Уилл также позвонил по телефону матери Колин, Кэтрин, и попросил руки дочери. Кэтрин последовала за дочерью в Великобританию в 1999 году. Она жила близ станции метро Гентс-Хилл, в Северном Лондоне, где до сих пор работала сиделкой. Кэтрин обожала Уилла и маленького Оуэна и никогда прежде не видела дочь такой счастливой. Так что она искренне порадовалась за них, за всех. Колин позвонила своей младшей сестре, Чарисс, в Новую Зеландию, и брату, Маркусу, в Западную Австралию, и также рассказала им свои новости. Оба отреагировали с восторгом.
Из-за покупки бунгало, на ремонт и приспособление которого под Оуэна требовались месяцы, со средствами у пары было очень туго. Уилл и Колин понимали, что нужно время, чтобы накопить денег на такую свадьбу, как им хотелось. Поэтому они наметили ее на лето 2013 года. Счастливым числом у Колин было 17. И они хотели, чтобы 17-е пришлось на субботу. А такой день был только в августе. Все семейство ожидало знаменательное событие.
Оуэн чувствовал себя в школе теперь немного лучше. Но стоило кому-нибудь начать его дразнить, как мальчик кидался на обидчика и пытался его ударить. Однажды на игровой площадке один мальчишка сказал, что Оуэн выглядит «смешным», и тот ударил задиру своей головой. Уиллу пришлось идти в школу, чтобы поговорить с мальчиком, который сначала утверждал, что его противник поскользнулся и сам ударился головой. У отца с сыном состоялась «серьезная беседа». Уилл пояснил Оуэну, что ударять другого человека можно только в одном случае – если тот человек ударил тебя первым. С тех пор у Оуэна стычек не было.
Независимо от того, насколько хорошо он вел себя в школе или насколько комфортно чувствовал себя в семье или в другом месте, где он всех знал, Оуэн оставался чрезвычайно застенчивым, беспокойным и замкнутым в присутствие посторонних людей и старался, чтобы его «не замечали».
И это все сильней тревожило всех его родных, и Уилла, и Колин, и Ким, и бабушек с дедушками. Застенчивость мальчика свидетельствовала об отсутствии у него социальной уверенности и коммуникативных умений. У Оуэна почти не было друзей, с которыми он мог бы играть, и сверстники не приглашали его в гости – возможно, потому что их родители не знали, как себя вести и что делать с ребенком-инвалидом. Оуэн также проявлял раздражительность и нетерпение – особенно когда ему надевали на ноги шины или давали лекарство (ни то, ни другое нельзя было сделать без его помощи).
Лучше всего ему было дома, за экраном телевизора, или в ресторане, в компании своей семьи. Местная пиццерия «Экспресс» стала любимым заведением мальчика, и в каждый поход туда он точно знал, что будет заказывать. Если же родные брали его с собой в какое-нибудь другое людное место, Оуэн явно чувствовал себя несчастным. Однажды в супермаркете он обратил внимание на пожилую женщину, пристально разглядывавшую его. Оуэн попросил ее «не глазеть на него». А когда та «не послушалась», громко обозвал ее «вонючкой». Уилл «сделал сыну строгий выговор» и постарался убедить в том, что оставаться вежливым нужно всегда – даже если другие люди ведут себя некультурно и грубо. Но было очевидно, что мальчик все яснее осознает свою инвалидность и неадекватное восприятие его другими людьми. И это сказывается на его психике негативно.
Надеясь хоть как-то поднять ему дух, Уилл организовал празднование его пятого дня рождения в приходском клубе Одиама. Он сказал сынишке, что тот может выбрать любую тему вечера. И мальчик, частенько просивший включить за завтраком «Металлику», выбрал «Рок-н-ролл». Всем гостям надо было нарядиться рок-звездами. Оуэн попросил также надувной батут «Замок», чтобы его друзьям было весело.
«У него был фантастический день рождения, – рассказывал Уилл. – Он даже залез на надувной замок и с удовольствием попрыгал на нем. Мне кажется, именно тогда многие дети и их родители поняли, что наш малыш может участвовать в вечеринках и веселиться на них так же, как они. У многих просто раскрылись глаза: Оуэн вел себя, как любой нормальный мальчик в обществе».
Чуть позже в том же году Уилл узнал, что его опять командируют в Афганистан – в составе группы технического обслуживания вертолетов «Чинук». И это означало, что он проведет вдали от дома «самое худшее» Рождество в их с Колин жизни.
Колин работала полную неделю; случались у нее и ночные смены. Поэтому родители Уилла предложили ей переехать с Оуэном в их дом в Одиаме, чтобы они могли приглядывать за внуком. В выходной Джоан повела его в Чичестерский собор и была поражена реакцией маленького мальчика на красоту и величие строения, которое он никогда прежде не видел. Вдруг ребенок заметил часовенку с мерцавшими свечами; она находилась чуть в стороне, за воротами. Оуэн спросил бабушку, могут ли они зайти внутрь, поставить свечку и помолиться за Уилла. Джоан была очень растрогана. И только потом она узнала, что в той часовне, освященной в честь святого Климента, находился памятник Павшим, с эмблемой Королевских ВВС. Оуэн не мог разглядеть этого с того места, откуда он заметил часовню. И его бабушке подумалось, что кто-то свыше направил его туда.
Теперь пришла очередь Ким забрать Оуэна на Рождество. Поэтому родители Уилла пригласили Колин встретить праздник вместе с ними в их доме в Мидхерсте, в Западном Сассексе. Приехали туда и брат Уилла, Эд, и его сестры, Эстер и Бетани, вместе со своими половинками и детьми. И им всем недоставало Уилла. Он позвонил на Рождество, в самый разгар их ужина с жареной индейкой. В тот месяц на базе Кэмп Бастион было много аварий – вторая командировка Уилла в Афганистан оказалась намного суровей. Колин включила его на громкую связь, чтобы все родные, собравшиеся за праздничным столом, могли слышать его голос. Но когда Уилл услышал, как все в один голос поздравляют его с Рождеством, он страшно разволновался.
Чтобы переговорить с женихом наедине, Колин выбежала с телефоном в другую комнату. Через некоторое время туда заглянула Джоан – проверить, все ли с Колин в порядке. И, увидев, что ее будущая невестка рыдает так сильно, что у нее даже носом пошла кровь, она сама не выдержала и расплакалась. Эта командировка впервые разлучила Уилла и Колин, и Колин поняла, что любить военнослужащего совсем нелегко, особенно если его посылают в опасные регионы.
Рыданья Колин объяснялись не только страхом за жизнь Уилла: «Я, конечно, беспокоилась о его безопасности, но не менее сильно меня тревожило другое – если бы я потеряла Уилла, я потеряла бы и мальчика, который стал мне родным и близким, как настоящий сын. Суд автоматически бы отдал его Ким, ведь она была его матерью. И это очень страшило меня».
Колин беспокоилась не только о себе. Она понимала, что ее «дружок» отчаянно нуждается в своем папочке.
Виртуальная связь между ними установилась неразрывная. Колин опасалась, что если бы что-то случилось с Уиллом, то при Ким, продолжавшей надрываться на работе, Оуэна могли забрать у одного многострадального члена семейства и передать другому.
Старавшейся не зацикливаться на худшем сценарии событий Колин оставалось только одно: ждать, когда вернется Уилл, что он и сделал благополучно в феврале 2011 года – ко всеобщему облегчению.
Пара смогла, наконец, заняться обустройством уютного дома для Оуэна, их самих и «Мистера Пикселя» (помимо еще двух служебных собак Колин, которые жили в специально построенных для них конурах в их новом саду).
Они также смогли теперь уделять еще больше внимания Оуэну, который нуждался в регулярных курсах физиотерапии и гидротерапии и стал почти завсегдатаем мануального терапевта. Сокращение его лицевых мышц искажало черты его личика и сужало глаза, отчего мальчику становилось все труднее смотреть и видеть. Врачи огорошили Уилла: рано или поздно, но им придется делать операцию на веки, чтобы глаза оставались открытыми. Вдобавок к этому, зрение Оуэна тоже нарушилось – отчасти вследствие приема того проблемного лекарственного препарата. Пришла пора мальчику носить очки. Оуэн также проходил в Саутгемптонской больнице тесты на насыщение крови кислородом во время сна. Спазмы в его груди усугубились. И когда мальчик ложился спать, сжимающиеся мышцы затрудняли подвижность его диафрагмы, и дыхание нарушалось. Из-за этого он часто просыпался, чтобы откашляться – иногда по пятьдесят раз за ночь. Ко всему прочему, у Оуэна развилась астма из-за того, что он не мог полностью расширить свою грудную клетку. А это, в свою очередь, вызывало кислородное голодание (или гипоксию), что грозило нарушить работу сердца или мозга.
Поначалу Уилл и Колин сомневались – не собачья ли шерсть тому виной? Но врачи их заверили: дело было не в ней. Оуэн начал кашлять рано (еще до контактов с собаками), и этот кашель был верным симптомом синдрома Шварца-Джампела.
Доктор Томас в Саутгемптоне признал, что дыхание Оуэна было «поводом для беспокойства». Мышечная ригидность настолько негативно влияла на его дыхательные мышцы, что он не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть полной грудью. Это было чревато развитием инфекционных заболеваний дыхательных путей, арсенал препаратов для лечения которых был весьма ограниченным.
У врачей, наблюдавших Оуэна, не оставалось иного выбора, как предписать на ночь кислородную маску. Для чего в спальню мальчика пришлось поставить воздушный компрессор. Медики также привезли кислородные баллончики и надавали кучу советов и предостережений – не курить, следить за тем, чтобы баллончики стояли устойчиво и т. п.
Кислород помогал, хотя мальчугану не нравилась ни назальная маска, подсоединенная к шлангу, ни скотч, необходимый для ее фиксации на месте. Уиллу приходилось быть постоянно начеку и вставать по четыре – пять раз за ночь, чтобы убедиться, что маска не сдвинулась, и сынишка не начал задыхаться.
Потребность Оуэна в кислороде означала также то, что он мог ночевать только там, где имелись компрессоры и воздухоочистители. Иначе их надо было устанавливать специально для него (в том числе во время поездок).
Родители и Уилла, и Ким тоже установили необходимое оборудование, чтобы мальчик мог у них при случае оставаться. А вот у Ким возникли проблемы.