— Вовка, слышь, руку совсем не чувствую. Отстрелила мне руку, падла. Чего я без руки делать буду?
— Сёрега, очень прошу, заткнись, не то я тебе, ей-богу, башку отстрелю.
— Ну и отстрели. Лучше сразу, чем одноруким мучиться. А как болит, стерва. Слышь, у меня тут в поселке по соседству баба фельдшерица. Давай заедем. Полчаса всех делов. Баба золотая, слова никому не скажет, все сделает в лучшем виде, и мне спокойнее. Слышь, Вова?
— Да сейчас вокруг города ментов шныряет чертова прорва. А если нарвемся?
— Так нам к городу не надо, мы по проселочной дороге или сразу в село. Возьмем Юркину тачку. Полчаса туда, полчаса обратно. Самое большее через два часа вернемся. Спасать руку надо. Чего ты, связанную бабу один не покараулишь?
Наступила тишина, Вовка размышлял, раненый ерзал, Юрка демонстрировал равнодушие, а я молилась, чтобы Вовка посочувствовал дружку и согласился.
— Ладно, — наконец сказал он, раненый вздохнул с облегчением, а я мысленно перекрестилась. — Только поаккуратнее, ворон не ловите и сразу сюда. В шесть за ней приедут. Мне неприятности ни к чему, да и вам тоже. Свищу твоя рука по барабану.
— Ладно, ладно, — заторопился нытик, и все трое направились к двери. Послышался звук удаляющихся шагов, затем по соседству заработал мотор, скрипнули ворота, и через минуту вновь все стихло.
Вовка затопал на крыльце, вошел в дом и сразу же направился ко мне. Я лежала, не шевелясь и вроде бы даже не дыша, парень что-то пробубнил и пощупал у меня пульс, для этого ему пришлось перекатить меня на бок. Я застонала негромко, но выразительно, а он сказал удовлетворенно:
— Живая…
Я легла на спину и открыла глаза. Парень сидел прямо передо мной, и теперь я могла хорошо его рассмотреть. Этим мы и занимались минуты две. Парень был среднего роста, коротко стриженный, узкий шрам рассекал правую бровь пополам и терялся где-то в волосах, губы вытянуты стрункой, в глазах скорее любопытство, чем злость. Он дернул за пластырь, которым был залеплен мой рот, а я взвыла от боли.
— Вы кто? — едва выговорила я и сильно закашлялась, он не ответил. Перестав кашлять, я испуганно огляделась и спросила:
— Где я?
— В надежном месте.
— Зачем меня связали?
— Ты плохо себя вела.
— Где?
— Чего?
— Где я плохо себя вела? Ведь это не больница?
— Не больница. Ты что ж, ничегошеньки не помнишь?
— Нет, — испуганно покачала я головой. — Что случилось?
— Так. Ерунда. Потом узнаешь. Ты одному парню руку прострелила. Он здорово разозлился.
— Я прострелила руку? Чем?
Вовка нахмурился, глядя на меня с подозрением и заявил:
— Ничем. Я пошутил. — Встал и отошел в дальний угол, устроился за столом, взял бутылку пива, но то и дело посматривал на меня. А я на него. Долго он не выдержал, пиво кончилось, а занять себя в домушке было совершенно нечем, даже телевизор отсутствовал. Для такого парня, как он, это настоящее бедствие. — Чего смотришь? — спросил он, вновь подходя ко мне. Я пожала плечами, потом жалобно попросила:
— Скажите, зачем мы здесь? Почему меня связали?
— Говорю, вела себя плохо, — хмыкнул он, глядя на меня очень внимательно, теперь голос звучал иначе, да и выражение глаз менялось. Ночная рубашка на мне задралась почти до бедра, вскоре парень начал откровенно пялиться на мои ноги. Я покраснела и попыталась одернуть рубашку, дело это оказалось мне не по силам, и она задралась ещё выше. Добилась я только одного: Вовка положил руку мне на бедро и препаршиво улыбнулся. — Скучновато здесь, а? — спросил он.
— Вы меня пугаете?
— Конечно, я видел, какая ты пугливая. Ты вообще кто? Давай знакомиться.
Он ещё что-то болтал, руки его вовсю шарили по моему телу, а я таращила глаза и пыталась увернуться, чем заводила его ещё больше.
Вовка расстегнул штаны, а я злобно порадовалась человеческой глупости: несколько минут назад рассуждал он весьма здраво и был настороже, а стоило увидеть голую бабу, и на тебе: ни здравомыслия, ни осторожности. К этому моменту меня вроде бы тоже проняло, и мы сплелись в жарких объятиях. Впрочем, мне со связанными ногами и руками сплетаться было затруднительно, и Вовка это понял. Поднялся, достал нож из куртки, висевшей на стене, и разрезал веревки, стягивающие мои щиколотки.
— Руки, — пробормотала я.
— Как вести себя будешь, — хохотнул он, устраиваясь между моих ног, а я пообещала:
— Хорошо. — Приподняла бедра, вызвав у него очередную ухмылку, и обхватила ногами за шею. Ухмыляться он сразу перестал. Раздался хруст, подождав немного, я ослабила хватку и легонько толкнула парня ногой, он свалился на грязный пол, а я сосредоточилась на своих руках. Минут десять я потратила на то, чтобы пропихнуть свое тело в кольцо собственных рук. Как мне удался этот фокус, понятия не имею, но ощущение было, что проделываю я это не в первый раз. Впрочем, к этому моменту удивляться я перестала, уж очень много скрытых способностей обнаружила в себе за последние недели.
Как бы то ни было, а теперь руки у меня скованы не за спиной, а на груди. Устроившись на полу рядом с моим несостоявшимся любовником, я обследовала его карманы. Ключ от наручников оказался в куртке, я сняла их, прикидывая, сколько прошло времени с момента отъезда Юрки с нытиком. Нытик утверждал, что максимум за два часа они обернутся.
Для начала что-то следовало решить с одеждой, в ночной рубашке и босиком не набегаешься. Я стянула с парня джинсы, а потом и футболку, к сожалению, использовать его ботинки я никак не могла и решила позаимствовать только носки. Чистюлей парень не был, я скривилась и в конце концов отказалась от этой мысли. В куртке лежал пистолет, а вот какие-либо документы и деньги отсутствовали. Оставив фонарь включенным, я вышла из дома и осмотрелась. Вокруг никакого намека на человеческое жилье, только лес. Накатанная дорога в предрассветных сумерках выглядела непроезжей. Заканчивалась она как раз возле ворот, далее лес стоял сплошной стеной. Пройдя вдоль дороги с полкилометра, я не приметила ничего заслуживающего внимания и решила вернуться.
В дом входить не стала, прошла вдоль забора, устроилась на каком-то пеньке и стала ждать. Вскоре послышался неясный шум. Подождав ещё немного, я с удовлетворением констатировала, что по направлению к дому движется машина. Сверкнули фары, шум мотора стал громче, и через некоторое время белая «Нива» тормозила возле ворот, водитель нетерпеливо посигналил, хлопнула дверь, и Юрка зло крикнул:
— Не можешь ворота открыть, что ли? — Надо полагать, праведное негодование обращено было к усопшему Вовке. То, что дружок из домушки не появился, парней не удивило.
Юрка открыл ворота. «Нива» въехала во двор, Юрка пошел закрывать ворота, а нытик поднялся на крыльцо. В ту же секунду я шмыгнула к Юрке, не особенно заботясь о том, что меня услышат. Парень сюрпризов не ожидал, что-то насвистывал, накидывая толстенную цепь на засов, я с размаха ударила его пистолетом по голове, он тюкнулся лбом в собственные руки, а потом сполз на землю, а я метнулась к домушке. На крыльце как раз появился нытик. Лицо его было совершенно несчастным, натолкнувшись взглядом на пистолет в моей руке, он вроде бы охнул, а потом сделал вещь совершенно неожиданную: попытался спрятаться в доме.
— Не дури, — попросила я ласково — не то пристрелю.
— Ты чего? — Все-таки странно, что он так перепугался.
— Я? Ничего. Заходи. И помни, у меня не все дома, нормальных в психушке не держат.
Мы вошли, он впереди, я чуть поотстав, подхватила наручники с лавки и, приказав парню вытянуть руки, сковала их за его спиной.
— А Юрка где? — все-таки спросил он.
— У него дело. Срочное. Вряд ли он скоро появится.
— А Вовка?
— Чего Вовка? — удивилась я.
— Он что, мертвый?
— Кто его знает, может, очухается.
— Это ты его? — Если честно, удивление парня было мне вполне понятно, я и сама с трудом верила в то, что умудрилась все это проделать. Но умудрилась. Что ж, с этим разберемся позднее.
— Садись на пол.
Соседство с убиенным дружком здорово действовало нытику на нервы, он даже побледнел. Забавно, если учесть, какую он избрал профессию.
— Как плечо? — спросила я.
— Нормально, — весьма неохотно ответил он, заподозрив в моих словах подвох, и был прав.
— Плечо — это ерунда. Вот если колено прострелить — боль ужасная. Я сама не пробовала, но знающие люди говорили: не приведи господи.
— Ну и чего? — спросил он с вызовом, но лоб его вспотел, а взгляд затравленно метнулся. С такой отвагой я бы ему и в официанты идти не посоветовала.
— Поговорить надо, — вздохнула я. — Ты как, не против?
— О чем поговорить? — Он облизнул губы, а я удивленно развела руками:
— Обо мне, конечно.
— А чего я о тебе знаю?
— Вот мне и интересно, что ты знаешь.
— Ничего.
— Колено тебе не жалко? Ты б не злил меня, а?
— Ну… велели бабу забрать из психушки, забрали…
— Какую бабу?
— Тебя.
— А пароль?
— Какой, к черту, пароль, — разозлился он.
— Обыкновенный, имя ты не знаешь, должен быть пароль…
— А ты свое имя знаешь?
— Быть тебе инвалидом, — вздохнула я и щелкнула предохранителем. Слова из него посыпались как горох:
— Там же санитар нас встретил, как договаривались, нам только и делов, что по коридору пройти и тебя забрать, и имя нам ни к чему. Все путем было, и вдруг этот мужик откуда-то появился.
— Тоже санитар?
— Ну… А Юрка психанул, и его… Баба завизжала, вот и пошло все наперекосяк.
— Значит, планировали вывести меня тихо? Но автомат прихватили?
— Ну, на всякий случай.
— И кому я понадобилась?
— Свищ послал. Сказал, заберете бабу, а утром за ней приедут.
— Кто приедет?
— Откуда мне знать? Кто-нибудь из наших. Мне чего, докладывают? — Он тяжко вздохнул и замолчал.
— А Свищ у нас кто? — Парень презрительно хмыкнул и отвернулся. — Да, рассказал ты немного, — покачала я головой и подошла поближе. — До города далеко?