Овод — страница 67 из 123

And day after day, year after year, the image of the drowned body drifting out to sea had never left her, and the bitter cry that she could not silence had risen in her heart:Но изо дня в день, из года в год ее преследовал образ утопленника, уносимого в море, в сердце звучал горький вопль, который она не могла заглушить:"I have killed Arthur!"Артур погиб!Arthur is dead!"Я убила его!"Sometimes it had seemed to her that her burden was too heavy to be borne.Порой ей казалось, что такое бремя слишком тяжело для нее.Now she would have given half her life to have that burden back again.И, однако, Джемма отдала бы теперь половину жизни, чтобы снова почувствовать это бремя.If she had killed him-- that was a familiar grief; she had endured it too long to sink under it now.Горькая мысль, что она убила Артура, стала привычной; ее душа слишком долго изнемогала под этой тяжестью, чтобы упасть под ней теперь.But if she had driven him, not into the water butinto------She sat down, covering her eyes with bothhands.Но если она толкнула его не в воду, а... Джемма опустилась на стул и закрыла лицо руками.And her life had been darkened for his sake, because he was dead!И подумать, что вся ее жизнь была омрачена призраком его смерти!If she had brought upon him nothing worse than death—О, если бы она толкнула его только на смерть, а не на что-либо худшее!Steadily, pitilessly she went back, step by step, through the hell of his past life.Подробно, безжалостно вспоминала Джемма весь ад его прошлой жизни.It was as vivid to her as though she had seen and felt it all; the helpless shivering of the naked soul, the mockery that was bitterer than death, the horror of loneliness, the slow, grinding, relentless agony.И так ярко предстал этот ад в ее воображении, словно она видела и испытала все это сама: дрожь беззащитной души, надругательства, ужас одиночества и муки горше смерти, не дающие покоя ни днем, ни ночью.It was as vivid as if she had sat beside him in the filthy Indian hut; as if she had suffered with him in the silver-mines, the coffee fields, the horrible variety show--Так ясно видела она эту грязную лачугу, как будто сама была там, как будто страдала вместе с ним на серебряных рудниках, на кофейных плантациях, в бродячем цирке...The variety show— No, she must shut out that image, at least; it was enough to drive one mad to sit and think of it.Бродячий цирк... Отогнать от себя хотя бы эту мысль... Ведь так можно потерять рассудок!She opened a little drawer in her writing-desk.Джемма выдвинула ящик письменного стола.It contained the few personal relics which she could not bring herself to destroy.Там у нее лежало несколько реликвий, с которыми она не могла заставить себя расстаться.She was not given to the hoarding up of sentimental trifles; and the preservation of these keepsakes was a concession to that weaker side of her nature which she kept under with so steady a hand.Она не отличалась сентиментальностью и все-таки хранила кое-что на память: это была уступка той слабой стороне ее "я", которую Джемма всегда так упорно подавляла в себе.She very seldom allowed herself to look at them.Она очень редко заглядывала в этот ящик.
Now she took them out, one after another: Giovanni's first letter to her, and the flowers that had lain in his dead hand; a lock of her baby's hair and a withered leaf from her father's grave.Вот они - первое письмо Джиованни, цветы, что лежали в его мертвой руке, локон ее ребенка, увядший лист с могилы отца.
At the back of the drawer was a miniature portrait of Arthur at ten years old--the only existing likeness of him.На дне ящика лежал портрет Артура, когда ему было десять лет, - единственный его портрет.
She sat down with it in her hands and looked at the beautiful childish head, till the face of the real Arthur rose up afresh before her.Джемма опустилась на стул и глядела на прекрасную детскую головку до тех пор, пока образ Артура-юноши не встал перед ней.
How clear it was in every detail!Как ясно она видела теперь его лицо!
The sensitive lines of the mouth, the wide, earnest eyes, the seraphic purity of expression--they were graven in upon her memory, as though he had died yesterday.Нежные очертания рта, большие серьезные глаза, ангельская чистота выражения - все это так запечатлелось в ее памяти, как будто он умер вчера.
Slowly the blinding tears welled up and hid the portrait.И медленные слепящие слезы скрыли от нее портрет.
Oh, how could she have thought such a thing!Как могла ей прийти в голову такая мысль!
It was like sacrilege even to dream of this bright, far-off spirit, bound to the sordid miseries of life.Разве не святотатство навязывать этому светлому далекому духу грязь и скорбь жизни?
Surely the gods had loved him a little, and had let him die young!Видно, боги любили его и дали ему умереть молодым.
Better a thousand times that he should pass into utter nothingness than that he should live and be the Gadfly--the Gadfly, with his faultless neckties and his doubtful witticisms, his bitter tongue and his ballet girl!В тысячу раз лучше перейти в небытие, чем остаться жить и превратиться в Овода, в этого Овода, с его дорогими галстуками, сомнительными остротами и язвительным языком... Нет, нет!
No, no!Это страшный плод ее воображения.
It was all a horrible, senseless fancy; and she had vexed her heart with vain imaginings. Arthur was dead.Она ранит себе сердце пустыми выдумками -Артур мертв!
"May I come in?" asked a soft voice at the door.- Можно войти? - негромко спросили у двери.
She started so that the portrait fell from her hand, and the Gadfly, limping across the room, picked it up and handed it to her.Джемма вздрогнула так сильно, что портрет выпал у нее из рук. Овод прошел, хромая, через всю комнату, поднял его и подал ей.
"How you startled me!" she said.- Как вы меня испугали! - сказала она.
"I am s-so sorry.- П-простите, пожалуйста.
Perhaps I am disturbing you?"Быть может, я помешал?
"No. I was only turning over some old things."- Нет, я перебирала разные старые вещи.
She hesitated for a moment; then handed him back the miniature.С минуту Джемма колебалась, потом протянула ему портрет:
"What do you think of that head?"- Что вы скажете об этой головке?
While he looked at it she watched his face as though her life depended upon its expression; but it was merely negative and critical.И пока Овод рассматривал портрет, она следила за ним так напряженно, точно вся ее жизнь зависела от выражения его лица. Но он только критически поднял брови и сказал:
"You have set me a difficult task," he said.- Трудную вы мне задали задачу.
"The portrait is faded, and a child's face is always hard to read.Миниатюра выцвела, а детские лица вообще читать нелегко.
But I should think that child would grow into an unlucky man, and the wisest thing he could do would be to abstain from growing into a man at all."Но мне думается, что этот ребенок должен был стать несчастным человеком. И самое разумное, что он мог сделать, это остаться таким вот малышом.
"Why?"- Почему?
"Look at the line of the under-lip.- Посмотрите-на линию нижней губы.
Th-th-that is the sort of nature that feels pain as pain and wrong as wrong; and the world has no r-r-room for such people; it needs people who feel nothing but their work."В нашем мире нет места таким натурам. Для них с-страдание есть с-страдание, а неправда -неправда. Здесь нужны люди, которые умеют думать только о своем деле.
"Is it at all like anyone you know?"- Портрет никого вам не напоминает?
He looked at the portrait more closely.Он еще пристальнее посмотрел на миниатюру.
"Yes.- Да.
What a curious thing!Как странно!..
Of course it is; very like."Да, конечно, очень похож...
"Like whom?"- На кого?
"C-c-cardinal Montan-nelli.- На к-кардинала М-монтанелли.
I wonder whether his irreproachable Eminence has any nephews, by the way?Быть может, у этого безупречного пастыря имеется племянник?
Who is it, if I may ask?"Позвольте полюбопытствовать, кто это?
"It is a portrait, taken in childhood, of the friend I told you about the other day—"- Это детский портрет друга, о котором я вам недавно говорила.
"Whom you killed?"- Того, которого вы убили?
She winced in spite of herself.Джемма невольно вздрогнула.
How lightly, how cruelly he used that dreadful word!Как легко и с какой жестокостью произнес он это страшное слово!
"Yes, whom I killed—if he is really dead."