| The anonymous writer, after expounding, with great eloquence and fervour, the doctrine of peace on earth and good will towards men, of which the new Pontiff was the evangelist, concluded by challenging the Gadfly to prove a single one of his assertions, and solemnly appealing to the public not to believe a contemptible slanderer. | Анонимный автор начинал с горячего и красноречивого изложения доктрины "на земле мир и в человеках благоволение", провозвестником которой был новый папа, требовал от Овода, чтобы тот подкрепил доказательствами хотя бы один из своих поклепов, и под конец заклинал читателей не верить презренному клеветнику. |
| Both the cogency of the article as a bit of special pleading and its merit as a literary composition were sufficiently far above the average to attract much attention in the town, especially as not even the editor of the newspaper could guess the author's identity. | По убедительности приводимых доводов и по своим литературным достоинствам "Ответ" был намного выше обычного уровня газетных статей, и им заинтересовался весь город, тем более что даже редактор "Церковнослужителя" не знал, кто скрывается под псевдонимом "Сын церкви". |
| The article was soon reprinted separately in pamphlet form; and the "anonymous defender" was discussed in every coffee-shop in Florence. | Статья вскоре вышла отдельной брошюрой, и об анонимном защитнике Монтанелли заговорили во всех кофейнях Флоренции. |
| The Gadfly responded with a violent attack on the new Pontificate and all its supporters, especially on Montanelli, who, he cautiously hinted, had probably consented to the panegyric on himself. | Овод, в свою очередь, разразился яростными нападками на нового папу и его приспешников, а в особенности на Монтанелли, осторожно намекнув, что газетный панегирик был, по всей вероятности, им же и инспирирован. |
| To this the anonymous defender again replied in the Churchman with an indignant denial. | Анонимный защитник ответил на это негодующим протестом. |
| During the rest of Montanelli's stay the controversy raging between the two writers occupied more of the public attention than did even the famous preacher himself. | Полемика между двумя авторами не прекращалась все время, пока Монтанелли жил во Флоренции, и публика уделяла ей больше внимания, чем самому проповеднику. |
| Some members of the liberal party ventured to remonstrate with the Gadfly about the unnecessary malice of his tone towards Montanelli; but they did not get much satisfaction out of him. | Некоторые из членов либеральной партии пытались доказать Оводу всю неуместность его злобного тона по адресу Монтанелли, но ничего этим не добились. |
| He only smiled affably and answered with a languid little stammer: | Слушая их, он только любезно улыбался и отвечал, чуть заикаясь: |
| "R-really, gentlemen, you are rather unfair. | - П-поистине, господа, вы не совсем добросовестны. |
| I expressly stipulated, when I gave in to Signora Bolla, that I should be allowed a l-l-little chuckle all to myself now. | Делая уступку синьоре Болле, я специально выговорил себе п-право посмеяться в свое удовольствие, когда приедет М-монтанелли. |
| It is so nominated in the bond!" | Таков был уговор. |
| At the end of October Montanelli returned to his see in the Romagna, and, before leaving Florence, preached a farewell sermon in which he spoke of the controversy, gently deprecating the vehemence of both writers and begging his unknown defender to set an example of tolerance by closing a useless and unseemly war of words. | В конце октября Монтанелли выехал к себе в епархию. Перед отъездом в прощальной проповеди он коснулся нашумевшей полемики, выразил сожаление по поводу излишней горячности обоих авторов и просил своего неизвестного защитника стать примером, заслуживающим подражания, то есть первым прекратить эту бессмысленную и недостойную словесную войну. |
| On the following day the Churchman contained a notice that, at Monsignor Montanelli's publicly expressed desire, | На следующий день в "Церковнослужителе" появилась заметка, извещающая о том, что, исполняя желание монсеньера Монтанелли, высказанное публично, |
| "A Son of the Church" would withdraw from the controversy. | "Сын церкви" прекращает спор. |
| The last word remained with the Gadfly. | Последнее слово осталось за Оводом. |
| He issued a little leaflet, in which he declared himself disarmed and converted by Montanelli's Christian meekness and ready to weep tears of reconciliation upon the neck of the first Sanfedist he met. | "Обезоруженный христианской кротостью Монтанелли, - писал он в своем очередном памфлете, - я готов со слезами кинуться на шею первому встречному санфедисту и даже не прочь обнять своего анонимного противника! |
| "I am even willing," he concluded; "to embrace my anonymous challenger himself; and if my readers knew, as his Eminence and I know, what that implies and why he remains anonymous, they would believe in the sincerity of my conversion." | А если бы мои читатели знали - как знаем мы с кардиналом, - что под этим подразумевается и почему мой противник держит свое имя втайне, они уверовали бы в искренность моего раскаяния". |
| In the latter part of November he announced to the literary committee that he was going for a fortnight's holiday to the seaside. He went, apparently, to Leghorn; but Dr. | В конце ноября Овод сказал в комитете, что хочет съездить недели на две к морю, и уехал, -по-видимому, в Ливорно. |
| Riccardo, going there soon after and wishing to speak to him, searched the town for him in vain. | Но когда вскоре туда же явился доктор Риккардо и захотел повидаться с ним, его нигде не оказалось. |
| On the 5th of December a political demonstration of the most extreme character burst out in the States of the Church, along the whole chain of the Apennines; and people began to guess the reason of the Gadfly's sudden fancy to take his holidays in the depth of winter. | Пятого декабря в Папской области, вдоль всей цепи Апеннинских гор, начались бурные политические выступления, и многие стали тогда догадываться, почему Оводу вдруг пришла фантазия устроить себе каникулы среди зимы. |
| He came back to Florence when the riots had been quelled, and, meeting Riccardo in the street, remarked affably: | Он вернулся во Флоренцию, когда восстание было подавлено, и, встретив на улице Риккардо, сказал ему любезным тоном: |
| "I hear you were inquiring for me in Leghorn; I was staying in Pisa. | - Я слышал, что вы справлялись обо мне в Ливорно, но я застрял в Пизе. |
| What a pretty old town it is! | Какой чудесный старинный город! |
| There's something quite Arcadian about it." | В нем чувствуешь себя, точно в счастливой Аркадии[66]! |
| In Christmas week he attended an afternoon meeting of the literary committee which was held in Dr. Riccardo's lodgings near the Porta alla Croce. | На святках он присутствовал на собрании литературного комитета, происходившем в квартире доктора Риккардо. |
| The meeting was a full one, and when he came in, a little late, with an apologetic bow and smile, there seemed to be no seat empty. | Собрание было весьма многолюдное, и когда Овод вошел в комнату, с улыбкой прося извинить его за опоздание, для него не нашлось свободного места. |
| Riccardo rose to fetch a chair from the next room, but the Gadfly stopped him. | Риккардо хотел было принести стул из соседней комнаты, но Овод остановил его: |
| "Don't trouble about it," he said; | - Не беспокойтесь, я отлично устроюсь. |
| "I shall be quite comfortable here"; and crossing the room to a window beside which Gemma had placed her chair, he sat down on the sill, leaning his head indolently back against the shutter. | Он подошел к окну, возле которого сидела Джемма, и, сев на подоконник, прислонился головой к косяку. |
| As he looked down at Gemma, smiling with half-shut eyes, in the subtle, sphinx-like way that gave him the look of a Leonardo da Vinci portrait, the instinctive distrust with which he inspired her deepened into a sense of unreasoning fear. |