нские склепы. Последнее слово в данном наименовании появилось из-за мавзолеев и усыпальниц, которые англичане, французы, голландцы и прочие европейцы, обитавшие в городе, начали возводить над родными могилами сразу же после того, как чума сошла на нет. Такие у них традиции. У нас — крест, частенько один на всех, у них — усыпальница, с личным местом для каждого опочившего.
Впрочем, иностранцев, обитавших в Москве, названия не трогали ни разу. Какая разница, как называть кладбище? Главное, оно есть, а остальное частности.
Шли годы, складываясь в века, территория некрополя расширялась все больше и больше. В эту землю один за другим ложились аптекари, рестораторы, шпионы, живописцы, архитекторы, куаферы и бог весть кто еще. Иностранных специалистов в нашей стране всегда хватало, а умирают они точно так же, как и коренное население, каждый в свой срок. Во время краткого пребывания Наполеона в столице туда и часть его армии переместилась, в основном из числа тех, кто имел глупость попробовать пограбить городское население в одиночку или вдвоем. Мародеров у нас сильно не любят.
Ну а в двадцатом веке, когда революция смела все условности, там и наших соотечественников хоронить начали. Плюс название поменяли, для порядка. А в веке нынешнем, двадцать первом, вообще это место многими воспринимается как музей под открытым небом, потому что там есть на что поглядеть. Иные склепы и часовни вообще признаны памятниками старины и перешли под охрану государства.
Впрочем, это дела общественные и общеизвестные. Что до отдела, он, как и всегда в таких случаях, рассматривал данный объект немного под другим углом зрения. И повод для этого имелся более чем веский.
Штука в том, что это кладбище было ничье. Если точнее, оно не имело Хозяина. Всякий российский погост, старый ли, новый, большой, малый, всегда имел своего повелителя, того, кто на нем за порядком следит, творит суд и, если нужно, расправу. Как правило, таковым становился первый официально захороненный на нем мужчина. Ну а женщин среди Хозяев сроду не водилось, скорее всего, потому, что о феминизме в те времена, когда закладывались основы потустороннего учета и контроля, никто слыхом не слыхивал.
Так вот, на Иноземном кладбище Хозяина не было. Вообще! То ли потому что невозможно было определить, кого именно первого там захоронили, так как во время чумы никто сортировкой тел не занимался и их попросту свалили в одну общую яму, то ли по каким-то конфессиональным моментам, то ли еще почему — поди знай. Главное — факт. Иноземное кладбище с момента своего основания и по сей день оставалось бесконтрольным.
В прошлом это создало ряд сложностей у сотрудников отдела, поскольку им по роду службы то и дело приходилось прибегать к помощи Хозяев кладбищ. Те представителей власти не любили, на контакт шли неохотно, но все же худо-бедно, иногда через раз, но договориться с ними получалось.
А тут-то и обратиться не к кому. Хорошо хоть, публика на этом погосте лежала спокойная и неконфликтная, к посмертному шатанию не склонная.
Само собой, для фон Швальве это место — просто подарок судьбы. Народ особо не шастает, вокруг соплеменники лежат, есть куча мавзолеев, в которых так удобно прятаться, а самое главное, нет того, кто может создать кучу проблем. Хозяина нет.
— Теперь по всем канонам жанра я должен у тебя спросить: «Так чего мы ждем?» — Николай выбил пальцами по столу барабанную дробь. — Или не надо?
— Дело твое, — Михеев достал из папки еще один листок. — Нет, вот же наши предки жили, а? Вот мы куда в командировки катаемся? Чаще всего в такие места, куда волки даже по нужде забегать боятся. А эти — пожалуйста, в Вену ездили, причем на месяц. И все за казенный счет. Шницеля там небось трескали да вальсы танцевали.
— И все-таки чего ждем? Интересно же.
— Да ясности мы ждем, — Пал Палыч устало потянулся. — Ее, родимой. Территория кладбища большая, все строения на его территории обшаривать замучаешься. Спасибо той заразе, которую ты у часовни завалил, она круг поисков словом «французы», конечно, отчасти сузила, но все равно вариантов остался вагон и маленькая тележка. Разлет от Люсьена Оливье до наполеоновских гвардейцев, которые умирают, но не сдаются. Но и это не самое неприятное. Злодей наш ведь наверняка не наверху обитает, а внизу, под землей. Там под кладбищем хватает отнорков, тоннелей и небольших пещерок, связанных между собой лазами. Кто и зачем их рыл, как всегда, непонятно и неизвестно, но они есть. Причем вся эта система полностью автономна, то есть не интегрирована в общую подземную схему Москвы и области. Если бы не это, то там давно орлы Джумы каждый сантиметр обшарили бы и нужное нам место нашли.
— Ясно, — кивнул Николай. — И?
— Спугнуть его никак нельзя, — чуть раздраженно ответил Пал Палыч. — Начнем склепы драконить, он все поймет, опять слиняет, ищи его потом. Нет, все равно отыщем, но это время, силы, ресурсы. Потому сидим на попе ровно и ждем, пока ясность не наступит. Ровнин с представителем одной волкодлачьей стаи договорился, так что серые братья сейчас мониторят кладбище, выслеживая человека, который там ошивается каждый день и пахнет не водкой и табаком, а землей и сыростью. Думаю, дня три-четыре, и мы будем знать, из какого строения он вылезает и куда после прячется. А что он отсиживаться всю дорогу под землей не станет, это точно. Выбирается он на белый свет, поверь мне.
— А не спалит он этих следопытов? — обеспокоился Николай.
— Этих нет. Там такие тихушники — что ты. Говорю же, стая мощная, может самая крупная в Центральной России, потому с кадрами у них полный порядок. А вожак их Всеслав — брат папаши Ратмира, того самого, которого ты завалил. У Всеслава с Ровниным сделка была на его счет, так что…
— Да я в курсе, слышал тогда их разговор. — Николай откинулся на спинку кресла и произнес: — Вот скорей бы уже. Надоел мне этот фон Швальве — сил нет. Куда ни ткнусь — везде он, и так уже полгода.
— Ничего, — успокоил его Михеев. — Скоро прищучим. Полагаю, еще до майских управимся.
Прошел день, второй, третий, а новостей от следопытов-волкодлаков никаких не поступало. Точнее, Ровнин никому ничего на этот счет не сообщал. И только в самом-самом конце апреля, в дождливый и сумрачный вечер, он собрал сотрудников в своем кабинете и с невероятно довольным видом сообщил им:
— Простите за банальность, но попалась рыбка в сети. Вычислили волчары лежку нашего германского друга. Так что собирайтесь, самое время с ним повидаться в последний раз. Вика, не забудь свое снадобье, без него нам там делать нечего.
— Какое снадобье? — тут же осведомилась Мезенцева. — Вы о чем?
— Наша основная цель не ханыга, в котором сейчас обитает душа фон Швальве, а его череп, — пояснил Олег Георгиевич. — Я же тебе про это уже рассказывал.
— Так я помню, — немного обиженно произнесла Женька. — У меня с памятью все в порядке. Характер — дрянь, я знаю. А память…
— Череп мало просто разбить, — вступила в разговор Вика. — Он по сути своей уже артефакт, как и черная книга этого господина, та, что в хранилище лежит. Такие штуки просто так не уничтожают, понимаешь? Для каких-то нужны специальные заклинания, для каких-то ритуалы или обряды. В нашем случае в ход нужно пустить зелье, которое я сварила еще недели две назад, им следует полить осколки костей. Растворит оно их без следа, будто тех и на свете не бывало. Причем можно даже не все осколки утилизировать, хотя бы несколько. Целостность структуры все равно будет нарушена, и душа фон Швальве отправится туда, где ей самое место.
— Раздай каждому по флакону, — велел ей Ровнин. — Кто знает, кому повезет до цели добраться. Тут наперед не изготовишься. Валентина, ты остаешься в здании за дежурную. Тетя Паша, ты с нами или как?
— Или как, — отозвалась уборщица. — Старая я для таких поездок. Да и не люблю я Басурманские склепы, у меня с ними плохие воспоминания связаны. Опять же, дождь на улице, у меня суставы ноют.
— Ну, как знаешь. — Ровнин выдвинул ящик стола, достал оттуда сначала нож, а после наплечную кобуру, в которой находился пистолет. — Может, оно и правильно.
— Батюшки! — всплеснула руками тетя Паша. — Ты чего это подарок Францева решил с собой прихватить? Чего не табельный? Да и на что тебе вообще там пистолет нужен? В кого пулять надумал?
— Ты же знаешь, я суеверен, — улыбнулся Олег Георгиевич, накидывая на плечи ремни кобуры. — А он всегда мне удачу приносит. Ясно, что бояться тут особо нечего, но очень не хочется эту тварь сегодня упустить.
Он достал пистолет, при первом же взгляде на который Николай испытал приступ жгучей зависти. Это был Smith Wesson 645.
— Надежная штука, — улыбнулся ему начальник, выбив из рукояти обойму, а после снова с щелчком вставив ее обратно. — Как ты понял, это не просто оружие, это подарок моего наставника. И вот что, Николай. Когда меня не станет, можешь забрать его себе на память. Говорю при свидетелях.
— Услышано, — неожиданно серьезно подтвердила тетя Паша, переглянувшись при этом с Михеевым.
— Хорошее оружие, — кивнул Николай. — Но лучше бы мне стать его владельцем как можно позже.
— Поддерживаю твою точку зрения, — согласился с ним Ровнин. — Паша, ты за рулем. Все, выдвигаемся через десять минут. И Женя, очень тебя прошу: сходи в туалет, чтобы потом, как третьего дня, не ныть о том, что ты ужас как «пи-пи» хочешь.
— Ну, Нифонтов, вот этого я тебе вообще никогда не прощу! — злобно зыркнула девушка на Николая и выскочила из кабинета.
— Я не рассказывал, — сказал ей вслед молодой человек и повернулся к Ровнину. — Олег Георгиевич, а вы как…
— У меня свои источники информации, — улыбнулся тот в усы. — И тоже давай иди собирайся!
Места последнего людского упокоения вообще в темноте выглядят мрачно, такая уж у них особенность. Но Иноверское кладбище в этом плане могло дать фору практически любому столичному погосту, в первую очередь за счет десятков мавзолеев и фамильных склепов, которые и днем нагоняют на людей опасливую тревогу, а также скульптур, расположенных на каждой третьей могиле. Поди пойми, что это произведение искусства, а не черный ангел, которой того и гляди сейчас взлетит. Да и дождь, который то стихал, то снова начинал лить с новой силой, веселья сотрудникам отдела не добавлял.