Чемоданчик был закрыт на ключ.
— Можете перечислить то, что в нем лежит? — спросил меня служащий в летной форме.
— Всего не могу.
— Назовите хоть один предмет, желательно наиболее ценный. Бритву, к примеру, фотоаппарат.
— Картина, — осторожно выдохнула я.
— Картина?
— Да, она без рамы, написанная маслом, на дне чемодана.
Служащий поставил чемодан за стойку так, чтобы содержимого не было видно.
— Что на ней изображено? — скучным голосом продолжил он.
— На ней…
Боже, что там рассказывал мне музыкант? Ах да, там изображен его дедушка-скрипач.
— Человек в смокинге, играющий на скрипке, — выпалила я.
— Картина есть, — сказал служащий.
— И сверху картины женские вещи, — воодушевленно закончила я.
— Женские вещи тоже имеются. Забирайте чемодан, пишите расписку. Больше ничего не нашли?
— Нет. — Я помотала головой.
Мы вышли из здания. За время опознания Женя не проронил ни слова. Мне было так лучше. Он чувствовал, что я не хочу разговаривать.
— Наташа, — он тронул меня за плечо, — тебе нужно выпить чего-нибудь крепкого и отвлечься.
— Не могу.
— Ты ведь отказалась от помощи психолога, — напомнил он. — Значит, будешь слушать меня. Пошли.
Он потащил меня на шумную улицу, в самое развлекательное сердце городка. Мы не заметили, как внезапно за горизонт закатилось солнце, превратившись в яркую оранжевую луну. Она освещала только море. На город опустилась густая южная темнота. Однако здесь, в центре, все светилось, пело и плясало. На открытых лотках шла бойкая торговля браслетами, серьгами, ракушками и прочей ерундой. Толпы людей вывалили на променад. Я впервые была на Востоке. И если бы не несчастье, приведшее меня сюда, я могла бы вволю насладиться блеском волн, полумесяцами мечетей, сладким шепотом восточных мужчин, не обделяющих вниманием ни одну особу женского пола.
Уличный зазывала втащил нас в яркий ресторанчик. Хозяин, тщательно прилизанный молодой мужчина, в слишком строгой для такого заведения одежде, белой сорочке и черных брюках, усадил сначала Джека, мужчину, как принято у них, а потом уж меня на разноцветные пуфы, принес яблочный чай, лукум и пахлаву — от заведения, гостеприимно, по-восточному, приложил руки к груди и поклонился.
Мы заказали озу, по-другому ракию, словом, турецкую водку.
Он подал ее в узком прозрачном стакане со льдом, от которого этот прозрачный анисовый напиток на глазах приобрел вид молока и стал менее крепким.
— За удачу! — тихо произнес Женя и, протянув руку, погладил меня по волосам. Я припомнила, как смотрела на него сотрудница Красного Креста. И, выпив одним махом до дна, поморщилась.
Женя улыбнулся:
— Может быть, тебе станет легче, если я расскажу, что Антон Павлович Чехов перед смертью попросил бокал шампанского. Понимаешь?
Пригубив свою рюмку, Женя почувствовал выраженный анисовый вкус, удивился, но допил до конца.
— Раз Чехов… — махнула я рукой, — закажи еще!
Хозяин поставил перед нами ведерко со льдом, торжественно водрузив посредине бутылку. Мол, если вы так, я готов! И порекомендовал плов из баранины.
Дымящийся рис выглядел блестящим, длинным, словно речной жемчуг, рисинка к рисинке. Мягкие душистые кусочки баранины таяли во рту. Большой поднос с терпкими травами и красочными овощами дополнял горячее блюдо. После такой восточной трапезы и турецкой озы жизнь приобрела краски в полном смысле этого слова. Я заметила, что сижу на мягком ярко-желтом кожаном пуфе, поджав под себя ноги, словно падишах. Жаль, что на голове нет тюрбана. Поджарая кошка с острыми, как у дога, ушами подкралась незаметно на длинных тонких лапах, требовательно мяукнула и стала ластиться ко мне.
— Тебе кушать? — Я погладила кошечку, решив поделиться с ней остатками плова. Но она оказалась не голодна. Настоящая красавица, с элегантной, как у норки, белой блестящей шерстью прижималась ко мне, требуя внимания.
— Это кошка ванской породы, — подскочил к нам хозяин. — Обратите внимание, мадам, у нее разные глаза.
Действительно, я увидела, что один глаз у белошерстного чуда, правый, оказался голубым, левый — желтым.
— Эта редкая порода считается у нас провидением Аллаха. По легенде пророк Мухаммед был разноглазым. К кому она благоволит, тому обязательно повезет в жизни. Вы, мадам, ей понравились.
Если бы и вправду кошка не прилипла ко мне, я бы решила, что этот хитрый черноглазый турок напрашивается на щедрые чаевые.
— Ванские кошки помогают в беде, с их помощью исполняются желания, мечты, из вашей жизни, мадам, уйдет все плохое.
«Хорошо бы, — подумалось мне. — Уже пора!»
— Ты хочешь жить одна? — деликатно спросил меня Джек, когда мы распрощались с гостеприимным турком и вышли на улицу. — Или в одном номере со мной?
— С тобой. — В моей голове все смешалось от увиденного кошмара. Хотелось прижаться к нему, чтобы он приласкал меня, как я ту кошечку.
Женя кивнул. Мы взяли такси и подъехали к отелю, расположенному прямо на берегу моря.
— Думаю, что здесь тебе будет удобно. По приезде я снял двухкомнатный номер, если ты захочешь побыть одна…
— Нет. Я хочу быть с тобой.
Отель был роскошный: пять звезд. Девушки в национальной одежде — белых шароварах, расписных шелковых блузках, расшитых золотыми нитками безрукавках встречали нас у входа с подносами, на которых горкой лежали восточные сладости.
Мы поднялись на прозрачном лифте.
Просторные гостиная и спальня поразили своеобразной восточной роскошью. Я вышла на террасу. Стояла душная ночь. Лунная дорожка высвечивала слабую рябь воды.
— Красотища. — Я глубоко вздохнула, набирая полные легкие морского воздуха. — Завтра утром обязательно искупаюсь. А пока… где тут ванная?
Джек распахнул передо мной дверь, и я ахнула, разглядев в огнях свечей круглую бурлящую джакузи, невиданных узоров кафель, множество пузырьков с ароматическими шампунями.
Когда я вернулась, замотанная в халат, Джек, как маленькой, постелил мне постель. Я легла, он бережно накрыл меня одеялом.
— Тебе нужно поспать, — сказал он и, нежно поцеловав в лоб, лег рядом. Я уткнулась носом в его плечо. Мне хотелось поплакать. Но сон неожиданно сморил меня, и я отключилась. Рано утром затрезвонил мой сотовый. Звонил Андрей.
— Мам, — как-то странно произнес он, — можно, мы поживем у тебя в новой квартире? — У него были ключи.
«Кто это „мы“?» — хотелось спросить мне, но, припомнив, как я с тем же недавно обращалась к своим родителям, поперхнулась и постаралась отозваться с радостью в голосе:
— Конечно.
Спросить, что случилось, мне пришло в голову позже. Зато я сразу сообщила ему самое главное: «Папы не обнаружила».
Отключившись, я огляделась вокруг. Вчерашний день казался мне жутким кошмаром. Однако как хорошо, что сейчас рядом со мной на подушке покоится голова преданного друга. Джек деликатно делал вид, что спит, вроде не подслушивает мой разговор с сыном. Он вчера мне здорово помог, за что я ему очень благодарна.
Поразмыслив, я, однако, решила перезвонить и спросила сына:
— Андрюша, что-нибудь произошло?
— От нас ушла нянька, а Кате удобнее из твоей новой квартиры ездить в институт.
Это меня не убедило.
— И все?
— Нет. Мы поссорились с нянькой.
— Андрюша!
— Она впустила к нам какого-то постороннего человека, который рылся в бумагах папы, влез в компьютер.
— Без вас?
— Да.
— Как она могла?
— Он представился коллегой. Я позвонил туда: никого не посылали. Да и не могли, я всех знаю.
— Может, вы все же поспешили? Ну, бывает, — больше чтобы успокоить себя, чем сына, сказала я.
— Она сама не захотела больше быть в нашем доме.
— Не понимаю! Как же так? — Я знала, что нянька работает у них давно, с самого рождения девочки. Та к ней привыкла. — Может, вы с ней поговорите?
— Нет. Дело не только в этом.
— А в чем?
— Мам, у нее крыша поехала.
— Почему?
— Она сказала, что звонил папа.
Глава семнадцатая
Я срочно вылетела в Москву, разрушив все планы Джека. Иначе я не могла. В моей семье что-то творится!
В только что отремонтированной квартире царил беспорядок. Всюду валялись детские вещи, ванна полна нестираных пеленок. От нервного напряжения последних дней и перелета раскалывалась голова.
— У Машки какое-то осложнение, — с тревогой в голосе сообщил мне с порога сын. — Вроде бы, как только они улетели, поправилась, а теперь снова.
Ночь выдалась кошмарной. Ночью я прикрыла дверь в комнату Сережи, он, намучившись за эти дни с Машей, крепко уснул. Мы с Катей по очереди подменяли друг друга у кроватки ребенка, кроватку они перевезли ко мне в квартиру и поставили посредине большой комнаты. Машенька вся горела. Я, давно забыв о детских болезнях, не представляла, что с ней. Ребенок плакал и звал маму. Взяв на руки, я таскала по комнате маленькое создание, вглядываясь в знакомые черты, — она очень походила на Сережу. Говорят, если дочь похожа на отца, то будет счастлива. Позже, когда она успокоилась, я уложила ее рядом с собой на диване. Девочка затихла совсем. Катя, скрючившись на большом белом кресле рядом, тоже заснула крепким молодым сном. Но вдруг я почувствовала, что ребенок как-то обмяк. Я пощупала у нее пульс. Слабый. Прихватив почти безжизненный комочек, я помчалась к соседу Лене. Светка, его жена, проснулась и оперативно приняла решение: пока приедет «скорая», сделаем стимулирующий укол. Я доверилась ей, у нее был маленький ребенок и опыт врачевания. Девочка ожила и снова стала звать маму. Я прижала ее к себе, и мы проплакали со Светкой над ее судьбой, пока «скорая» добиралась до нас.
— Ничего страшного, — успокоил нас врач, прослушав девочку, — но хорошо бы в больницу. Вы мамаша?
— Нет.
— Тогда лучше лечите дома. В стационарах не хватает нянечек, там нужно оставаться и ухаживать самим. А так ничего серьезного. С легкими все в порядке. Возможно, не долечили в первый раз.