— Степушка твой давным-давно в могиле лежит — резко сменил тон с резкого на мягко-душевный Николай — Как и ты сама. И ждет он тебя там, наверху, который год, только ты все не идешь да не идешь. И, похоже, не дождется ввек.
— Ты о чем речи ведешь? — снизила градус визга и Груня — А? Не понимаю я тебя! Кто умер? Где Степан меня ждет?
— И он умер, и ты умерла — пояснил оперативник — А ждет он тебя на небесах, куда тебе по грехам твоим, похоже, ввек не попасть. Так и будете вы до Страшного суда жить — он там, ты — тут. Убийца ты, Груня, а потому вход тебе туда, на небеса, запрещен.
— Я — убийца? — пролепетал призрак — Да что ты такое говоришь? Я курям головы рубить не могла, у меня от крови раз падучая случилась, бабы дворовые думали, что помру. Охти мне! Неужто я тогда все же богу душу отдала?
— Не тогда, но отдала — подтвердил Николай, двигавшийся по беседе с призраком, как лоцман по фарватеру. Пока все совпадало с тем, что ему рассказал начальник, Груня на самом деле ничегошеньки не помнила о реальных причинах своей собственной смерти — А следом Степан отправился, не смог он без тебя на земле грешной жить. Как тебя не стало, понял он, что натворил, чего лишился.
— Руки на себя наложил? — охнула Груня — Грех какой!
— Вот девка глупая! — притворно рассердился оперативник — Если бы так, то как бы он тебя там, на небесах ждал? Самоубийцам туда вход нет. От тоски он помер, сказано же! Свет ему без тебя не мил стал.
— Так мне же к нему надо! — всплеснула руками девушка — Скорее!
— Закрыты для тебя врата рая — вздохнул Николай — Кровь на тебе. И души тех, кого ты погубила, взывают к господу о том, чтобы не видать тебе прощения.
Груня заломила руки и рухнула на колени.
— Эту хоть не губи — велел ей Николай — Отпусти, пусть она идет. И слово мне дай, что других девиц более не тронешь, что к Господу нашему обратишься и станешь его о пощаде молить.
— Стану — истово заявил призрак — Стану, денно и нощно! Лишь бы любого хоть раз увидеть еще! И ты, подруженька, меня прости! Не ведала, что творила, думала, что ты самая разлучница, которая Степушку моего увела!
Девушка, стоящая на корне вяза, мигом словно оттаяла, резко отбросила от себя веревочную петлю, что собиралась накинуть на шею, и судорожно, со всхлипом вздохнула.
— Она тебя прощает — Нифонтов сделав шаг вбок и цепко схватил за руку девчонку, находящуюся на грани истерики. Ровнин сразу его предупредил, что это и есть самый сложный момент из всех, поскольку прощение от потенциальной жертвы является последней точкой в процедуре отправки Груни в небытие. До поры, до времени, разумеется. — И сейчас это подтвердит. Верно же?
— Про… Прощаю — пробормотала посиневшая то ли от холода, то ли от страха девушка — Всякое бывает. Д-да.
— Вот спасибо тебе! — стукнулся лбом о лед призрак — Спасибо! Грехом на моей совести меньше, может, оттого дорога туда, в дали горние, короче станет!
— Станет — кивнула окончательно теряющая связь с реальностью жертва — Обязательно.
— Прощаться пора — деловито заявила собеседникам Груня, вставая на ноги — Чую, зовет меня кто-то, уж не знаю кто. Надо идти.
По идее, в этот момент сотруднику отдела следовало сказать Груне последнее «прости», а после увидеть, как она исчезнет в бело-голубой вспышке, но Николай на данный счет имел отдельные инструкции.
— Аграфена, а ты тут, в парке барском, ничего странного в последние дни не приметила? — вкрадчиво спросил у призрака оперативник — Такого, чего раньше не встречалось?
Ради правды получить сколько-то внятный ответ от давно умершей девушки он особо не рассчитывал, но задать этот вопрос все-таки было нужно, тем более что это велел сделать Ровнин.
— Странного? — озадачилась девушка — Дядьку Фому, кучера барыни, видела как-то раз, он из дальнего пруда карпов господских вылавливал. Вот такенных, фунтов по двенадцать каждый, кабы не больше. Не иначе как на Сытный рынок их снесет, да на четверть горькой сменяет.
— Молодец дядя Фома — одобрил действия давно опочившего кучера Николай — Экспроприация экспроприаторов. А еще?
— Гувернантку барчука с камердинером Провом видела как-то раз — потупившись, ответила Груня — В каретном сарае, они развлекались. Так такое эта Жози вытворяла — стыдно рассказывать! Недаром у нас говорят, что французские девки совсем сраму не имеют и богу не боятся. Истинно так и есть.
— Н-да — вздохнул Нифонтов, поняв, что его ожидания, увы, полностью оправдались и никакой информации, кроме интимных подробностей из житья-бытья местных жителей двухвековой давности, он не получит — Иноземцы, что с них взять.
— Вот-вот — покивала Груня, черты лица которой совсем уже смазались. Девичья фигурка потихоньку теряла форму, превращаясь в пятно света, которое, похоже вот-вот перейдет на другой пласт бытия — И колдун, что по оврагам бродит, тоже иноземец. Но я к нему не совалась, от страху. Дюже он силен и зол! Я даже спать боюсь ложиться, как подумаю, что он рядом.
— Какой колдун? — мигом насторожился Николай — По каким оврагам?
— По тем — бесформенная тень дернулась вправо — Где Ковалев холм. Недоброе место, туда даже барские волкодавы не суются, те, что никого не боятся. Дед Онуфрий баял, там в давние времена люди старым богам молились, что грех… Аааах!
Пятно подпрыгнуло, сжавшись до размера крошечной яркой звездочки.
— Какой колдун? — завопил Николай — Что он?
— Немчий — прошелестел совсем уж бесплотный голос, звездочка мигнула и погасла.
— Твою-то мать! — сплюнул Николай — На самом интересном месте!
— А что значит «немчий»? — произнесла Мезенцева, выходя из-за вяза. Весь разговор с Груней она провела там, не показываясь призраку на глаза, дабы не спровоцировать того на агрессию. Упреки от мужчин Груня воспринимала без проблем и претензий, но если бы с тем же к ней обратилась особа женского пола, то все закончилось бы не лучшим образом. Данный факт был проверен опытным путем во время второй мировой войны, в 1943 году, когда в отделе мужчин почти не осталось, и сюда, к вязу, отправилась сотрудница отдела Марина Крюгер. В результате только чудом и она, и потенциальная жертва остались в живых.
— Обрывок какого-то слова — пожал плечами Николай — Или вообще бессвязица.
— Может, она имела в виду «немецкий»? — предположила оперативница — А почему нет? У нее много анахронизмов в речи было, может и «немчий» из их числа. Она же сказала, что колдун — иноземец. Так почему не немец?
— Жень, ты себя слышишь? — постучал пальцем по лбу девушки Николай — Что делать немецкому колдуну в оврагах Кузьминок? Какого лешего он тут забыл? Тем более Груня упомянула о старых богах. Но это были наши древние боги, а не германские, верно? Глупо предположить, что здесь находится капище какого-нибудь Вотана.
— Вы кто вообще? — жалобно проныла совсем уж скуксившаяся потенциальная самоубийца — Вы сатанисты?
— Так нас еще не называли — восхитилась Мезенцева — Оригинальная версия. Нет, подруга, мы не сатанисты. Мы отважные спасатели, которые только что тебя из петли вынули.
— Я домой хочу! — сообщила ей девушка — К маме!
— Я тоже — вздохнула Евгения — Дома хорошо, дома тепло. Дома чаю можно выпить с булочкой. У тебя мама булочки печет?
— Нет — помотала головой бедняжка — А надо?
— Думаю, да. Мама раньше или позже станет кем?
— Кем? — ошалело хлопнула глазами девушка.
— Бабушкой. А что это за бабушка такая, что булочки не печет? Это неправильная бабушка. Это…
— Отстань от девчонки — попросил напарницу Николай — Ей и так досталось. Если ты продолжишь ее донимать она, чего доброго, с ума спрыгнет. Лучше давай, ко входу ее отведи и на такси посади.
— Почему «отведи», а не «отведем»? — насторожилась Мезенцева — Ты куда намылился?
— Пойду на те овраги гляну для очистки совести — достав из кармана пачку сигарет, деловито сообщил ей Николай — Скорее всего пустышку тянем и ерунда это все, но лучше проверить сейчас, чем еще и завтра сюда ехать. Ровнин ладно, он по второму разу нас не отправит, но вот тетя Паша… С нее станется. Так что я туда и обратно, а ты меня тогда в микроавтобусе подожди. Вот, ключи возьми.
— Темнишь ты, напарничек — недобро прищурила левый глаз Евгения — Ой, темнишь!
— Да с чего бы? — щелкнул зажигалкой Нифонтов — Ну, хочешь не жди у входа, как посадишь в такси эту бедолагу, так иди ко мне навстречу. По идее разойтись мы не должны, главная дорога парк кругом огибает. Та, по которой мы сюда шли, помнишь? Правда та зона, что с оврагами, в стороне от главной дороги лежит, но я точно там не задержусь надолго.
— Ровнин нам не советовал в овраги соваться — неожиданно рассудительно произнесла Мезенцева, проигнорировав немного игривый тон напарника — И на Кузнецов холм тоже. А Груня ведь и его упоминала, мол, бродит колдун по тому холму.
— Что вероятнее — бродил — поправил ее Николай, затягиваясь сигаретой — Лет двести назад, в те времена, когда гувернантка кучера обхаживала всяко. А сейчас это просто холм. Ну, может весной-летом там чего и творится, но не сейчас же?
— Знаешь, что обидно? — исподлобья глянула на него девушка — Ты даже не пытаешься выглядеть хоть сколько-то искренним. Ты просто сплавляешь меня куда подальше, правильно? Чтобы под ногами не мешалась.
— Совсем ты, Евгения, сбрендила — повертел пальцем у виска Нифонтов — Замуж тебе надо выходить срочно, чтобы от фобий разных избавиться. Все, дуй ко входу. И, может, где по дороге кавалер этой красотки вам попадется, его тоже прихватите с собой, не ровен час, замерзнет парень ночью. Не май месяц на дворе, вон как захолодало уже.
Мезенцева угадала, Николай на самом деле совсем не верил в то, что говорил, и хотел отправить ее в безопасное место. В одном только она ошиблась, ни о каком мешании под ногами речь не шла, тем более что за последние месяцы рыжеволосая оперативница несколько раз доказала на деле то, что она в отдел попала не случайно. Беда была в том, что ее импульсивность и привычка сначала делать, а после думать, так никуда и не пропала. В данном же случае, по мнению Николая, тишина и скрытность были куда нужнее, чем пальба и крики, особенно если учесть тот факт, что и без всякого иноземного колдуна упомянутые овраги давным-давно называли «гиблыми».