| Montanelli had not raised his voice, but the soldiers could see that he was white with anger. | Монтанелли не повысил голоса, но лицо его побелело от гнева. |
| The sergeant took a clasp-knife from his pocket, and bent down to cut the arm-strap. | Сержант вынул из кармана складной нож и, наклонясь над Оводом, принялся разрезать ремень, стягивавший ему руки. |
| He was not a skilful-fingered man; and he jerked the strap tighter with an awkward movement, so that the Gadfly winced and bit his lip in spite of all his self-control. | Он делал это очень неискусно и неловким движением затянул ремень еще сильнее. Овод вздрогнул и, не удержавшись, закусил губу. |
| Montanelli came forward at once. | Монтанелли быстро шагнул вперед: |
| "You don't know how to do it; give me the knife." | - Вы не умеете, дайте нож мне. |
| "Ah-h-h!" | - А-а-а! |
| The Gadfly stretched out his arms with a long, rapturous sigh as the strap fell off. | Овод расправил руки, и из груди его вырвался протяжный радостный вздох. |
| The next instant Montanelli had cut the other one, which bound his ankles. | Еще мгновение - и Монтанелли разрезал ремни на ногах. |
| "Take off the irons, too, sergeant; and then come here. I want to speak to you." | - Снимите с него кандалы, сержант, а потом подойдите ко мне: я хочу поговорить с вами. |
| He stood by the window, looking on, till the sergeant threw down the fetters and approached him. | Став у окна, Монтанелли молча глядел, как с Овода снимают оковы. Сержант подошел к нему. |
| "Now," he said, "tell me everything that has been happening." | - Расскажите мне все, что произошло за это время,- сказал Монтанелли. |
| The sergeant, nothing loath, related all that he knew of the Gadfly's illness, of the "disciplinary measures," and of the doctor's unsuccessful attempt to interfere. | Сержант с полной готовностью выполнил его просьбу и рассказал о болезни Овода и примененных к нему "дисциплинарных мерах" и о неудачном заступничестве врача. |
| "But I think, Your Eminence," he added, "that the colonel wanted the straps kept on as a means of getting evidence." | - Но, по-моему, ваше преосвященство, - прибавил он, - полковник нарочно не велел снимать ремни, чтобы заставить его дать показания. |
| "Evidence?" | - Показания? |
| "Yes, Your Eminence; the day before yesterday I heard him offer to have them taken off if he"--with a glance at the Gadfly--"would answer a question he had asked." | - Да, ваше преосвященство. Я слышал третьего дня, как полковник предложил ему снять ремни, если только он... - сержант бросил быстрый взгляд на Овода, - согласится ответить на один его вопрос. |
| Montanelli clenched his hand on the window-sill, and the soldiers glanced at one another: they had never seen the gentle Cardinal angry before. | Рука Монтанелли, лежавшая на подоконнике, сжалась в кулак. Солдаты переглянулись. Они еще никогда не видели, чтобы добрый кардинал гневался. |
| As for the Gadfly, he had forgotten their existence; he had forgotten everything except the physical sensation of freedom. | А Овод в эту минуту забыл об их существовании, забыл обо всем на свете и ничего не хотел знать, кроме физического ощущения свободы. |
| He was cramped in every limb; and now stretched, and turned, and twisted about in a positive ecstasy of relief. | У него бегали мурашки по всему телу, и теперь он с наслаждением потягивался и поворачивался с боку на бок. |
| "You can go now, sergeant," the Cardinal said. "You need not feel anxious about having committed a breach of discipline; it was your duty to tell me when I asked you. | - Можете идти, сержант, - сказал кардинал. - Не беспокойтесь, вы неповинны в нарушении дисциплины, вы были обязаны ответить на мой вопрос. |
| See that no one disturbs us. | Позаботьтесь, чтобы нам никто не мешал. |
| I will come out when I am ready." | Я поговорю с ним и уйду. |
| When the door had closed behind the soldiers, he leaned on the window-sill and looked for a while at the sinking sun, so as to leave the Gadfly a little more breathing time. | Когда дверь за солдатами затворилась, Монтанелли облокотился на подоконник и несколько минут смотрел на заходящее солнце, чтобы дать Оводу время прийти в себя. |
| "I have heard," he said presently, leaving the window, and sitting down beside the pallet, "that you wish to speak to me alone. If you feel well enough to tell me what you wanted to say, I am at your service." | - Мне сказали, что вы хотите поговорить со мной наедине, - начал он, отходя от окна и садясь возле койки. - Если вы достаточно хорошо себя чувствуете, то я к вашим услугам. |
| He spoke very coldly, with a stiff, imperious manner that was not natural to him. | Монтанелли говорил холодным, повелительным тоном, совершенно ему несвойственным. |
| Until the straps were off, the Gadfly was to him simply a grievously wronged and tortured human being; but now he recalled their last interview, and the deadly insult with which it had closed. | Пока ремни не были сняты, Овод был для него лишь страдающим, замученным существом, но теперь ему вспомнился их последний разговор и смертельное оскорбление, которым он закончился. |
| The Gadfly looked up, resting his head lazily on one arm. | Овод небрежно заложил руку за голову и поднял глаза на кардинала. |
| He possessed the gift of slipping into graceful attitudes; and when his face was in shadow no one would have guessed through what deep waters he had been passing. | Он обладал прирожденной грацией движений, и когда его голова была в тени, никто не угадал бы, через какой ад прошел этот человек. |
| But, as he looked up, the clear evening light showed how haggard and colourless he was, and how plainly the trace of the last few days was stamped on him. | Но сейчас, при ярком дневном свете, можно было разглядеть его измученное, бледное лицо и страшный, неизгладимый след, который оставили на этом лице страдания последних дней. |
| Montanelli's anger died away. | И гнев Монтанелли исчез. |
| "I am afraid you have been terribly ill," he said. "I am sincerely sorry that I did not know of all this. | - Вы, кажется, были больны, - сказал он. - Глубоко сожалею, что я не знал всего этого раньше. |
| I would have put a stop to it before." | Я сразу прекратил бы истязания. |
| The Gadfly shrugged his shoulders. | Овод пожал плечами. |
| "All's fair in war," he said coolly. "Your Eminence objects to straps theoretically, from the Christian standpoint; but it is hardly fair to expect the colonel to see that. | - Война есть война, - холодно проговорил он. -Ваше преосвященство не признает ремней теоретически, с христианской точки зрения, но трудно требовать, чтобы полковник разделял ее. |
| He, no doubt, would prefer not to try them on his own skin--which is j-j-just my case. | Он, без сомнения, не захотел бы знакомиться с ремнями на своей собственной шкуре, к-как случилось со мной. |
| But that is a matter of p-p-personal convenience. | Но это вопрос только л-личного удобства. |
| At this moment I am undermost-- w-w-what would you have? | Что поделаешь? |
| It is very kind of Your Eminence, though, to call here; but perhaps that was done from the C-c-christian standpoint, too. | Я оказался побежденным... Во всяком случае, ваше преосвященство, с вашей стороны очень любезно, что вы посетили меня. Но, может быть, и это сделано на основании христианской морали? |
| Visiting prisoners--ah, yes! | Посещение заключенных... Да, конечно! |
| I forgot. | Я забыл. |
| 'Inasmuch as ye did it unto one of the l-least of these'--it's not very complimentary, but one of the least is duly grateful." | "Кто напоит единого из м-малых сих... "[91] и так далее. Не особенно это лестно, но один из "малых сих" вам чрезвычайно благодарен... |
| "Signor Rivarez," the Cardinal interrupted, "I have come here on your account--not on my own. | - Синьор Риварес, - прервал его кардинал, - я пришел сюда ради вас, а не ради себя. |
| If you had not been 'undermost,' as you call it, I should never have spoken to you again after what you said to me last week; but you have the double privilege of a prisoner and a sick man, and I could not refuse to come. | Если бы вы не "оказались побежденным", как вы сами выражаетесь, я никогда не заговорил бы с вами снова после нашей последней встречи. Но у вас двойная привилегия: узника и больного, и я не мог отказать вам. |
| Have you anything to say to me, now I am here; or have you sent for me merely to amuse yourself by insulting an old man?" | Вы действительно хотите что-то сообщить мне или послали за мной лишь для того, чтобы позабавиться, издеваясь над стариком? |
| There was no answer. | Ответа не было. |
| The Gadfly had turned. away, and was lying with one hand across his eyes. | Овод отвернулся и закрыл глаза рукой. |
| "I am--very sorry to trouble you," he said at last, huskily; "but could I have a little water?" | - Простите, что приходится вас беспокоить... -сказал он наконец сдавленным голосом. - Дайте мне, пожалуйста, пить. |