Овцы в волчьих шкурах — страница 5 из 42

Суть моей позиции, главная мысль, которую я хочу высказать в данном введении, заключается в следующем. Между инициированием агрессии и любыми другими действиями, которые с ней не связаны, сколь бы неприятными для нас они ни были, существует важнейшее различие. Права человека нарушает только акт агрессивного насилия. Неприменение агрессивного насилия должно считаться фундаментальным законом общества. Людей, которые рассматриваются в этой книге, оскорбляет пресса и не задумываясь осуждают практически все. Однако они не нарушают ничьих прав и поэтому не должны подвергаться юридическим санкциям. Я убежден, что они козлы отпущения, — они на виду, они открыты для атаки. И все же, если должна восторжествовать справедливость, то этих людей необходимо защитить.

Моя книга защищает рынок. В ней воздается особая похвала тем участникам системы свободного предпринимательства, которых ее критики порицают в наибольшей степени. Но если можно показать взаимную выгоду и продуктивность рыночной системы даже в столь крайних случаях, то это еще больше усилит аргументацию в защиту рынка в целом.

Однако важно предвосхитить одну возможную ошибку в интерпретации. В этой книге не утверждается, что рынок — это моральный экономический институт. Действительно, система прибылей и убытков в бизнесе принесла человечеству многообразие потребительских товаров и услуг, которые были неизвестными на протяжении всей истории человечества. Рынок является наилучшим средством удовлетворить вкусы, желания, предпочтения конечного потребителя.

Однако рынок производит и такие товары и услуги, как азартные игры, проституция, порнография, наркотики, алкоголь, сигареты, свингерские клубы, подстрекательство к самоубийству. Это набор товаров и услуг, которые, мягко говоря, весьма сомнительны с точки зрения морали, а во многих случаях — в высшей степени аморальны. Поэтому систему свободного предпринимательства нельзя считать моральной. В качестве способа удовлетворения потребителей она не более моральна, чем цели самих участников рынка. А поскольку эти цели различаются очень сильно (от абсолютно порочных и аморальных до полностью законных), то рынок необходимо рассматривать как внеморальный—ни моральный, ни аморальный. Иными словами, рынок — как огонь, ружье, нож или пишущая машинка: это средство, которое крайне эффективно для достижения и хороших и плохих целей. С помощью свободного предпринимательства можно делать как добрые дела, так и полную их противоположность.

Тогда как же можно защищать аморальную деятельность некоторых участников рынка? С помощью философии либертарианства, которая ограничена анализом единственной проблемы: при каких условиях насилие оправданно? Ответ: насилие оправданно только в целях защиты, или в ответ на совершённую агрессию, или в качестве возмездия за нее. Это, помимо прочего, означает, что у государства нет основания штрафовать, наказывать, сажать в тюрьму или выносить смертные приговоры людям, которые действуют аморальным образом, — если они не угрожают физическим насилием личности и собственности других или не инициируют такое насилие.

Таким образом, либертарианство — это не философия жизни. Оно не берется указывать, как человечеству лучше жить. Оно не проводит границы между хорошим и плохим, между моральным и аморальным, между пристойным и непристойным.

Поэтому защита проститутки, порнографа и других очень ограниченна. Она состоит лишь в утверждении о том, что они не инициируют физическое насилие против тех, кто не проявляет агрессии по отношению к ним самим. В соответствии с либертарианскими принципами к этим людям нельзя применять агрессию, — за их деятельность нельзя наказывать тюремными сроками или другими формами насилия. Однако это вовсе не означает, что эта деятельность моральна, правильна или хороша.

Уолтер Блок

Глава 1. Секс

1. Проститутка

Подвергаясь непрестанному преследованию со стороны пуританских законов, церковных групп и т.д., проститутки тем не менее продолжают торговать с обществом. Ценность их услуг доказывает тот факт, что люди продолжают обращаться к ним, несмотря на противодействие со стороны граждан и законодательства.

Проститутку можно определить как женщину, которая занимается добровольной торговлей сексуальными услугами за плату. При этом главной частью определения является «добровольная торговля». Обложка журнала, сделанная в свое время Норманом Рокуэллом, иллюстрировала суть проституции. На ней были изо бражены пирожник и молочник, которые стоят у своих фургонов, поедая пироги и запивая их молоком. Оба, очевидно, были удовлетворены такой «добровольной торговлей».

Те, у кого недостаточно воображения, не увидят связи между проституткой, развлекающей клиента, и описанным эпизодом. Однако в обоих случаях два человека встретились на добровольной основе, чтобы получить взаимное удовлетворение. Ни в одном из этих случаев не применялось насилие и не происходило обмана. Конечно, клиент проститутки может впоследствии решить, что полученные услуги не стоили уплаченных денег. Проститутка может подумать, что уплаченные деньги не полностью компенсировали предоставленные ею услуги. Аналогичная неудовлетворенность может иметь место в случае торговли молоком и пирогами. Молоко может быть прокисшим, а пирог — непропеченным. Но все подобные сожаления возникают после сделки и не отменяют добровольный характер торговли. Если бы все участники не изъявили желания, сделки бы не состоялись.

Есть люди, в том числе сторонники освобождения женщин, которые причитают о горькой доле бедной опустившейся проститутки, считая ее жизнь унизительной, а ее саму — подвергающейся эксплуатации. Однако проститутка не смотрит на продажу секса как на унижение. Соизмерив достоинства (короткий рабочий день, высокое вознаграждение) и недостатки (преследование полицией, необходимость делиться с сутенером, неблагоприятные условия работы), проститутка, очевидно, предпочитает свою работу, — иначе она бы ею не занималась.

Безусловно, проститутки сталкиваются со множеством негативных аспектов, которые опровергают образ «счастливой шлюхи». Есть проститутки-наркоманки, есть проститутки, которых избивают сутенеры, есть проститутки, которых держат в борделях против их воли. Но эти отвратительные случаи слабо связаны с сутью занятия проституцией. Бывают сиделки и врачи, которых похищают и заставляют ухаживать за беглыми преступниками; бывают плотники-наркоманы; бывают библиотекари, которых избивают бродяги. Едва ли из этого можно сделать вывод, что эти профессии или виды деятельности подозрительны или связаны с эксплуатацией. Жизнь проститутки настолько хороша или плоха, насколько хочет сама проститутка. Она занимается этим добровольно и может прекратить в любой момент.

Бывают сиделки и врачи, которых похищают и заставляют ухаживать за беглыми преступниками; бывают плотники-наркоманы; бывают библиотекари, которых избивают бродяги.

Почему же тогда на проституцию направлены всевозможные запреты и преследования? Это идет не от клиента, — он как раз охотно покупает услуги проститутки. Если он решит, что это его не устраивает, может не пользоваться ими. Стремление запретить проституцию исходит и не от проституток. Они занимаются проституцией добровольно и почти всегда могут перестать, если изменят свое мнение об относительных выгодах этого занятия.

Толчок к запрету проституции инициирует некая «третья сторона», не участвующая в таких сделках напрямую. Ее аргументы варьируются от группы к группе, от местности к местности, и от года к году. Общее у них только то, что все это внешние стороны. Они никоим образом не участвуют и не имеют никакого веса в этом Деле, поэтому их следует игнорировать. Позволять им принимать решения по вопросу проституции столь же абсурдно, как разрешать третьему участнику принимать решения по поводу торговли между молочником и пирожником.

Почему же тогда к двум этим ситуациям относятся по-разному? Представьте себе лигу под названием «достойные едоки», созданную для выдвижения доктрины: есть пирог и запивать его молоком — это зло. Даже если доказать, что лига против пирога с молоком и лига против проституции обладают одинаковыми интеллектуальными достоинствами (т.е. никакими), то реакция на них все равно будет различаться. Попытка запретить пироги и молоко лишь вызовет смех, а отношение к попытке запретить проституцию будет гораздо более терпимым. Существует какой-то фактор, действие которого твердо противостоит интеллектуальному проникновению в проблему проституции. Почему она не легализована? Аргументы против легализации не обладают никакими достоинствами, однако интеллектуальное сообщество так и не показало их ложность.

Разница между сексуальной торговлей, которая имеет место при проституции, и прочей торговлей, как в случае молока и пирогов, очевидно, связана со стыдом, который мы испытываем (или нас заставляют испытывать) при необходимости «покупать секс». Человек будет «не настоящим мужчиной», хотя его и никоим образом нельзя спутать с красивой женщиной, если он платит за секс.

Эту мысль иллюстрирует следующая хорошо известная шутка. Симпатичный мужчина спрашивает привлекательную и «честную» женщину, пойдет ли она с ним в постель за 100 тысяч долларов. Предложение приводит ее в смятение. Поразмыслив, она решает, что хоть проституция и зло, она может потратить деньги на благотворительность и добрые дела. Мужчина кажется очаровательным, совсем не опасным. Она застенчиво отвечает: «Да». Тогда мужчина спрашивает: «А за 20 долларов?» Она в ярости отвечает: «Да как вы смеете, кто я такая, по-вашему!» — и дает ему пощечину. «Ну, кто вы такая, мы уже выяснили, теперь вопрос в цене», — отвечает он. То, насколько характерный удар наносит женщине его ответ, лишь в малой степени измеряет степень презрения, выливаемого на людей, занимающихся этим.

Есть два подхода, выступающих против позиции о том, что платить за секс унизительно. Первый — лобовая атака, отрицание того, что платить за секс неправильно. Однако это звучит неубедительно для тех, кто считает проституцию злом. При втором подходе пр