— Работаем с огнем, — сказал Иван Михайлович, глядя на сварщика с отеческой гордостью и, быть может, вспоминая собственную юность, когда сам работал у станов, — при наших марках стали иначе нельзя.
Эти слова объяснили многое. Вначале я был удивлен, увидев на передовом заводе элементы ручного труда, но этого требовали особые марки проката. Здесь часто работа выглядит сплошным экспериментом, поисками неведомого.
А в печах клокотало пламя. Под сводами цеха плавал синеватый, пахнущий окалиной легкий дымок. В звоне и грохоте рождалась сверкающая сталь.
«Работаем с огнем», — вспомнились слова старшего мастера. Да, с огнем и в огне. Я смотрел на пляску рыжего пламени, на штабеля серебристого металла, на усталые, деловито сосредоточенные лица людей и думал все о том же: поистине велик трудящийся человек и прекрасны его деяния! Именно здесь рождаются подлинные человеческие ценности: героика труда, самоотверженность, скромность. Здесь куется настоящее человеческое счастье!
Конец смены. Усталые, оглохшие от грохота станов прокатчики развязывали онемевшими пальцами тесемки фартуков, вытирали платками обожженные огнем веселые лица.
— Ничего, скоро легче будет, — проговорил Иван Михайлович Романов и показал в конец цеха: — Видите, там сложен рольганг? Это механизированный прокатный стан. Будем старый ломать.
Громко переговариваясь, вальцовщики, сварщики, подручные складывали инструменты.
Я слежу за ребятами: какие все разные! Владимир Кошин — медлительный, немного тяжеловатый, с добродушным лицом. На голове у него подкладка от старой шапки, в ней удобно работать: не жарко и голова защищена от «выстрелов» горячей окалины, когда прокатывают металл.
От старшего мастера цеха я уже знал кое-что о дюжевской бригаде. Знал и о Кошине. Еще будучи мальчишкой, пристал к партизанскому отряду и ушел в лес, даже отцу не сказал. Поэтому произошел с ним комичный случай. Ночью он оказался в родном селе и решил забежать домой. Постучал в дверь, а отец не открывает: «Кто здесь?» — «Это я, сын твой». — «Мой сын пропал без вести, а вас тут много шляется, охотников пограбить». Пришлось просить соседа, чтобы тот пришел и убедил отца.
После войны Володя приехал на «Серп и молот» и с тех пор работает в листопрокатке.
Иван Михайлович с видимым удовольствием представлял своих воспитанников.
— А вот Коников Валентин, моряк — соленая душа. Депутат районного Совета.
Я уже знал, что у Коникова отец погиб на фронте. Сам Валентин служил во флоте, на Тихом океане. До службы работал токарем, да неспокойное сердце просило горячего дела, пошел в прокатчики.
Саша Ильющенко, отслужив в армии, вернулся на завод: здесь теперь его родной дом.
Старший сварщик Иван Яковлев — бывший шахтер. Родился в Воронеже, уголь рубил в Челябинске, армейскую службу прошел в Москве. Тут и остался.
— Вся бригада налицо, — заключил Иван Михаилович, — с такими ребятами хоть в бой, хоть в огонь. Один недостаток у них — почти все неженатые.
— Некогда жениться, Иван Михайлович, — пошутил Саша Ильющенко, — нужно учиться, а тут еще в дружину на дежурство спеши. За делами и состариться недолго.
— Знаю, как тебе некогда, — Иван Михайлович погрозил пальцем. — Небось выйдешь из цеха и помчишься на пригородный поезд.
Прокатчики рассмеялись: под Москвой жила подруга Саши Ильющенко.
У вожака бригады Виктора Дюжева интеллигентное лицо. Биография, характерная для нашего бурного времени.
В горький день июня, когда вспыхнула война, Витя Дюжев — пионер — собирался в лагерь. Но случилось так, что тот выезд обернулся эвакуацией детей из Москвы. Живя в лесу, вдали от родных, ребята с тревогой вслушивались по ночам в незнакомый гул вражеских самолетов, летевших бомбить Москву. Фронт приближался.
Старшеклассники, а с ними Виктор, были возвращены в Москву и мобилизованы под Волоколамск на уборку урожая. Потом был трудфронт. Стояли сильные морозы, а мама отдала для армии все теплые вещи. Пришлось ехать на заготовку дров в школьных ботинках. Когда возвратился, райком послал его на «Серп и молот». Завод в те дни стал прифронтовым, и вальцовщики катали металл под бомбами врага.
Прикрепили Виктора для обучения к опытному листопрокатчику Мышкину. Сначала поручили «легкую» работу — перетаскивать и раздирать горячие листы. Здесь внезапно заболел. Операция. И пока лежал в больнице, дома умер отец.
Давние мечты — закончить школу, поступить в институт и защитить диплом инженера — пришлось оставить. Надо было помогать матери, учить младших братьев: теперь он заменил им отца.
Пожертвовал будущим ради братьев, зато один стал инженером, другой — скульптором. А сам? Не обидела судьба и его.
С дней войны Виктор не оставлял горячего стана. Работал в цехе, окончил десятилетку и, хотя с большим запозданием, получил аттестат зрелости. За доблестный труд был награжден орденом Ленина.
Испытанным мастером пришел он к тому дню, когда родилось в стране продолжение великого почина.
В красном уголке листопрокатного цеха расположилась со своим пестрым и громоздким хозяйством бригада художников МОСХа. Они создавали обширное полотно, которое именовалось довольно многозначительно и торжественно — триптих. На центральной части картины художники изобразили Виктора Дюжева рядом со старшим мастером Иваном Михайловичем Романовым. Оба они стояли под сводами пронизанного солнцем и озаренного сполохами огня листопрокатного цеха. Две другие части триптиха были в набросках углем: здесь еще шли поиски композиции. Валентина Коникова нельзя было узнать на эскизе: художники нарисовали его только наполовину: он стоял, склонившись у нагревательной печи. В набросках были и другие члены бригады, а Саша Ильющенко вообще пока отсутствовал. Товарищи подтрунивали над ним: «Саша, тебя забыли нарисовать. Пойди покажись художникам». А другие посмеивались: «Не ходи, а то ты на картине всех нас затмишь».
В красном уголке собрались рабочие бригады: одни отдыхали, сидя на лавках, другие разглядывали картину. Павел Пушкарский затеял с художниками спор о живописи: только вчера ходили всей бригадой в Третьяковскую галерею и еще были полны впечатлений. Наконец расселись вокруг стола, заваленного этюдами, и начался разговор.
Вот что узнал я тогда об истории возникновения славной бригады.
В день, когда газеты принесли весть о рождении в нашей стране бригад коммунистического труда, на «Серпе и молоте», в листопрокатке, собралась после работы комсомольско-молодежная бригада Виктора Дюжева.
Молодые рабочие внимательно слушали взволнованные слова старшего мастера Ивана Михайловича Романова.
— Задумали вы доброе дело, и оно подсказано самой жизнью. Это развитие ленинской мечты о труде будущего. Но скажите мне, друзья, чем ваша бригада будет отличаться, например, от ударных бригад первых пятилеток? Мы тогда стремились к одному: дать больше металла. От нас ничего другого и не требовали. Мне кажется, что теперь, в движении за коммунистический труд, прибавляется новое качество: развитие духовных ценностей человека. Мы строим коммунизм, нужна высокая сознательность. Она неотделима от высокой производительности. Поэтому думайте, как потеплее относиться друг к другу, помогать отстающим, заботиться один о другом, повышать знания. Теперь уже недостаточно, если человек будет работать хорошо. Надо учиться, ходить в театр, книги читать. Мало этого: надо и детей воспитывать в коммунистическом духе. Вот тогда вы заслужите звание разведчиков будущего. Коммунизм можно строить только чистыми руками.
Парторг цеха поддержал Ивана Михайловича:
— Иные думают, что коммунизм придет сам собой, как после зимы приходит весна, нужно только подождать. Нет, товарищи, за коммунизм надо бороться, и каждый из нас как солдат в бою. Надо вытравлять недостатки в себе самом — равнодушие, грубость, лень. А это потруднее, чем бороться за производственный план.
Разволновались ребята от хороших слов. Пусть эти слова станут зернами и дадут всходы. Принесли чистый лист бумаги и начали все вместе составлять кодекс новой жизни:
1. На производстве и в быту вести себя по-коммунистически.
2. Выполнять сменные задания вместо шести часов за пять. При этом выдавать 95 процентов продукции первым сортом.
3. Удерживать товарищей от плохих поступков, бороться с проявлениями пережитков прошлого.
4. Постоянно повышать знания, всем членам бригады освоить вторые профессии.
5. Всем вступить в народную дружину...
Кто-то заметил, что эти обязательства все равно что присяга и принимать их надо не в обычной обстановке, а торжественно.
— Правильно! — сказал Дюжев. — Есть в Москве такое место — Кремль. Там работал на первом коммунистическом субботнике Владимир Ильич Ленин.
На другой день собрались в партийном кабинете, получили напутствие. Сели в автобус и покатили по морозным московским улицам.
Кремль. Здесь жил Ленин. Притихли ребята, смотрят по сторонам.
— Во-он, в здании на третьем этаже видишь окошечко? — шепотом спросил Коников у Саши Ильющенко. — Это кабинет Владимира Ильича.
Гулко отдаются в морозном воздухе шаги. Уютно прижались друг к другу голуби на карнизах кремлевских дворцов.
На Ивановской площади, где сорок лет назад Ленин, еще не вполне выздоровевший после ранения, носил вместе с красноармейцами бревна на субботнике, теперь вырос чудесный сад. Деревья сверкали на солнце заиндевевшими, будто стеклянными ветками.
Выбрали садовую скамью. Дюжев развязал тесемки синей папки, достал заветный договор, и все по очереди стали подписываться. Затем Дюжев передал договор Ивану Михайловичу, тот поставил внизу дату и торжественно вручил договор бригадиру.
— Поздравляю, Витя, с днем рождения. С днем рождения, товарищи. С днем великого рождения вас!
Подтянулись молодые прокатчики, точно и в самом деле начиналась у них с этой минуты новая жизнь. А когда шли вдоль аллей кремлевского сада, Иван Михаилович говорил, испытывая отцовское беспокойство за своих сыновей: