| He shook off the fancy and settled to his work. | Усилием воли Монтанелли отогнал от себя страшный призрак и взялся за работу. |
| All day long he had scarcely a free moment, and the thing did not trouble him; but going into his bedroom late at night, he stopped on the threshold with a sudden shock of fear. | Весь день у него не было ни одной свободной минуты, и воспоминания не мучили его. Но, войдя поздно вечером в спальню, он замер на пороге. |
| What if he should see it in a dream? | Что, если призрак явится ему во сне? |
| He recovered himself immediately and knelt down before the crucifix to pray. | Через секунду он овладел собой и преклонил колени перед распятием. |
| But he lay awake the whole night through. | Но уснуть в ту ночь ему не удалось. |
| CHAPTER IV. | Глава IV |
| MONTANELLI'S anger did not make him neglectful of his promise. | Вспышка гнева не помешала Монтанелли вспомнить о своем обещании. |
| He protested so emphatically against the manner in which the Gadfly had been chained that the unfortunate Governor, who by now was at his wit's end, knocked off all the fetters in the recklessness of despair. | Он так горячо протестовал против кандалов, что злополучный полковник, окончательно растерявшись, махнул на все рукою и велел расковать Овода. |
| "How am I to know," he grumbled to the adjutant, "what His Eminence will object to next? | - Откуда мне знать, - ворчал он, обращаясь к адъютанту, - чем еще его преосвященство будет недоволен? |
| If he calls a simple pair of handcuffs 'cruelty,' he'll be exclaiming against the window-bars presently, or wanting me to feed Rivarez on oysters and truffles. | Если ему кажется, что надевать наручники жестоко, то, пожалуй, он скоро поведет войну против железных решеток или потребует, чтобы я кормил Ривареса устрицами и трюфелями! |
| In my young days malefactors were malefactors and were treated accordingly, and nobody thought a traitor any better than a thief. | В дни моей молодости преступники были преступниками. И обращались с ними соответственно. Никто тогда не считал, что изменник лучше вора. |
| But it's the fashion to be seditious nowadays; and His Eminence seems inclined to encourage all the scoundrels in the country." | Но нынче бунтовщики вошли в моду, и его преосвященству угодно, кажется, поощрять всех этих негодяев. |
| "I don't see what business he has got to interfere at all," the adjutant remarked. "He is not a Legate and has no authority in civil and military affairs. | - Не понимаю, чего он вообще вмешивается, -заметил адъютант. - Он не легат и не имеет никакой власти в гражданских и военных делах. |
| By law------" | По закону... |
| "What is the use of talking about law? | - Что там говорить о законе! |
| You can't expect anyone to respect laws after the Holy Father has opened the prisons and turned the whole crew of Liberal scamps loose on us! | Разве можно ждать уважения к нему, после того как святой отец открыл тюрьмы и спустил с цепи всю банду либералов! |
| It's a positive infatuation! | Это чистое безумие! |
| Of course Monsignor Montanelli will give himself airs; he was quiet enough under His Holiness the late Pope, but he's cock of the walk now. | Понятно, почему Монтанелли теперь важничает. При его святейшестве, покойном папе, он вел себя смирно, а теперь стал самой что ни на есть первой персоной. |
| He has jumped into favour all at once and can do as he pleases. | Сразу угодил в любимчики и делает, что ему вздумается. |
| How am I to oppose him? | Куда уж мне тягаться с ним! |
| He may have secret authorization from the Vatican, for all I know. | Кто знает, может быть, у него есть тайная инструкция из Ватикана. |
| Everything's topsy-turvy now; you can't tell from day to day what may happen next. | Теперь все перевернулось вверх дном - нельзя даже предвидеть, что принесет с собой завтрашний день. |
| In the good old times one knew what to be at, but nowadays------" | В добрые старые времена люди знали, чего им держаться, а теперь... |
| The Governor shook his head ruefully. | И полковник уныло покачал головой. |
| A world in which Cardinals troubled themselves over trifles of prison discipline and talked about the "rights" of political offenders was a world that was growing too complex for him. | Трудно жить, когда кардиналы интересуются тюремными порядками и говорят о "правах" политических преступников. |
| The Gadfly, for his part, had returned to the fortress in a state of nervous excitement bordering on hysteria. | Овод, в свою очередь, вернулся в крепость в состоянии, близком к истерике. |
| The meeting with Montanelli had strained his endurance almost to breaking-point; and his final brutality about the variety show had been uttered in sheer desperation, merely to cut short an interview which, in another five minutes, would have ended in tears. | Встреча с Монтанелли почти исчерпала запас его сил. Сказанная напоследок дерзость вырвалась в минуту полного отчаяния: необходимо было как-то оборвать этот разговор, который мог окончиться слезами, продлись он еще пять минут. |
| Called up for interrogation in the afternoon of the same day, he did nothing but go into convulsions of laughter at every question put to him; and when the Governor, worried out of all patience, lost his temper and began to swear, he only laughed more immoderately than ever. | Несколько часов спустя его вызвали к полковнику; но на все предлагаемые ему вопросы он отвечал лишь взрывами истерического хохота. Когда же полковник, потеряв терпение, стал сыпать ругательствами, Овод захохотал еще громче. |
| The unlucky Governor fumed and stormed and threatened his refractory prisoner with impossible punishments; but finally came, as James Burton had come long ago, to the conclusion that it was mere waste of breath and temper to argue with a person in so unreasonable a state of mind. | Несчастный полковник грозил своему непокорному узнику самыми страшными карами и в конце концов пришел к выводу, как когда-то Джеймс Бертон, что не стоит напрасно тратить время и нервы и убеждать в чем-нибудь человека, совершенно лишенного рассудка. |
| The Gadfly was once more taken back to his cell; and there lay down upon the pallet, in the mood of black and hopeless depression which always succeeded to his boisterous fits. | Овода отвели назад в камеру; он упал на койку, охваченный невыразимой тоской, всегда приходившей на смену буйным вспышкам, и пролежал так до вечера, не двигаясь, без единой мысли. |
| He lay till evening without moving, without even thinking; he had passed, after the vehement emotion of the morning, into a strange, half-apathetic state, in which his own misery was hardly more to him than a dull and mechanical weight, pressing on some wooden thing that had forgotten to be a soul. | Бурное волнение уступило место апатии. Горе давило на одеревеневшую душу, словно физически ощущаемый груз, и только. |
| In truth, it was of little consequence how all ended; the one thing that mattered to any sentient being was to be spared unbearable pain, and whether the relief came from altered conditions or from the deadening of the power to feel, was a question of no moment. | Да, в сущности, не все ли равно, чем все это кончится? Единственное, что было важно для него, как и для всякого живого существа, - это избавиться от невыносимых мук. Но придет ли облегчение со стороны или в нем просто умрет способность чувствовать - это вопрос второстепенный. |
| Perhaps he would succeed in escaping; perhaps they would kill him; in any case he should never see the Padre again, and it was all vanity and vexation of spirit. | Быть может, ему удастся бежать, быть может, его убьют, но во всяком случае он больше никогда не увидит padre. |
| One of the warders brought in supper, and the Gadfly looked up with heavy-eyed indifference. |