— А как себя чувствует малыш? — Я нежно погладил живот жены, увеличивающийся с каждым днем.
— Значительно лучше, благодарю вас, мистер Медиум.
— Еще раз назовешь меня так, стукну прямо по этому огромному животу!
Шутка получилась неудачной. Я не мог рассказать жене о нудной, изматывающей головной боли, целый день не дававшей мне покоя, о неприятных ощущениях в животе, о том, что я чувствовал себя больным и совершенно измученным.
Она была так весела и беззаботна, так радовалась предстоящему отдыху, что у меня язык не повернулся огорчить ее. И, кроме того, я не был ни в чем уверен. Как всегда, то, что меня посетило, было зыбким, неопределенным, непонятным. Чувства... ощущения... и никаких достоверных фактов.
Умывшись перед ужином, я поинтересовался:
— А кто няня?
— Девочка, которую порекомендовала Элси. Мы уже договорились. Правда, берет она пятьдесят центов в час.
— Ты уверена, что ей можно доверять?
— Если помнишь, Элси заверила нас, что девочка совершенно надежна. Это я помнил.
Я отправился за нашей новой няней около восьми. Она жила примерно в четырех милях от нашего дома. Далековато, конечно, но мы так долго ее искали, что я решил не быть слишком привередливым.
Энн очень нужно было иметь возможность немного развеяться.
Я затормозил перед домом няни и уже собрался выйти из машины, но в это время на крыльце появилась девушка. Она имела довольно внушительную, по моим понятиям, комплекцию, и надетые на ней обтягивающие джинсы отнюдь не скрывали ее формы. На ней был коричневый кожаный пиджак, в темных волосах виднелась узкая желтая лента, напоминающая полоску масла, круглое лицо отнюдь не украшали очки в толстой оправе.
— Привет, — улыбнулся я, — меня зовут Том Уоллис. А тебя?
— Здравствуйте, — еле слышно прошептала она, глядя куда-то в сторону.
Я отпустил ручной тормоз и, убедившись, что дорога пуста, резко развернулся и поехал обратно. Не дождавшись ответа, я повторил:
— Как тебя зовут? Если не ошибаюсь, Дороти?
— Да. — Она говорила так тихо, что я скорее угадал, чем услышал, ее ответ.
Проехав несколько кварталов, я искоса взглянул на нее. Она выглядела очень хмурой и недовольной. Кажется, именно в этот момент меня кольнуло смутное недоброе предчувствие. И в душе появился непонятный дискомфорт. Мне что-то определенно не нравилось, но я не мог понять, что именно.
— Как твоя фамилия? — не отставал я.
— Мюллер.
Я свернул на проспект и набрал скорость.
— Ты долго сидела с девочкой Элси?
— Нет.
Болтливость явно не была ее отличительной чертой. Это, конечно, хорошо, но... что-то с ней было не так. Я кашлянул и решил докопаться до истины.
— Скажи, а у тебя много свободного времени?
— Да.
— Я имею в виду, — заторопился я, — у тебя же школа, дом, еще всякие дела. Может быть, мама возражает против твоей работы?
— Нет.
В моем мозгу всплыло ощутимо и ясно: у нее нет матери. Не подумав как следует и не вполне осознавая, что говорю вслух, я спросил:
— Твоя мама умерла?
Она резко повернулась и изумленно уставилась на меня. Хотя при этом она не произнесла ни слова, я точно знал, что не ошибся. Я смущенно хмыкнул и отвел глаза.
— Мне Элси сказала, — сообщил я, отлично понимая, что Элси, скорее всего, никогда не интересовалась ее семьей.
— А-а... — По ее тону я так и не понял, поймала она меня на вранье или нет.
Она смотрела только на дорогу. Я тоже. Оставшийся путь мы проделали в молчании. А я все пытался разобраться в собственных ощущениях: почему мне так неуютно рядом с ней?
Вскоре мы подъехали к дому. Так же молча Дороти вышла из машины и направилась к крыльцу. У дверей она остановилась, ожидая, когда я подойду и впущу ее в дом. Я машинально отметил, что она очень маленького роста.
— Заходи. — Я старался казаться приветливым и беззаботным, но в душе крепло предчувствие чего-то ужасного. Оно еще более усилилось, когда я остановился рядом с Дороти. Что же происходит? А я так надеялся на спокойный вечер с Энн, когда можно позволить себе расслабиться и ни о чем не думать. И, как назло, тревоги и волнения нахлынули вновь, непонятные, на первый взгляд беспричинные и, должно быть, поэтому приводящие в бешенство.
Из комнаты Ричарда вышла Энн:
— Привет.
Губы Дороти сложились в механическую улыбку, не добавившую привлекательности ее бледному лицу, покрытому мелкими точками угрей.
— Ребенок спит, — сообщила Энн, — у тебя не будет с ним хлопот.
Дороти кивнула, а я внезапно почувствовал где-то внутри настоящий взрыв тревоги. Ощущение было коротким, но таким сильным, что у меня перехватило дыхание. Исчезло оно почти сразу же, оставив после себя только противную слабость.
— Я сейчас буду готова, — сообщила Энн и отправилась с расческой в ванную.
Не помню, что я ответил, да это и не важно. Я не мог отвести взгляд от Дороти, которая стояла у окна на том же самом месте, где мне являлась женщина в черном. Я почувствовал уже знакомое напряжение в животе, вслед за тем тело охватила ставшая привычной дрожь. Пытаясь взять себя в руки, я нервно рассмеялся и не очень твердой рукой указал на книжные полки:
— Если захочешь почитать, не стесняйся, книги в твоем распоряжении.
Дороти молча стояла у окна. Пиджак застегнут на все пуговицы, руки глубоко в карманах. Она взглянула сначала на книги, потом на меня и поспешно отвела глаза.
— Сними пиджак, жарко, — гостеприимно предложил я.
Она молча кивнула.
Я разглядывал ее с искренним недоумением и никак не мог объяснить не покидавшее меня смутное, расплывчатое чувство тревоги.
— Телевизор там, — я снова подал голос, — включай, если хочешь.
Дороти хранила молчание.
Я отправился в кухню и налил себе воды. Ее вкус показался мне настолько отвратительным, что я сумел сделать только один глоток. Стиснув зубы, я посоветовал себе расслабиться и не паниковать. И преисполнился решимости во что бы то ни стало весело провести вечер и получить удовольствие. Даже если это меня убьет.
— Если проголодаешься, — я сделал еще одну попытку пообщаться с девочкой, — поищи что-нибудь в холодильнике.
В ответ ни звука.
В доме было тепло, и Дороти решила все-таки снять пиджак. Я невольно заметил, что у нее слишком тяжелая для ее возраста грудь. Правда, свободная шелковая блузка, мягкими складками спускающаяся на бедра, скрадывала ее полноту. Приблизившись, я машинально отметил, что ее иссиня-бледные щеки тронул едва заметный румянец. Волнуется?
Я вошел в ванную и посмотрел в зеркало через плечо укладывающей волосы Энн. Еще раз мысленно приказав себе расслабиться, я улыбнулся ее отражению. Поздравить себя было не с чем. Улыбка получилась кривой.
— Ты в порядке? — удивилась Энн.
— Конечно, а почему ты спрашиваешь?
— По-моему, ты какой-то взвинченный.
— Тебе показалось.
Я достал из внутреннего кармана расческу и начал сосредоточенно причесывать и без того безукоризненно лежащие волосы. Любопытно, заметила ли Энн, что моя рука с расческой слегка дрожит. Еще более интересно, догадывается ли она, что я всерьез обдумываю вопрос, не сошел ли я с ума.
— Кстати, Дороти, — спохватилась перед уходом Энн, — тебе придется закрыть входную дверь изнутри. Снаружи она не запирается.
Не могу описать ужасное чувство, буквально парализовавшее меня при звуке защелкнувшегося замка. На несколько секунд я застыл, борясь с подступившей к горлу тошнотой. Ничего не заметившая Энн взяла меня за руку и потянула к машине. Нацепив на лицо вымученную улыбку, я двинулся следом.
— Я уже говорил, что ты сегодня изумительно выглядишь?
Комплимент оказался весьма кстати. Энн улыбнулась и одарила меня легким поцелуем. На секунду я прижал ее к себе, вдохнул тонкий, чуть горьковатый аромат духов и поклялся себе, что сумею остановить преследующую нас чертовщину. Хватит!
— Ты так хорошо пахнешь.
— Спасибо, милый.
Не удержавшись, я оглянулся на наш дом и сразу же увидел Дороти, которая наблюдала за нами через раздвинутые планки жалюзи.
— Милый, что с тобой?
Я рассмеялся, но, пожалуй, невесело. Мне было страшно.
— О чем ты? — упорно глядя в сторону, полюбопытствовал я.
— По-моему, ты нервничаешь!
— Милая, видишь, что со мной делает любовь. Неужели ты не поняла, что всему виной страсть... желание.
Энн слегка склонила голову:
— Даже так?
— Конечно, и не думай, что сможешь отвертеться, прикрываясь своим положением.
— Должна признать, — Энн приняла правила игры, — что ты самый сексуальный водитель из всех, которых я когда-нибудь нанимала.
Я довольно ухмыльнулся и повернул ключ зажигания. На повороте я еще раз оглянулся. Жалюзи уже были на месте. В моей душе что-то дрогнуло, и я почувствовал непреодолимое желание ударить по тормозам и со всех ног бежать обратно в дом. Уже в который раз посоветовав себе не пороть горячку и не совершать необдуманных поступков, я нажал вместо тормоза на газ, и машина резво рванулась вперед.
— Полегче, любезный, — улыбнулась Энн.
— В вашем присутствии, мадам, ноги меня не очень-то слушаются, — заявил я тоном профессионального слуги, искренне надеясь, что мне удалось скрыть владевшее мной смятение. Руки не дрожали только потому, что я мертвой хваткой вцепился в руль. Злость на самого себя оказалась плохой помощницей.
— Кстати, ты спросил у Дороти, сколько у нее свободного времени? — вспомнила Энн.
— Она совершенно свободна, может сидеть у нас хоть всю ночь, — сообщил я и пожалел, что не соврал. Надо было сказать, что нам придется вернуться к одиннадцати, нет, лучше — к десяти.
— Прекрасно, — воодушевилась Энн, — значит, мы можем наслаждаться жизнью, не глядя каждую минуту на часы.
— Я так рад, дорогая.
Видимо, что-то заставило Энн усомниться в моей правдивости. Я заметил ее пристальный взгляд, за которым последовал вопрос:
— В чем дело?
— Все в порядке, милая, — промямлил я. Если бы я мог объяснить, что со мной происходит, не употребляя слов «телепатия», «предчувствие», «ощущение»... Сознавая свою беспомощность, я снова почувствовал себя виноватым. — Просто... я думаю, не следует оставлять ее слишком долго в первый раз.