— А то! Неужели я предложил бы даме проехаться на трамвае?
Он потряс плащом, и я вынуждена была всунуть руки в рукава.
— А почему Коленька? — задала я ему вопрос, закрывая кабинет.
— А мне нравится, когда меня ласково называют.
Про себя я отметила, что это меня не раздражает. Он производил впечатление вполне вменяемого.
— А что это вы так резво прискакали? Дело к раскрытию или труп — важная персона?
— Да просто люблю работать.
Сказал он это с серьезным видом, и я стала спускаться по лестнице, раздумывая, издевается он надо мной или на самом деле такой незатейливый.
В машине — очень старой, но ухоженной “восьмерке”, только не “Ауди”, а “Жигулях” — я попросила нового знакомого рассказать мне суть дела, поскольку бумаги прочесть я еще не успела, а дорога предстоит длинная.
— Вот и правильно, — заметил Васильков, — читать там нечего. Кроме протокола осмотра трупа, ничего там нет. Все вот тут, — он постучал себя по лбу.
Осмотревшись в машине, я решила, что оперуполномоченный Васильков на бандитов не работает и взяток не берет. Взяточники и купленные менты на таких старых “тачках” не ездят, даже в целях маскировки, тем более что сейчас уже никто не маскируется. Это прежний начальник ГУВД выгонял из милиции обладателей кожаных курток, что тоже было не совсем разумно, а теперь хоть виллу на Гавайях прикупи на свое имя, никто слова не скажет.
Но при всей своей дряхлости машина была чистая и исправно ехала, из чего я сделала вывод, что и спиртным Васильков не злоупотребляет (я даже нахально заглянула в бардачок: стакана там не было, и под сиденьями пустые бутылки не перекатывались), и по натуре аккуратный и хозяйственный. Не самые плохие качества для опера.
— Ну что, — начал Коленька, выруливая на большую дорогу, — рассказываю про убийство господина Вараксина.
— Он что, крупный бизнесмен? — спросила я.
— Ну да, крупный. Средней руки барыга. Молодой еще был, двадцати шести лет безвременно почил. Его забрали из дома, привезли в этот самый лесопарк, там застрелили, облили бензином и по дожгли.
— А почему в лесопарк, в черте города? Уж увезли бы в область, там в болоте и похоронили бы, надежнее.
— Видимо, побоялись мимо постов ГИБДЦ ехать. Отвезли, куда поближе и где побезлюднее. А в лесопарке только маньяки ночами шастают, даже местная молодежь туда после восьми вечера носу не сует.
— А днем?
— Да и днем озоруют.
— Ага. Значит, знали, куда ехать. Бывали в лесопарке.
— Скорей всего. Места у нас глухие; подозреваю, что на самом деле трупов там гораздо больше, чем у нас уголовных дел, — абсолютно серьезно сказал Васильков, ловко объезжая колдобину. — Послушай, давай на “ты”, а то мне тяжело так официально общаться.
Я не возражала, и звать его Коленькой мне было не трудно. Работать нам с ним вместе придется плотно и долго, наши опера по чужим трупам колотиться не будут, разве что Синцова из главка удастся ангажировать.
— А почему ты так уверенно говоришь, что его забрали из дома? Там что, есть свидетели? — спросила я.
— Еще нет, но будут. Все зависит от тебя.
— В каком смысле?
— Видишь ли, — машина стала на светофоре, Коленька повернулся ко мне и стал изучающе меня разглядывать, словно решая, посвящать меня в страшные оперативные секреты или я этого недостойна.
— Ладно, я же справки о тебе навел, — вздохнул он, — никто про тебя ничего плохого не сказал. В общем, есть у меня агентесса, просто прирожденная “барабанщица”, ну ты посмотришь. По счастливой случайности она оказалась дамой сердца этого самого Вараксина, его при ней забирали.
— И с ней ничего не сделали? — поразилась я. — Оставили свидетеля?
— Да видать, не слишком опытные киллеры. Собственно, благодаря ей и труп так быстро идентифицировали. Она поутру ко мне прибежала, мол, Володю забрали. А днем в нашем лесопарке труп нашли, я сразу на Володю и примерил, и оказалось, в цвет. Так что потенциального свидетеля имеем, а вот даст ли она тебе показания, это уж от тебя зависит.
— Так она ж твоя агентесса, ты что, ей объяснить не можешь, что она должна исполнить гражданский долг?
— Если бы все было так просто, — Коленька тяжело вздохнул. — Ты должна ей понравиться, и вызвать доверие.
Проговорив это, Коленька снова испытующе глянул на меня: мол, как я восприму необходимость нравиться какой-то девчонке. Я его понимала; если бы я встала в позу и дала гневную отповедь в том смысле, что я не обязана нравиться каждому свидетелю, что мое дело допросить, а его дело обеспечить показания, Коленька наверняка перекрестился бы про себя и даже не стал “светить” передо мной свою агентессу.
Но мне было не привыкать, ради ценных показаний можно и потерпеть. Один раз я перед допросом даже волосы покрасила — потому, что один известный мафиозо, от которого я ожидала откровений по уголовному делу, предпочитал шатенкам брюнеток.
— Тогда расскажи мне, как я должна себя вести, — ответила я, и Коленька удовлетворенно кивнул.
— Ты, главное, ничему не удивляйся. Просто внимательно слушай и не выражай своего недоверия.
— А что девушка из себя представляет?
— Девушка своеобразная, — вздохнув, сказал Коленька. — Очень ценный кадр, не дай Бог ее спугнуть.
— Ладно, посмотрим. А как я должна выглядеть?
Коленька снова стал разглядывать меня, видимо, прикидывая, не следует ли мне перед допросом быстренько сделать пластическую операцию.
— У тебя форма есть? — спросил он.
— Конечно.
— Лучше форму надень. Сегодня у тебя видок слегка вызывающий.
— Для тебя или для свидетеля? — уточнила я ехидно.
— Для меня в самый раз, — отозвался Васильков. — А для девушки ты лучше будь в форме. Тогда она тебя не будет ко мне ревновать.
Я кивнула, в этом был резон. Если у опера с агентессой есть какие-то личные отношения, и вправду лучше, чтобы девица его ко мне не приревновала. Что же это за Мата Хари такая капризная? Уж скорей бы посмотреть… Моему внутреннему взору представилась томная длинноногая блондинка в лучших традициях джеймс-бондовских подружек, способная соблазнить кого угодно, пронести в лифчике гранату в самое логово врага, пить не пьянея и есть не толстея. Я тут же закомплексовала; хотя надо сказать, что форма с погонами младшего советника юстиции, сиречь майора, замечательно спасает от неуверенности в себе.
По дороге мы еще успели обсудить возможные мотивы убийства Вараксина. Коленька честно признался, что с мотивом полный туман. Потерпевший со товарищи всего-навсего торговал секонд-хендом, причем даже не элитным, из-за торговых площадей ни с кем не ссорился, из-за поставщиков тоже.
— А чего твоя агентесса говорит? — поинтересовалась я. Коленька пожал плечами.
— То ли темнит, то ли действительно не знает.
— Раз у него все хорошо было с конкурентами, тогда, может, с партнерами по бизнесу возникли проблемы? — предположила я.
— Я об этом думал, — согласился Васильков. — И даже пытался этих партнеров вытащить, поболтать.
— Ну и…
— Никого не нашел. То ли они все после убийства компаньона ушли в подполье, то ли…
— То ли их тоже всех поубивали? — закончила я за него.
— Ну… Их трупы я пока не искал.
Подведя итог, мы выяснили, что информации для выдвижения серьезных версий недостаточно. И что надо искать компаньонов Вараксина, может, они прольют свет на мотивы убийства. С этой идеей мы въехали на территорию лесопарка, и Васильков стал искать, где припарковать машину.
— Черт, тут машину оставлять опасно, — пожаловался он, пока мы медленно ехали вдоль пруда.
— Неужели ты боишься, что ее угонят? — поразилась я. На мой взгляд, его машина особых товарных перспектив не имела.
— Нет, угонять не будут. И даже запчасти не снимут. Но погадят: колеса пробьют, кузов поцарапают, наложат под колеса…
— Чего наложат?
— Того самого.
Наконец Васильков пристроил автомобиль на площадку, просматриваемую со всех сторон, и помог мне выйти из машины.
— Вот где бьется криминальный пульс нашего района, — сказал он, обводя широким жестом лесопарковые угодья.
Я поежилась: местечко и вправду было мрачноватым. Несмотря на то, что сентябрь еще только начинался, и пожелтевшие деревья являли миру неописуемую прелесть золотой осени, а денек был ясным и спокойным, здесь было совершенно не спокойно. Прямо тревога какая-то в воздухе разливалась. И даже не возникало дополнительных вопросов — почему этот дивный пейзаж не украшен мамашами при колясочках и влюбленными парочками. Зато украшен он был компанией гопников, просто-таки персонажами Двора Отбросов, провожающих зловещими взглядами одиноких прохожих. И рокерской бригадой вдалеке, на пригорочке, не менее зловеще порыкивающей своей могучей техникой. Я сразу подумала, что законопослушный житель окрестностей в этот парк придет прогуляться только по приговору суда.
— Милиция бы тут патрулировала, что ли, — заметила я в пространство.
— Милицию сюда не заманишь, — философски ответил оперативник Васильков. — Тут у нас в прошлом году участкового убили.
— Кто?
— Шпана озверевшая, пистолет забрали и по уткам из него палили.
— А зачем он вечером сюда один пошел?
— Почему вечером? Днем, в три часа. Шел в РУВД, решил угол срезать, через парк проскочить. Мы вообще-то тут не ходим, тем более с оружием.
— И что, малолеток воспитывать стал по дороге?
— Да нет, просто мимо шел, на них даже не смотрел. А они, как стая шакалов, на него налетели, и ногами забили. За пятнадцать минут справились.
— Да у вас тут какая-то геопатогенная зона.
— Вполне возможно, — согласился Васильков. — А у тебя оружия нет?
— Нет, — сказала я, начиная раздражаться. — В хорошенькое место ты меня притащил.
— Да ладно, — отмахнулся Васильков, — тебе же надо место самой посмотреть, чтобы иметь представление. Ты, если что, беги со всех ног, а я буду отстреливаться, — и он отвернул полу пиджака, продемонстрировав мне самодельную кобуру, вытащил пистолет и передернул затвор. Мимо нас как раз проезжал невесть как заруливший в парк немолодой “опель-кадет”, по самые уши забрызганный грязью. Сквозь тонированные стекла не было видно, кто за рулем, зато водителю наверняка были хорошо видны васильковские экзерсисы с огнестрельным оружием. “Опель” нервно развернул