– А кто-то кого-то когда-то упрекал в богохульстве, – ввернул итальянец.
– Дрова, – вздохнул я. – Та поленница, что у порога, и вторая – у сарая… Так вот, пока идет… гм-м… пока похлебка варится, давай-ка подумаем, что мы узнали нового.
– То, что в гробу лежит не Жанна де Гарр. Значит, это была действительно самозванка. И вдова де Пио, как ни странно, в самом деле ведьма.
– По поводу первого согласен, – кивнул я. – Это – не Жанна де Гарр, и подмена произошла именно тогда, когда некая девица пришла в Артигат под видом исчезнувшей дочери достойного поселянина Санкси де Гарра.
– Некая черноволосая, – уточнил Ансельм.
– Некая черноволосая. А по поводу ведьмы… Брат Ансельм, мы, кажется, с тобой оба не очень верим в ведьм!
– Как и написано в каноне «Епископы».
– Да. Но если они и существуют… Над самозванкой много раз совершались церковные таинства, она исповедовалась, причащалась, над нею был проведен обряд очищения… Плохого же вы мнения о нашей Святой Католической Церкви! Какая-то деревенская ведьма оказалась сильнее церковных таинств.
– Но не сильнее добродетельного отца Гильома из Сен-Дени.
Я поглядел на парня – он был серьезен.
– Не знаю, – честно признался я. – Не знаю и объяснить не могу. Амулетов не ношу, цветки папоротника не собираю и порой пропускаю как всенощные, так и утрени. К тому же вкушаю мясо. Иногда.
– Святых в родне не было? – невинно поинтересовался Ансельм.
– Не было. Брат Ансельм, а если серьезно?
– Серьезно? – итальянец пожал плечами. – Если серьезно, то последуем совету Секста Эмпирика и воздержимся от суждения. Примем как данность – вам удалось увидеть то, что недоступно остальным.
Меня так и тянуло рассказать о том, что случилось возле дворца архиепископа Тулузского, но что-то сдерживало. Пусть Ансельм пока думает, что это какая-то случайность.
– Теперь второе, – продолжал он. – Вежливый сеньор д’Эконсбеф изволил подшутить над суеверными вилланами. Однако мы этого демона имели счастье лицезреть.
Я кивнул.
– Значит, логично предположить, что и в тот раз сей демон выполнял приказ тех, кому не по душе наш приезд. Признаться, раньше я думал иначе…
Вспомнился странный, нервный смех, меч в его руке… «Он за мной!»
– У епископа Памье нет ручного медведя, – напомнил я слова д’Эконсбефа.– Зато у кого-то имеется ручной демон.
– Который, однако, испугался вас… Или вашего креста, – задумчиво проговорил Ансельм.
– Или молитв брата Петра, что столь же логично. Ну, а по поводу того, что нам рассказали?
Итальянец задумался:
– Ну… Все подтверждают, что после своего возвращения Жанна вела себя странно, перестала общаться с подругами, не любила вспоминать прошлое… Но мы уже знаем, в чем дело.
– Да, – согласился я. – Знаем. И теперь, брат Ансельм, меня интересует не черноволосая самозванка, а сестра Цецилия из Милана.
Поймав удивленный взгляд Ансельма, я попытался сформулировать то, что уже давно приходило на ум.
– Если верить материалам следствия, взор жителей Памье помутила вдова де Пио, и они признали сестру Цецилию за настоящую Жанну. Эта же злокозненная вдова помутила разум самой сестры Цецилии. Но вспомните, брат Ансельм! Сестра Цецилия в Артигат не приезжала. В Памье были родители Жанны, де Пуаньяк и несколько соседей. Со всеми ними мы встречались. И что они нам сказали?
– То же, что и на следствии, – пожал плечами Ансельм.
– Не совсем. Я даже кое-что записал. Все – вернее, почти все – говорили, что сестра Цецилия действительно похожа на Жанну, какой та была до замужества. После рождения ребенка женщины часто меняются, а сестра Цецилия напоминала им прежнюю де Гарр. Напоминала! Рыжие волосы, веснушки… Единственным человеком, который сразу же признал сестру Цецилию, был…
– Де Пуаньяк, – кивнул итальянец. – Поэтому сестре Цецилии и поверили. Уж он-то должен знать! Муж – то есть в данном случае бывший жених – подтвердил, остальные сказали, что похожа.
– Да. Любопытно, правда? После де Пуаньяк от своих показаний отказался, объяснив, естественно, все это ведьмиными кознями. Но тогда-то он ее признал! Причем единственный! Отец Жанны сомневался, мать тоже, а он…
– По-моему, похлебка готова, – задумчиво проговорил Ансельм. – И видит Святой Бенедикт, я не намерен ждать брата Петра…
Подумав, я рассудил, что он прав. Наш нормандец в этот вечер гулял излишне долго. Мы достали ложки и уже намеревались приступить с молитвой к нашей скромной трапезе, как за дверью послышались шаги. Скрипнули несмазанные петли.
– А чего? Уже ужинать? – Пьер недоуменно поглядел на котелок, затем на нас и вздохнул. – А я думать…
– Ты, брат Петр, не думать, – Ансельм зачерпнул похлебку, попробовал и хмыкнул. – Могло быть хуже… Ты, брат Петр, иди дрова рубить. Чтобы больше не опаздывать.
– Брат Ансельм, не лишайте себя удовольствия, – возразил я. – Дровами займетесь сами, а брат Петр сейчас прочитает нам «Верую» – вслух и без ошибок.
Нормандец вздохнул и подчинился. Впрочем, «Верую» он знал теперь твердо, и вскоре мы вовсю работали ложками. Но, странное дело, Пьер почти не ел и вообще выглядел как-то странно. Наконец, когда в котелке оставалась еще половина, он отложил ложку в сторону.
– Брат Петр, что-нибудь случилось? – встревожился я.
– Ну… – нормандец почесал затылок. – Я ходил… Я разговаривал…
– По-басконски, – не преминул ввернуть Ансельм.
– Да по-всякому… Слушать… Они мне вначале не верить… не верили. Боялись. Они чужаков боятся. Но я про деревню с ними говорить, про овец говорить…
Ансельм хмыкнул, а я одобрительно кивнул. Конечно, хитрость брата Петра в рогоже, но… ничего тоже.
– Они Жанну жалеть. Мальчонку жалеть. Де Пуаньяка ругать. Сильно ругать. Он виноват, считать.
– Брат Петр! – не выдержал я. – Повнимательнее!
– Они… считают… его… виноватым, – сосредоточился он. – Вдову Пио не очень ругают. Я был, где ее дом стоять.
Мы с Ансельмом тоже сходили на пепелище. Борцы с нечистью сожгли не только дом, но и все дворовые постройки и даже забор. В центре огромного черного пятна был вбит грубо сколоченный крест.
– Демона боятся. Они его видеть… видели. Такого, как мы видели. В горах ходит. В лесу ходит. Возле деревни ходит.
– Давно? – осведомился Ансельм. Пьер задумался:
– Я спрашивать. Отвечать так: давно-давно демоны здесь жили-были. Потом пропали. А лет… Двадцать… Нет, больше… В тот год, когда большая саранча быть, он снова появился. Сперва маленький. Потом вырасти…
– Первый раз слышу, чтобы демоны росли. – Ансельм удивленно покачал головой. – Хотя должны же они когда-нибудь быть, гм-м, демонятами.
Трудно сказать, говорил ли он всерьез. Меня заинтересовало другое.
– Саранча… Постойте! Мы тогда были в Аскалоне, к нам приехал один священник из Кастилии… Двадцать два года назад!
– Ого! – Ансельм тоже сообразил. – В тот год, когда в Артигат приехал Санкси де Гарр и…
– …И д’Эконсбеф, очевидно, батюшка нашего знакомого, получил Памье в ленное владение, – закончил я. – Итак, в один и тот же год в округе появляются крестьянин из Басконии, сеньор и демон…
– Малолетний демон, – уточнил итальянец. – Который рос-рос, вырос и начал безобразничать.
Я отложил ложку – есть расхотелось. Брат Петр, сам того не желая, ухватил главное. Следствие, равно как и сгинувший брат Умберто, допустили одну и ту же ошибку – вели расследование с исчезновения Жанны де Гарр. А эта история началась значительно раньше – с приезда в Артигат ее отца. А может, и еще раньше. Вдова Пио заявила, что много лет служила д’Эконсбефу. Где? Когда? Во всяком случае, не здесь.
– Отец Гильом!
Я оторвался от размышлений и поглядел на Пьера не без удивления, – до того у нормандца был необычный вид.
– Отец Гильом, нам надо выходить… Нам надо поговорить.
Его лицо дернулось, и я внезапно сообразил, что Пьер мне подмигивает. Вернее, пытается. Многое же должно случиться, чтобы Пьер начал подмигивать! Поэтому я не стал спорить, и мы с нормандцем вышли во двор.
Там было темно – ночь в этих местах наступает быстро. Пьер оглянулся, затем еще раз и поманил меня к сараю.
– Я ходить… – зашептал он. – Я гулять… Я овцы смотреть… Я в лес заходить, где люди демона…
– Видели, – поспешно вставил я. – Видели, брат Петр.
– Видели. И там я встретить… Встретил…
– Демона? – этому бы я особо не удивился, но нормандец помотал головой и показал на дверь сарая.
– Он что, там?
Пьер не успел ответить. Старая рассохшаяся дверь скрипнула, и из темноты появился кто-то очень знакомый в плаще до пят и надвинутой на ухо шляпе.
– Добрый вечер, отец Гильом! – Анжела улыбнулась и сочувственно поглядела на Пьера, поспешившего опустить глаза. – Отец Петр, наверное, предпочел бы встретить нашего ночного знакомого.
– Теперь вы не брат Октавий, – констатировал я.
– Да. И этот плащ вместе с шляпой я тоже, увы, украла, но у чучела, что несколько смягчает мою вину.
– Это я украл, – вздохнув, признался нормандец. – Брат Октавий… То есть юница Анжела…
– …Была без плаща, – бодро закончила девушка. – На мне было трико, в котором я и убежала. Отец Гильом, я переночую здесь, в сарае.
– Я приносить юнице Анжеле похлебку, – заявил Пьер. – Я ей оставлять…
Вот чем объясняется отсутствие аппетита у парня!
– Брат Петр! – вздохнул я. – Во-первых, не поднимайте своих грешных глаз от башмаков. Во-вторых, ступайте в дом. В-третьих, не споткнитесь. Боюсь, перед сном вам придется основательно изучить «Светильник».
Понаблюдав, как нормандец, приняв сокрушенный вид, идет по направлению к столь полюбившейся ему книге Гонория Августодунского, я повернулся к Анжеле:
– Дочь моя…
– У меня не было выхода, отец Гильом, – на этот раз в ее голосе не было и тени смеха. – Там, куда я пришла, меня встретили скверно. Очень скверно… У меня нет ни одного медяка, я плохо знаю эти места. Вы один раз уже помогли мне…