Ничего удивительного: в НХЛ знают, как оценивать по достоинству то, что заслужено и выстрадано многими годами в лиге. Нам этому еще учиться и учиться.
Первым делом Малкин, к которому я приехал в Питтсбург, удивил меня тем, что пригласил на интервью домой. Если, допустим, в 80-е, времена теплых домашних посиделок и квартирников, подобное было в порядке вещей, то люди века соцсетей и смартфонов не поступают так в общении с журналистами почти никогда. И уж тем более – большие звезды.
Малкин – поступил. Под конец двухчасовой беседы я попытался понять, почему. И, кажется, понял.
Центрфорвард «Питтсбурга» – человек домашний, комфортная атмосфера позволяет ему чувствовать себя более раскованно. В это объяснение Евгения и его жены верилось безоговорочно. Потому что минутами ранее я видел, как хорошо ему дома. Оттого ему и хотелось говорить, объяснять, вспоминать. Даже Аня в какой-то момент удивилась: «Жень, ты ж в магазин обещал съездить». Муж отреагировал так: «Да погоди, интересно же!»
А вокруг царила добрая какофония звуков большой семьи. На пороге трехэтажного красивого дома из красного кирпича в холмистых предместьях Питтсбурга меня встретили мама Жени, Наталья Михайловна, и отец хоккеиста, Владимир Анатольевич. Шестью с лишним годами ранее мы в Магнитогорске записывали с ним большое интервью о сыне – и вот увиделись вновь. И были друг другу рады. Папа форварда даже вспомнил, что в 2012-м так увлекся беседой, что не заметил, как пропустил хоккей. А когда опомнился – было уже поздно.
Дома была и очаровательная жена, с которой в ее телевизионные времена судьба нас не сводила, но тут с первой минуты общения возникло ощущение давнишнего знакомства. Вышел познакомиться и Никита Евгеньевич, молодой человек двух лет и девяти месяцев от роду. В дальнейшем он схватит маленькую клюшку и будет бегать с ней по дому почти безостановочно. Его будущее, кажется, предопределено. Чуть позже я услышу от его папы слова о том, что, где бы сын ни вырос, он будет играть за сборную России…
– Украду у тебя папу на часок, – сказал я Никите, и малыш испугался, что и вправду украду, ответив категорическим «нет». И оказался прав, поскольку полной «кражи» не получилось: видимо, чтобы удостовериться, что папа на месте, Никита за время разговора подходил к нам не раз. Например, чтобы предъявить журнал с фотографией отца.
– Кто это? – удивленно спросил Евгений.
– Папа, – сообщил сын. И, перевернув страницу, удивился: – Еще папа!
– Сколько пап?
– Много!
Шайбу он называл «шая».
– Шайба, – укоризненно напомнил сыну Малкин. – Ты что, забыл?
Позже Никита обратился уже с другой просьбой:
– Папа! Кушать!
– Сынок, скажи маме, что еще пять минут, – ответил Женя. А говорили мы после этого, каюсь, еще полчаса.
В итоге обещанный на интервью час растянулся на два. Под вкуснейшие блины, которыми по случаю недавней Масленицы угощала меня Аня. Я с удовольствием уплел парочку, после чего завязалась настолько увлекательная беседа, что об остальных забыл. Опомнился, когда часа через полтора она спросила:
– Не понравились?
Очень понравились! Как и разговор. По степени обстоятельности он соответствовал поводу для приезда – предстоящего тысячного очка Евгения в НХЛ. Которое на следующий день в матче с «Вашингтоном» и было заработано.
А после разговора я спросил, есть ли у Жени домашний музей, в котором хранятся копии Кубков Стэнли и индивидуальных наград.
– Да, есть в кабинете – можете снять, если хотите! – улыбнулся он. – Их не так много, конечно. Стоят сверху на камине, там для них отведено специальное место. И очень надеюсь, что коллекция еще пополнится.
Насчет «не так много» – это Малкин сильно поскромничал. И минуты спустя я фотографировал трофеи на фоне Джино и его отца.
Да и сам такой возможности не упустил.
На дворе был август 2012-го.
В Магнитогорске шел третий, последний день мемориала Ивана Ромазана – ежегодного предсезонного турнира памяти знаменитого директора Магнитогорского металлургического комбината. Наутро у меня был вылет в Москву, а дозвониться до Владимира Анатольевича Малкина все никак не удавалось. На трибунах «Металлург Арены» он тоже не появлялся.
Выручили два человека. Во-первых, многолетний пресс-атташе «Металлурга» Алексей Мишуков, подсказавший номер сектора, ряд и место, куда отцу Евгения Малкина выписали пригласительный билет. Во-вторых, магнитогорский телекомментатор и журналист Павел Зайцев, который взялся нас свести. Это стало возможным благодаря тому, что у коллег из Магнитки была оригинальная форма ведения телерепортажей: первый и третий периоды вел опытный Зайцев, второй доверялся перспективной молодежи. Гуру магнитогорской прессы на это время соответственно освобождался.
Вот мы в первом перерыве и отправились на трибуну караулить Владимира Малкина. И минуте на третьей второго периода – дождались! Побеседовать он согласился сразу. И час с упоением рассказывал о своем ребенке, который в предыдущем сезоне стал лучшим хоккеистом мира, завоевав «Харт Трофи».
Я спросил Малкина-старшего, верил ли он, когда Женя рос, что тот станет большой звездой.
– Такие вещи никто никогда не загадывает, – покачал головой папа Евгения. – Еще когда он был маленьким, о его таланте говорили многие. Но я как отец никогда не загадывал наперед. Мало ли в жизни бывает всяких казусов. Всегда считал, что нужно не мечтать, а оценивать по факту. Конечно, я очень доволен. В том числе и тем, что наши с женой труды тоже не пропали даром.
Услышав это, я подумал о том, что подходы у родителей Овечкина и Малкина совсем разные. Вплоть до того, что Александр кататься начал в восемь, а Евгений – в три! Благо отец занимался хоккеем, хоть и не вышел на профессиональный уровень.
– Возраст, когда ты поставил ребенка на коньки, думаю, не имеет решающего значения, – рассуждает Владимир Анатольевич. – Можно поставить в семь и добиться таких же результатов. А многие мои знакомые так же, как и я, поставили сыновей в три – но никто не заиграл. Имеет значение то, что ребенок родился под Богом, с талантом. И что ему хотелось тренироваться, идти вперед, смотреть в будущее. Он просто с детства сильно любил хоккей. Очень сильно. Это было видно сразу, добавилось к таланту – и все вместе дало результат. То, что хоккей Женя полюбит, я почувствовал, когда он родился.
– Как, сразу?
– Ну, не в первый год, конечно, но даже когда Женя еще не катался на коньках, уже было видно, что хочет шайбу потрогать, перчатки надеть. А уж когда кататься начал, готов был с коньками спать. Со своей маленькой детской клюшкой под подушкой спал вообще обязательно. Всегда говорил: «Клюшечка! Клюшечка!» В три, четыре, пять лет. И уже стало понятно, что хоккей – его дело. И мы тут попали в точку. Я в свое время занимался хоккеем, потому и был настроен, чтобы сын тоже играл обязательно. Хотя в мои годы, конечно, не было таких условий – искусственного льда.
– А где же катались?
– Я всегда старался найти возможность поиграть на реке Урал, когда она замерзала. Жили на Химчистке, у нас там были котлованы искусственные, где был лед. Или на Урале – только замерзнет, знаем, что провалиться можем, а все равно катаемся. Бывало, что трещит лед, а мы увлечены игрой, нам все равно. Слава богу, без трагедий обошлось.
Сам Евгений в детстве тоже много играл на открытых катках. Он даже уточняет: очень много. Потому что повезло – прямо во дворе было два открытых катка, «очень хороших, с воротами».
– Я катался там не как спортсмен, – вспоминает Женя. – Это только со временем понял, что могу всех обыгрывать. Меня даже перестали брать в команду, потому что было неинтересно! А маленьким с этих катков не вылезал. Мы там и в футбол бегали – пять на пять на снегу. Дети тогда не сидели, как сейчас, в компьютерах и телефонах, а в свободное время играли в хоккей, футбол, волейбол. У нас тренировка была в шесть утра, потом шел в школу – и уже в три свободен. Пообедал, сделал уроки – и вечером иди играй сколько хочешь. Читать книжки никому не хотелось, и мне, что скрывать, тоже. У нас был очень спортивный квартал, и мы много времени проводили на улице. Подтягивались, бегали между гаражами, играли в догонялки. Что-то придумывали каждый день. Очень много детей выходило на улицу гулять, и мы сильно дружили.
Спрашиваю Малкина, не сохранилась ли его детская клюшка, с которой он спал. Он ее, оказывается, даже и не помнит. Говорит, что родителям виднее. И добавляет:
– Могу себе такое представить, глядя на Никиту, у которого есть любимая клюшка. И тоже может сказать: «Хочу ее в кроватку!» Или шайбу, иногда даже две. Когда вокруг сына происходит столько хоккея, он это впитывает. Слова «играть» и «хоккей» знает и выговаривает отлично! А «клюшка» и «шайба» – вообще чуть ли не первые слова, которые выучил. Мы его брали и на тренировки, и на игры. Для него эти игрушки стали любимыми. Поначалу были мячики, но как только он стал осознавать, чем папа занимается, игрушки поменялись…
Малкин – из простой, как сказали бы в советские времена, пролетарской семьи, никогда не шиковавшей.
– У жены в семье – одни девчонки, пацанов нет, все родные – рабочие, спортом никто не занимался, – рассказывает Владимир Анатольевич. – А у нас – и я, и мой младший брат. Нас три брата и сестра, я старший, и младшие за мной тянулись. Практически все на ММК работали. В нашем городе восемьдесят процентов населения – на металлургическом комбинате.
– Как складывалась ваша профессиональная карьера?
– Не хотел бы на этом внимание заострять… Не слишком удачно. Так вышло, что больших успехов не достиг, был середнячком. Зато получилось в сына себя вложить. Мы с женой отпраздновали свадьбу в восемьдесят четвертом, а вскоре началась перестройка. Настали тяжелые времена. Зарплату не выдавали по несколько месяцев, приходилось все время менять сферы деятельности. А дети как раз росли. Как при этом Женю удавалось поднимать? Сложности были большие…