Овод — страница 53 из 123

Gemma felt thoroughly uncomfortable, and began to wish she had refused to come; the silence was growing awkward; yet she could not begin to make small-talk with a person who seemed to have forgotten her presence.Джемма чувствовала себя очень неловко и начинала жалеть, что согласилась пойти с ним. Молчание становилось тягостным, но ей не хотелось говорить о пустяках с человеком, который, судя по всему, забыл о ее присутствии.At last he looked up and said abruptly:Наконец, он поднял на нее глаза и сказал:"Would you like to see the variety show?"- Хотите посмотреть представление в цирке?She stared at him in astonishment.Джемма удивленно взглянула на него.What had he got into his head about variety shows?Дался ему этот цирк!"Have you ever seen one?" he asked before she had time to speak.- Видали вы когда-нибудь такие представления? -спросил он, раньше чем она успела ответить."No; I don't think so.- Нет, не видала.I didn't suppose they were interesting."Меня они не интересовали."They are very interesting.- Напрасно. Это очень интересно.I don't think anyone can study the life of the people without seeing them.Мне кажется, невозможно изучить жизнь народа, не видя таких представлений.Let us go back to the Porta alla Croce."Давайте вернемся назад, на Порта-алла-Кроче.When they arrived the mountebanks had set up their tent beside the town gate, and an abominable scraping of fiddles and banging of drums announced that the performance had begun.Бродячий цирк раскинул свой балаган за городскими воротами. Когда Овод и Джемма подошли к нему, невыносимый визг скрипок и барабанный бой возвестили о том, что представление началось.The entertainment was of the roughest kind.Оно было весьма примитивно.A few clowns, harlequins, and acrobats, a circus-rider jumping through hoops, the painted columbine, and the hunchback performing various dull and foolish antics, represented the entire force of the company.Вся труппа состояла из нескольких клоунов, арлекинов и акробатов, одного наездника, прыгавшего сквозь обручи, накрашенной коломбины и горбуна, забавлявшего публику своими глупыми ужимками.The jokes were not, on the whole, coarse or offensive; but they were very tame and stale, and there was a depressing flatness about the whole thing.Остроты не оскорбляли уха грубостью, но были избиты и плоски. Отпечаток пошлости лежал здесь на всем.The audience laughed and clapped from their innate Tuscan courtesy; but the only part which they seemed really to enjoy was the performance of the hunchback, in which Gemma could find nothing either witty or skilful.Публика со свойственной тосканцам вежливостью смеялась и аплодировала; но больше всего ее веселили выходки горбуна, в которых Джемма не находила ничего остроумного и забавного.It was merely a series of grotesque and hideous contortions, which the spectators mimicked, holding up children on their shoulders that the little ones might see the "ugly man."Это было просто грубое и безобразное кривляние. Зрители передразнивали его и, поднимая детей на плечи, показывали им "уродца".
"Signor Rivarez, do you really think this attractive?" said Gemma, turning to the Gadfly, who was standing beside her, his arm round one of the wooden posts of the tent. "It seems to me—"- Синьор Риварес, неужели вам это нравится? -спросила Джемма, оборачиваясь к Оводу, который стоял, прислонившись к деревянной подпорке. - По-моему...
She broke off and remained looking at him silently.Джемма не договорила.
Except when she had stood with Montanelli at the garden gate in Leghorn, she had never seen a human face express such fathomless, hopeless misery.Ни разу в жизни, разве только когда она стояла с Монтанелли у калитки сада в Ливорно, не приходилось ей видеть такого безграничного, безысходного страдания на человеческом лице.
She thought of Dante's hell as she watched him."Дантов ад", - мелькнуло у нее в мыслях.
Presently the hunchback, receiving a kick from one of the clowns, turned a somersault and tumbled in a grotesque heap outside the ring.Но вот горбун, получив пинок от одного из клоунов, сделал сальто и кубарем выкатился с арены.
A dialogue between two clowns began, and the Gadfly seemed to wake out of a dream.Начался диалог между двумя клоунами, и Овод выпрямился, точно проснувшись.
"Shall we go?" he asked; "or would you like to see more?"- Пойдемте, - сказал он. - Или вы хотите остаться?
"I would rather go."- Нет, давайте уйдем.
They left the tent, and walked across the dark green to the river.Они вышли из балагана и по зеленой лужайке пошли к реке.
For a few moments neither spoke.Несколько минут оба молчали.
"What did you think of the show?" the Gadfly asked presently.- Ну, как вам понравилось представление? -спросил Овод.
"I thought it rather a dreary business; and part of it seemed to me positively unpleasant."- Довольно грустное зрелище, а подчас просто неприятное.
"Which part?"- Что же именно вам показалось неприятным?
"Well, all those grimaces and contortions.- Да все эти гримасы и кривляния.
They are simply ugly; there is nothing clever about them."Они просто безобразны. В них нет ничего остроумного.
"Do you mean the hunchback's performance?"- Вы говорите о горбуне?
Remembering his peculiar sensitiveness on the subject of his own physical defects, she had avoided mentioning this particular bit of the entertainment; but now that he had touched upon the subject himself, she answered:Помня, с какой болезненной чувствительностью Овод относится к своим физическим недостаткам, Джемма меньше всего хотела касаться этой части представления. Но он сам заговорил о горбуне, и она подтвердила:
"Yes; I did not like that part at all."- Да, горбун мне совсем не понравился.
"That was the part the people enjoyed most."- А ведь он забавлял публику больше всех.
"I dare say; and that is just the worst thing about it."- Об этом остается только пожалеть.
"Because it was inartistic?"- Почему? Не потому ли, что его выходки антихудожественны?
"N-no; it was all inartistic. I meant--because it was cruel."- Там все антихудожественно, а эта жестокость...
He smiled.Он улыбнулся:
"Cruel?- Жестокость?
Do you mean to the hunchback?"По отношению к горбуну?
"I mean— Of course the man himself was quite indifferent; no doubt, it is to him just a way of getting a living, like the circus-rider's way or the columbine's.- Да... Сам он, конечно, относится к этому совершенно спокойно. Для него кривляния -такой же способ зарабатывать кусок хлеба, как прыжки для наездника и роль коломбины для актрисы.
But the thing makes one feel unhappy.Но когда смотришь на этого горбуна, становится тяжело на душе.
It is humiliating; it is the degradation of a human being."Его роль унизительна - это насмешка над человеческим достоинством.
"He probably is not any more degraded than he was to start with.- Вряд ли арена так принижает чувство собственного достоинства.
Most of us are degraded in one way or another."Большинство из нас чем-то унижены.
"Yes; but this—I dare say you will think it an absurd prejudice; but a human body, to me, is a sacred thing; I don't like to see it treated irreverently and made hideous."- Да, но здесь... Вам это покажется, может быть, нелепым предрассудком, но для меня человеческое тело священно. Я не выношу, когда над ним издеваются и намеренно уродуют его.
"And a human soul?"- Человеческое тело?.. А душа?
He had stopped short, and was standing with one hand on the stone balustrade of the embankment, looking straight at her.Овод остановился и, опершись о каменный парапет набережной, посмотрел Джемме прямо в глаза.
"A soul?" she repeated, stopping in her turn to look at him in wonder.- Душа? - повторила она, тоже останавливаясь и с удивлением глядя на него.
He flung out both hands with a sudden, passionate gesture.Он вскинул руки с неожиданной горячностью:
"Has it never occurred to you that that miserable clown may have a soul--a living, struggling, human soul, tied down into that crooked hulk of a body and forced to slave for it?- Неужели вам никогда не приходило в голову, что у этого жалкого клоуна есть душа, живая, борющаяся человеческая душа, запрятанная в это скрюченное тело, душа, которая служит ему, как рабыня?
You that are so tender-hearted to everything--you that pity the body in its fool's dress and bells--have you never thought of the wretched soul that has not even motley to cover its horrible nakedness?Вы, такая отзывчивая, жалеете тело в дурацкой одежде с колокольчиками, а подумали ли вы когда-нибудь о несчастной душе, у которой нет даже этих пестрых тряпок, чтобы прикрыть свою страшную наготу?