть когда-нибудь проявляете чувства?
Грейс, чувствуя сильную тяжесть в спине и скрещенных под столом ногах, заставила себя выждать пару секунд, прежде чем осторожно, тщательно подбирая слова, ответить:
– Полагаю, проявление моих чувств вам мало чем поможет, Лиза. С точки зрения терапии, я демонстрирую вам свой опыт и, если это уместно, высказываю свое мнение. Моя работа состоит в том, чтобы помочь вам справиться с проблемами, которые вас сюда привели. Вам гораздо полезнее не искать утешения у меня, а научиться самой себя утешать.
– Возможно, – кивнула Лиза. – А может, вы просто холодная и бездушная стерва?
Грейс усилием воли заставила себя не реагировать. Мучительно тянулись секунды, и тут на улице загудела машина. Потом Лиза подалась вперед и вынула из коробочки еще одну салфетку.
– Простите, – проговорила она, глядя мимо Грейс куда-то в сторону двери. – Я не хотела.
Грейс кивнула.
– Лечение – не светское мероприятие. Я переживу. Но мне интересно, почему вы решили продолжить ходить ко мне на сеансы. Особенно потому, что меня, похоже, выбрал Дэниел, а не вы. Возможно, вы поверили, что я смогу вам помочь.
Лиза смущенно пожала плечами и снова начала всхлипывать.
– И я уверена, что смогу вам помочь, – продолжила Грейс. – Я вижу, сколько в вас силы. Я всегда это замечала. Сейчас вы злитесь на него и на себя, плюс, очевидно, и на меня тоже, но я знаю, что это ничто по сравнению с горечью, которую вы чувствуете в связи с потерей семьи. Правда состоит в том, что эту злобу и горечь нельзя миновать. Вам нужно их пережить и побороть в себе, и мне бы очень хотелось вам в этом помочь, чтобы вы и ваши дочурки обрели спокойствие. И спокойствие по отношению к Дэниелу, поскольку он все равно будет присутствовать в вашей жизни. У меня нет растительности на лице, и я не так дружелюбна, как медвежонок в зоопарке, но, поверьте, вы не первая из моих клиентов, кто мне это высказывает…