Переехать в Лос-Анджелес и начать новую жизнь.
Найти гинеколога в районе Лос-Анджелеса.
Подготовить все к рождению ребенка.
Я вздыхаю, отложив ручку. Когда в животе у меня урчит, я встаю и направляюсь на кухню, где достаю буррито из морозилки.
Пока они запекаются в духовке, я провожу рукой по своему животу.
По крайней мере, с тобой есть частичка Алека.
Я опускаю взгляд на свой плоский живот и впервые разговариваю с нашим нерожденным ребенком.
— Привет. — Сильные эмоции снова захлестывают меня, и мой голос напряжен, когда я шепчу: — Спасибо, что не оставляешь меня одну, маленький боец.
_______________________________
Мне потребовалось четыре месяца, чтобы продать семейный дом и переехать в Лос-Анджелес.
Я была очень занята, и это не давало мне сойти с ума.
У меня только что начался третий триместр беременности, и 'маленький Алек' быстро растет.
Когда врач сказал мне, что у меня будет мальчик, я решила назвать нашего малыша Алек Винсент Адамс — в честь Алека.
Последние четыре месяца никак не уменьшили тоску и душевную боль. Травма все еще присутствует, но я ни за что не пойду к психотерапевту. Я не могу заставить себя говорить обо всем, что произошло.
И никто не поймет.
Никто, кроме Алека.
Желая облегчить нагрузку в ногах, я сажусь на диван и смотрю на все коробки, которые мне еще предстоит распаковать.
Думаю, Алек гордился бы мной. Никогда не думала, что смогу продать родительский дом и переехать через всю страну.
Но вот я здесь.
Моя рука лежит на моем животе.
— Вот мы и здесь.
Я купила дом с тремя спальнями в Пасадене3. Район кажется хорошим, и рядом даже есть парк.
Именно здесь я буду растить маленького Алека.
Я обдумываю идею открытия книжного магазина, потому что учиться на редактора сейчас не вариант. Книжный магазин поможет мне занять себя, пока у меня не появится время на дальнейшее обучение.
Вздыхая, я снова хмуро смотрю на все коробки.
— Мамочка не хочет работать, — жалуюсь я, ложась на диван. — Мы просто немного вздремнем, хорошо?
Как только я закрываю глаза, раздается стук во входную дверь. Мои глаза распахиваются, и я лежу совершенно неподвижно.
Это может быть сосед.
Раздается еще один стук, и мои мышцы напрягаются.
Уходите.
Я лежу, застыв на диване, более десяти минут, убеждаясь, что тот, кто был за дверью, ушел, и только потом медленно поднимаюсь.
Из-за моего пребывания в России я испытываю сильное беспокойство, когда дело доходит до взаимодействия с людьми.
И я всегда проверяю замки. Иногда я проверяю их снова и снова, пока мои нервы не успокоятся.
Это странно, потому что меня забрали не из дома. Просто я стала нервной после всего, что произошло.
Встав, я медленно подхожу к входной двери и заглядываю в глазок. Никого не увидев, я проверяю замки на двери, после чего облегченно выдыхаю.
Не в силах уснуть, я подхожу к ближайшей коробке и открываю ее.
Точно так же, как я шепталась с Алеком в темной комнате, я шепчу нашему малышу:
— Интересно, какие цвета тебе понравятся, когда ты появишься. Может, нам сделать твою комнату бело-желтой? Любимый цвет твоего папы — черный, но для ребенка это слишком мрачно.
Я достаю все семейные фотографии из коробки и расставляю их по гостиной.
— Ты бы любил своих бабушку и дедушку.
У меня нет ни одной фотографии Алека.
У меня замирает сердце, когда я понимаю, что маленький Алек никогда не узнает, как выглядел его отец.
— Твой отец — самый удивительный человек. Он сильный и храбрый. — Мой голос срывается, когда меня охватывает душевная боль. — Никто никогда не займет его место, и ты никогда не назовешь папой другого мужчину.
Я посвящу свою жизнь воспитанию сына Алека и подарю ему замечательную жизнь.
Глава 20
Алек
Стоя на поле, где была убита Эверли, я ищу любой признак того, что она была здесь.
Это глупо. Прошел год. Конечно, ничего не будет.
Но я все равно смотрю на землю.
До сих пор я был заперт в своей спальне, и это мой первый шанс выйти на поле.
— Алек, — зовет Миша, прислонившись к внедорожнику. — Нам нужно идти, или мы опоздаем на наш самолет.
Последние двенадцать месяцев жизни без Эверли были жестоким адом. Отец избегал меня, а те несколько раз, когда мы общались, всегда заканчивались насилием.
Я никогда не прощу его. И никогда не забуду, что он сделал.
И однажды, когда он меньше всего будет этого ожидать, я убью его так же, как он убил Эверли.
— Алек, — снова зовет Миша.
Мы здесь уже больше часа. Миша был терпелив со мной.
Честно говоря, только Миша и Тиана пытались понять, через что я прохожу.
Как только я вернулся домой, мама впала в глубокую депрессию. Потеря Винсента почти убила ее.
Она потеряла своего сына, а я — брата и единственную женщину, которую я когда-либо любил. Я никогда не смогу сблизиться с другим человеком так, как сблизился с Эверли.
— Я люблю тебя, — шепчу я земле. — Навсегда. Это никогда не будет нашим концом, моя маленькая любовь. Мое время на этой богом забытой планете закончится, и мы снова будем вместе.
Я закрываю глаза, и образ Эверли, сидящей у меня на коленях, заполняет мой разум.
'Я тоже тебя люблю'.
Подняв руку, я прижимаю ткань к своему разбитому сердцу.
— Это пытка — жить без тебя.
Рука Миши обвивается вокруг моих плеч, и он по-братски обнимает меня сбоку.
— Пойдем, брат.
Если бы не Миша, я, вероятно, покончил бы с собой. За последний год он прошел со мной через ад, и из уважения к нему я встречаю каждый жестокий день.
Отвернувшись от последнего места, где я видел Эверли, я подхожу к внедорожнику и забираюсь на пассажирское сиденье.
Когда Миша садится за руль, он говорит:
— С нетерпением жду наших тренировок в Святом Монархе, и еще мы увидим Армани.
Армани — силовик итальянской мафии. Мы работали с ним в прошлом и подружились.
— Я не хочу, чтобы кто-нибудь в Святом Монархе знал о моем прошлом или об Эверли, — бормочу я.
— Хорошо.
Честно говоря, я иду только потому, что там будет Миша.
— И не надо со мной нянчиться, — добавляю я.
— Хорошо.
Мама пыталась заставить меня принимать лекарства, но это лишило меня энергии. Вместо этого Миша охраняет меня, и всегда готов успокоить, когда я теряю самообладание.
Он стал моим голосом разума.
Пока мы едем в аэропорт, я закрываю глаза, позволяя воспоминаниям об Эверли захлестнуть меня.
Я провожу больше времени в своем раздробленном сознании, чем в реальности, потому что это единственное место, где я могу услышать ее голос и увидеть ее прекрасное лицо.
'Если бы ты мог жить в любой точке мира, где бы ты жил?' — шепчет Эверли.
Окруженные темнотой, мы находимся в своем маленьком пузыре.
Я без колебаний отвечаю:
'Лос-Анджелес'.
Сидя у меня на коленях, она слегка отстраняется, и я чувствую, как ее дыхание скользит по моему подбородку.
'Почему?'
'Ну, раньше это был бы Лос-Анджелес. Там живут глава Братвы и мой герой. Но теперь это Огайо'.
'Как думаешь, мы бы полюбили друг друга, если бы встретились при нормальных обстоятельствах?'
'Я бы всегда влюблялся в тебя'.
Губы Эверли находят мои, и время исчезает.
Наши души соединяются, и мы становимся одним целым. Любовь даже близко не может описать то, что я чувствую к ней.
Эверли — мое начало и мой конец.
Она моя навсегда и навечно.
Моя вторая половинка.
Настоящее
Глава 21
Эверли
Заперев дверь книжного магазина, я прохожу в заднюю часть, где дремлет Винсент.
Я пыталась привыкнуть называть его Алек, но не смогла, поэтому поменяла его первое и второе имена местами.
Винсент Алек Адамс родился ненастной ночью. Было отключение электричества, и темнота казалась подходящей.
Я присаживаюсь на корточки рядом со своим спящим сыном и, поцеловав его в щеку, шепчу:
— Пора просыпаться, соня.
Он потягивается, переворачиваясь на спину, и когда на его лице появляется улыбка, мое сердце сжимается.
Винсент выглядит точь-в-точь как Алек. У них та же улыбка, те же глаза, та же копна темно-каштановых волос.
У него даже такие же золотистые крапинки в карих радужках.
Мне не нужна фотография Алека, чтобы помнить его. У меня есть его сын.
Я столько ночей лежала и фантазировала, что Алек найдет нас и мы станем счастливой семьей. Но это всего лишь мечта, потому что мы никогда не сможем стать частью его жестокого мира.
Я не подвергну своего сына такой опасности.
Дрожь пробегает по моей спине, и я подавляю травмирующие воспоминания, которые все еще не преодолеть.
Не думаю, что с кошмаром, которому я подверглась, можно справиться, поэтому я делаю все возможное, чтобы игнорировать его.
— Я голоден, мамочка, — говорит Винсент, отрывая меня от моих мыслей.
— Давай уберем все твои игрушки и пойдем домой. — Я начинаю собирать его машинки и строительные блоки, складывая их в корзину в его маленьком уголке в магазине.
Я думала о том, чтобы отдать его в детский сад, но не могла вынести, что буду находиться вдали от него целый день.
Куда я, туда и Винсент.
Поднимаясь на ноги, я подхожу к прилавку и беру свою сумку, а затем протягиваю руку своему маленькому мальчику:
— Пойдем, малыш. Пора идти.
Он идет ко мне настолько медленно, словно у него есть все время в мире, и я терпеливо жду. Когда его крошечная ручка проскальзывает в мою, я крепче сжимаю ее и иду к входной двери.
Мы выходим на тротуар, и я запираю за нами дверь.
— Направляетесь домой? — спрашивает Эйприл, закуривая сигарету.
Она работает бариста в кофейне рядом с моим книжным магазином Fiction Anonymous.