| The shadow of the episcopal throne was broad enough to cover him, and he crouched down in the darkness, holding his breath. | Тень, падавшая от епископского кресла, была так велика, что скрыла его совершенно. Он пригнулся там в темноте и затаил дыхание. |
| "My poor boy! | - Мой бедный мальчик! |
| Oh, God; my poor boy!" | О господи! Мой бедный мальчик!.. |
| The broken whisper was full of such endless despair that the Gadfly shuddered in spite of himself. | В этом прерывистом шепоте было столько отчаяния, что Овод невольно вздрогнул. |
| Then came deep, heavy, tearless sobs; and he saw Montanelli wring his hands together like a man in bodily pain. | Потом послышались глубокие, тяжелые рыдания без слез, и Монтанелли заломил руки, словно изнемогая от физической боли. |
| He had not thought it would be so bad as this. | Овод не думал, что padre так страдает. |
| How often had he said to himself with bitter assurance: | Не раз говорил он себе с горькой уверенностью: |
| "I need not trouble about it; that wound was healed long ago." | "Стоит ли об этом беспокоиться! Его рана давно зажила". |
| Now, after all these years, it was laid bare before him, and he saw it bleeding still. | И вот после стольких лет он увидел эту рану, из которой все еще сочилась кровь. |
| And how easy it would be to heal it now at last! | Как легко было бы вылечить ее теперь! |
| He need only lift his hand--only step forward and say: | Стоит только поднять руку, шагнуть к нему и сказать: |
| "Padre, it is I." | "Padre, это я!" |
| There was Gemma, too, with that white streak across her hair. | А у Джеммы седая прядь в волосах. |
| Oh, if he could but forgive! | О, если бы он мог простить! |
| If he could but cut out from his memory the past that was burned into it so deep--the Lascar, and the sugar-plantation, and the variety show! | Если бы только он мог изгладить из памяти прошлое - пьяного матроса, сахарную плантацию, бродячий цирк! |
| Surely there was no other misery like this--to be willing to forgive, to long to forgive; and to know that it was hopeless--that he could not, dared not forgive. | Какое страдание сравнишь с этим! Хочешь простить, стремишься простить - и знаешь, что это безнадежно, что простить нельзя. |
| Montanelli rose at last, made the sign of the cross, and turned away from the altar. | Наконец Монтанелли встал, перекрестился и отошел от престола. |
| The Gadfly shrank further back into the shadow, trembling with fear lest he should be seen, lest the very beating of his heart should betray him; then he drew a long breath of relief. | Овод отступил еще дальше в тень, дрожа от страха, что кардинал увидит его, услышит биение его сердца. |
| Montanelli had passed him, so close that the violet robe had brushed against his cheek,--had passed and had not seen him. | Потом он облегченно вздохнул: Монтанелли прошел мимо - так близко, что лиловая сутана коснулась его щеки, и все-таки не увидел его. |
| Had not seen him— Oh, what had he done? | Не увидел... О, что он сделал! Что он сделал! |
| This had been his last chance--this one precious moment--and he had let it slip away. | Последняя возможность - драгоценное мгновение, и он не воспользовался им. |
| He started up and stepped into the light. | Овод вскочил и шагнул вперед, в освещенное пространство: |
| "Padre!" | - Padre! |
| The sound of his own voice, ringing up and dying away along the arches of the roof, filled him with fantastic terror. | Звук собственного голоса, медленно затихающего под высокими сводами, испугал его. |
| He shrank back again into the shadow. | Он снова отступил в тень. |
| Montanelli stood beside the pillar, motionless, listening with wide-open eyes, full of the horror of death. | Монтанелли остановился у колонны и слушал, стоя неподвижно, с широко открытыми, полными смертельного ужаса глазами. |
| How long the silence lasted the Gadfly could not tell; it might have been an instant, or an eternity. | Сколько длилось это молчание, Овод не мог сказать: может быть, один миг, может быть, целую вечность. |
| He came to his senses with a sudden shock. | Но вот он пришел в себя. |
| Montanelli was beginning to sway as though he would fall, and his lips moved, at first silently. | Монтанелли покачнулся, как бы падая, и губы его беззвучно дрогнули. |
| "Arthur!" the low whisper came at last; "yes, the water is deep—" | - Артур... - послышался тихий шепот. - Да, вода глубока... |
| The Gadfly came forward. | Овод шагнул вперед: |
| "Forgive me, Your Eminence! I thought it was one of the priests." | - Простите, ваше преосвященство, я думал, это кто-нибудь из здешних священников. |
| "Ah, it is the pilgrim?" | - А, это вы, паломник? |
| Montanelli had at once recovered his self-control, though the Gadfly could see, from the restless glitter of the sapphire on his hand, that he was still trembling. | Самообладание вернулось к Монтанелли, но по мерцающему блеску сапфира на его руке Овод видел, что он все еще дрожит. |
| "Are you in need of anything, my friend? | - Вам что-нибудь нужно, друг мой? |
| It is late, and the Cathedral is closed at night." | Уже поздно, а собор на ночь запирается. |
| "I beg pardon, Your Eminence, if I have done wrong. | - Простите, ваше преосвященство. |
| I saw the door open, and came in to pray, and when I saw a priest, as I thought, in meditation, I waited to ask a blessing on this." | Дверь была открыта, и я зашел помолиться. Увидел священника, погруженного в молитву, и решил попросить его освятить вот это. |
| He held up the little tin cross that he had bought from Domenichino. | Он показал маленький оловянный крестик, купленный утром у Доминикино. |
| Montanelli took it from his hand, and, re-entering the chancel, laid it for a moment on the altar. | Монтанелли взял его и, войдя в алтарь, положил на престол. |
| "Take it, my son," he said, "and be at rest, for the Lord is tender and pitiful. | - Примите, сын мой, - сказал он, - и да успокоится душа ваша, ибо господь наш кроток и милосерд. |
| Go to Rome, and ask the blessing of His minister, the Holy Father. | Ступайте в Рим и испросите благословение слуги господня, святого отца. |
| Peace be with you!" | Мир вам! |
| The Gadfly bent his head to receive the benediction, and turned slowly away. | Овод склонил голову, принимая благословение, потом медленно побрел к выходу. |
| "Stop!" said Montanelli. | - Подождите, - вдруг сказал Монтанелли. |
| He was standing with one hand on the chancel rail. "When you receive the Holy Eucharist in Rome," he said, "pray for one in deep affliction-- for one on whose soul the hand of the Lord is heavy." | Он стоял, держась рукой за решетку алтаря. -Когда вы получите в Риме святое причастие, помолитесь за того, чье сердце полно глубокой скорби и на чью душу тяжко легла десница господня. |
| There were almost tears in his voice, and the Gadfly's resolution wavered. | В голосе кардинала чувствовались слезы, и решимость Овода поколебалась. |
| Another instant and he would have betrayed himself. | Еще мгновение - и он изменил бы себе. |
| Then the thought of the variety-show came up again, and he remembered, like Jonah, that he did well to be angry. | Но картина бродячего цирка снова всплыла в его памяти. |
| "Who am I, that He should hear my prayers? A leper and an outcast! | - Услышит ли господь молитву недостойного? |
| If I could bring to His throne, as Your Eminence can, the offering of a holy life--of a soul without spot or secret shame------" | Если бы я мог, как ваше преосвященство, принести к престолу его дар святой жизни, душу незапятнанную и не страждущую от тайного позора... |
| Montanelli turned abruptly away. | Монтанелли резко отвернулся от него. |
| "I have only one offering to give," he said; "a broken heart." | - Я могу принести к престолу господню лишь одно, - сказал он, - свое разбитое сердце. |
| * * * | |
| A few days later the Gadfly returned to Florence in the diligence from Pistoja. | Через несколько дней Овод сел в Пистойе в дилижанс и вернулся во Флоренцию. |
| He went straight to Gemma's lodgings, but she was out. Leaving a message that he would return in the morning he went home, sincerely hoping that he should not again find his study invaded by Zita. |