Призыв Мамая всколыхнул весь Донбасс. Саша Кольчик был уже партийным секретарем своего участка. Созвал он партийное собрание и сказал, что негоже лутугинцам плестись в хвосте, когда все шахтеры поднялись в бой за уголь.
Коммунисты дали слово вывести участок из длительного прорыва. Целый месяц бились. Это была не работа, а трудное сражение. Так нажали, что удалось вернуть половину долга.
— Месяц мы были как в бою, — обратился он к своим товарищам. — А бой отвагу любит! Предлагаю вызвать на соревнование передовую бригаду области, мамаевцев.
— Вон куда хватил!
Посудили-порядили, составили четкий план, написали письмо на шахту «Северная № 2», получили ответ.
Через месяц подвели первый итог. Оказалось, что их комсомольско-молодежный участок добыл сверх плана угля больше, чем на всех шахтах района.
Отметить победу собрались в клубе. Но здесь произошла неожиданность. Представитель горкома комсомола объявил, что первое место и премия присуждаются не им, а молодежному участку соседнего Россыпнянского шахтоуправления. Бригада Кольчика довольствовалась вторым местом.
— Дорогой уголек добываете, что проку в угле, добыча которого стоит дороже, чем сам уголь?
И тут шахтеры узнали о себе такое, что заставило всех задуматься. За минувший год участок дал убытку более трехсот тысяч рублей, а вся шахта имени Лутугина — более миллиона. Откуда такой убыток? Погибли в завале тысячи крепежных стоек, а каждая стоит три рубля. Металлическая стойка и того дороже — семьдесят рублей, а их осталось в завалах по всем шахтам Донецкой области более ста тысяч штук.
Многие из горняков впервые узнали, во что обходится государству метр гибкого кабеля, сколько стоит каждый зубок врубовой машины.
Расходились по домам огорченные и молчаливые. В глубоком волнении шагал Кольчик по тихой улице, сосредоточенно дымя папиросой.
Вспомнилось, как третьего дня у степной дороги за поселком растяпа электромонтер, чинивший связь, бросил у столба моток новой проволоки и ушел. Проволоку нашли ребятишки и порвали на куски. Вспомнились Сальские степи, пустые вагоны, громыхавшие мимо него, когда он сопровождал поезда. Да что говорить, если в шахте и сегодня всюду валяется железо. В самом деле, почему мы спокойно проходим мимо заброшенной стойки, когда ее можно использовать повторно для крепления? Почему никто не вытащит из завала сломанный рештак транспортера? Ведь он стоит денег, и потеря его ложится тяжелым бременем на себестоимость угля.
Поистине необъятны пути бережливости. Первый и главный путь — не допускать, чтобы пропадало то, что уже сделано, что добыто. А когда оно отслужит срок, надо подумать, нельзя ли употребить его с пользой в новом деле.
На другой день Александр Кольчик появился в нарядной раньше обычного. И когда собрались товарищи по бригаде, он показал им план борьбы за экономию и бережливость. Его поддержали, но не все. Были такие, что помалкивали.
Александра задержали на поверхности дела, и он спустился в шахту позже. Никем не замеченный, он подошел к темной лаве и случайно стал свидетелем горячего спора. Кто был виновной и кто нападающей стороной, он определить не мог. Но было ясно, что спор начался из-за стойки, которую один из рабочих швырнул в завал, чтобы не мешалась под ногами.
— Вытащи стойку, пригодится ведь, — сказал рабочий бригады Павел Рябоконь.
Но тот отмахнулся:
— Что, тебе куска дерева жалко?
— Тебе говорят, лезь и вытащи стойку, — повторил Александр Иванченко.
— Что она, твоя, что ли?
— Моя.
— Вот и доставай, если твоя.
— Эх, ты, — загорячился рабочий Альберт Ахметов. — Знаешь, какой Ленин бережливый был...
— Хватит меня агитировать... И так лазаешь здесь в темноте, как в чертовом пузе, и еще стойки экономь...
Сдерживая волнение, Кольчик вышел из-за крепи и направил луч лампочки в лицо нерадивому.
— Ты, наверное, за спиной у отца рос, нужды не хлебнул. Достань стойку!
Шахтер нехотя полез в завал, вытащил стойку и со злостью бросил ее.
— Экономисты! Копеечники! Что толку, если я вытащу одну, две, даже десять стоек, а другие тридцать штук закинут в завал? Мы не нищее государство, чтобы крохи собирать. И потом — не так экономят. Надо с крупного начинать, людей воспитывать с малых лет. А то стойку вытащил и рад — обогатил страну...
— Вот мы и начнем с этой первой стойки, с твоей, и думаю, что она будет счастливая, — сказал Александр. — Начнем учиться беречь свой труд, в чем бы он ни выражался: в простом гвозде, в крепежной стойке или в горсти угля.
— Еще чего, в горсти угля... Да мы тоннами перебрасываем его через рештаки в завал...
— А теперь не будем... Зачем добытые богатства оставлять под землей. До последней крупицы будем подбирать.
— Еще метелку берите с собой и подметайте лаву.
— И метелку возьмем, если нужно, и будем подметать, только, как раньше, работать уже не будем. Каждый будет в ответе...
В тот первый день рабочие бригады Кольчика выбили и достали из завальной части одиннадцать стоек. Экономия была маленькая, но и эта маленькая победа была очень кстати. В ту смену лаве не хватало двух вагонеток леса. Старые стойки пригодились. Не окажись их — нечем было бы закрепить лаву.
После смены всей бригадой пришли к парторгу.
— Иван Егорович, рассудите нас.
Кольчик поведал парторгу о решении бригады экономить рубль на каждой добытой тонне угля, рассказал о ссоре рабочих в лаве.
Парторг не спеша прошелся по кабинету. Начал он говорить негромко, словно отыскивая тревожившие его самого нужные сейчас слова.
— Забота об экономии и бережливости — большое дело, и пора над этим задуматься. Бесхозяйственность и нерадивость уносят подчас половину нашего труда. Если бы все мы, все до последнего человека, бережливо относились к тому, что сами сделали вчера, если бы соблюдали экономию всюду: в шахтах, в колхозах, у себя в доме, в школах, просто на улице, — страна сразу стала бы вдвое богаче. Вдвое!
Парторг открыл шкаф, полистал томик Ленина и, указав пальцем на строку, передал книгу Кольчику:
— Читай... Читай вслух.
— «Веди аккуратно и добросовестно счет денег, хозяйничай экономно, не лодырничай, не воруй, соблюдай строжайшую дисциплину в труде, — именно такие лозунги, справедливо осмеивавшиеся революционными пролетариями тогда, когда буржуазия прикрывала подобными речами свое господство, как класса эксплуататоров, становятся теперь, после свержения буржуазии, очередными и главными лозунгами момента»[4].
— Прочитал? Все понял?
— Понял, Иван Егорович... Как будто вчера только сказано.
— Ну, вот и хорошо... Принимайтесь смелее за дело, партийная организация вас поддержит.
Так взялась бригада шахтера Кольчика за трудное и великое дело. Это было продолжением подвига краснодонских шахтеров бригады Мамая.
Договорились платить горнякам за экономию половину стоимости. Деньги за экономию выдавать в виде премии в конце месяца. Распределять премию коллективно и на каждого рабочего в соответствии с его личным вкладом. Прогульщиков лишать премии независимо от того, экономил он или нет.
Уже на следующий день были извлечены из завала давно брошенные два десятка деревянных стоек. Сменная бригада Ивана Поскаря и ремонтно-подготовительная бригада Ивана Барабаша выбили еще больше крепежного леса. Был такой день, когда горняки 4‑го участка не взяли с лесного склада, как они сказали, «ни палки» и всю лаву закрепили повторным крепежным лесом. Экономия вышла немалая — несколько сот рублей.
Вскоре включились в борьбу за экономию и другие участки. Присоединились машинисты врубовых машин. Они стали экономить зубки режущей цепи. Раньше зубки меняли часто, взамен затупившихся брали в кладовой новые. Стоимость зубков ложилась накладным расходом на добываемый уголь. Теперь машинисты сами затачивали зубки.
Особенно горячо подхватили новую идею комсомольцы шахты. На всех участках были созданы посты экономии и бережливости.
Посты обнаружили, что под лавами не полностью загружаются вагонетки. За этим тоже стали строго следить.
Комсомольцы буквально шныряли по всей лаве, отыскивали забытый лес, вышедшие из строя машины, бросовый металл.
Секретарь комсомольской организации участка Иван Барабаш с товарищами нашли в соседнем штреке брошенный кем-то бурильный кабель длиной в 50 метров и этим спасли 900 рублей государственных средств. Член комсомольского поста Мухин обнаружил в старой выработке неизвестно кем забытые 30 распилов.
Комсомольцы завели специальный журнал, куда заносили все «потери» и «находки». Каждая стойка, зубок, шланг были теперь на учете. Учет приучал к хозяйственности.
Скоро к шахтерам присоединились механики. Они нашли применение изношенным канатам подъемных клетей — рубили их на куски по 50 метров, и канаты использовались на врубовых машинах, комбайнах и лебедках.
Старый, негодный лес стали выдавать из шахты и резать на дранку. Из более крепких стоек получались хорошие затяжки — их снова спускали в шахту для крепления.
Все были увлечены новым движением. Каждое открытие радовало. За один месяц рабочие 4‑го участка сэкономили более 25 тысяч рублей.
В бригаде Кольчика потешались над шахтером, который когда-то возражал против экономии. Он и сам смеялся над собой. Однажды начальник шахты, опытный инженер Владимир Гусев, спросил у него:
— Теперь не возражаешь против экономии?
— У меня больше всех на счету, — не без гордости отвечал шахтер.
— Как же случилось, что ты свою концепцию изменил? — спросил парторг под дружный смех горняков.
Шахтер смущенно почесал затылок:
— Раньше я смотрел на стойки как на деревяшки, а теперь вижу — рубли стоят...
Весной Кольчик поехал в Краснодон, к Николаю Мамаю. Встретились, крепко обнялись, хотя до этого не знали друг друга.