Стали нами посмеиваться. Большинство, конечно, сочувствовало, а те, кого мы не приняли в бригаду, издевались: «Эй, святоши, пойдемте выпьем!» — «Куда ты зовешь их, они в монахи записались: не пьют, не курят».
Хлопцы мои растерялись. Я говорю им: «Ребятки, связала нас судьба в одну семью, давайте не показывать виду, что нам плохо. Выше голову!»
Не все меня послушали. Леонид Белоус огрызнулся: «Генералиссимус... Кто же начинает войну с отступления?» — «Я хоть и не генералиссимус, а считаю, что никакого отступления нет и неудачи наши — временное дело». — «Сколько будет продолжаться это «временное»?»
За меня заступился Юра Соколов: «Петр Первый сказал: «Поражение есть преддверие победы».
Белоус еще пуще: «Надоела ваша агитация. Побеждайте, а я отдохну», — и нехорошо выругался. Ребята, вижу, нахмурились. Мы ведь дали торжественное обещание покончить с этой грязью — сквернословием. «Леня, так нельзя вести себя», — говорю ему. А он снова ругаться. Хлопцы молчат, но вижу — буря близка.
«Что же ты, паразит, слово нарушаешь?» — еле сдерживая себя, сказал ему комсорг. Но Белоус не смутился. Тогда я обратился к ребятам: «Мы обязались оказывать друг другу максимум внимания. Как будем поступать с такими нарушениями?» — «Выгонять из бригады. И немедленно...»
Бывают моменты, когда надо выдержать характер. Спрашиваю хлопцев: «Какие будут другие предложения?» Хлопцы молчат. «Голосую: кто за то, чтобы исключить Леонида Белоуса из бригады коммунистического труда?»
И мы прямо в забое, уставшие, в грязных шахтерках, проголосовали. Рабочий день еще не кончился, но мы предложили отступнику покинуть бригаду. Швырнул он инструмент и удалился не спеша, вразвалку, подчеркивая, что презирает нас.
Признаюсь, сидели мы словно придавленные. Никто даже головы не поднял. Обидно и горько было — нарушена первая заповедь, главный закон бригады: один за всех, все за одного. Один восстал против всех.
Кто-то из ребят попробовал пошутить: «Участок у нас тринадцатый, несчастливый...»
На шутку не обратили внимания, поднялись и приступили к работе. Теперь нужно было трудиться и за того, кто ушел. Рубали уголь со злостью. За три часа «скачали» сто вагонов. Но тут опять случилась поломка. Пока исправляли, кончилась смена. Решили мы не уходить до тех пор, пока не будет триста тонн. Только начали работу, как меня позвали на штрек к телефону. Инспектор охраны труда запретил «пересиживать» свое время, грозился штрафом.
«Пусть штрафует, не уйдем. Мы должны доказать дезертиру, что без него не пропадем».
В этот день мы впервые выполнили свое обязательство и нарубили триста тонн! Это был великий праздник. Хлопцы шутили: «Спасибо Белоусу, помог нам план выполнить». И все-таки потом поняли: легко прогнать человека, а кто будет воспитывать? Хорошо, если в другой бригаде люди окажутся умнее нас. С тех пор мы старались таких ошибок не делать — не гнать от себя людей.
Был у нас еще случай, более сложный. Не хочу называть фамилии, потому что сейчас этот парень работает хорошо, а в трудную для нас пору подал заявление о выходе из бригады. И нет закона юридического, чтобы задерживать человека. Захотел уйти — и уйдет. Но мы попросили начальника участка всеми силами задержать паникера. Пусть он вместе со всеми хлебнет трудностей, а выберемся из прорыва — скатертью дорожка!
Начальник участка выполнил нашу просьбу и не дал перевода на другой участок. И человек остался с коллективом, больше того, он не предал самого себя, того, кто вместе со всеми давал клятву жить и работать по-коммунистически.
...Ветер утих, и на огромном водохранилище улеглось зеркальное спокойствие. Издали, с мелких мест, где растут в затонах камыши, доносится кваканье лягушек.
День подходит к концу. Шахтеры из бригады Кузьмы Северинова отдыхают, кое-кто уснул, уткнувшись лицом в пахучую траву, другие сосредоточенно ловят рыбу.
Солнце садилось за дальними курганами. Шахтеры высыпали в цинковое ведро шевелящихся, с растопыренными клешнями раков и стали собираться в обратный путь. Почти у всех были мотоциклы или машины.
Загудели моторы. Одна за другой машины помчались по степным дорогам. Впереди, то взлетая на вершины холмов, то ныряя в глубокие балки, летели, точно птицы, быстрые мотоциклы.
Впереди показались шахтные терриконы. Там уже зажигались вечерние огни.
Завтра новый день, новый уголь, новые радости и заботы. В этом и есть счастье жизни!
Комсомол, горячее слово к тебе! В далекие годы гражданской войны, когда на III съезд РКСМ прибыли отовсюду делегаты в рабочих блузах, в домотканых крестьянских поддевках, в походных шинелях, у многих еще белели из-под фуражек повязки бинтов, на съезд комсомола приехал Ленин.
В ликующих криках приветствий, в буре рукоплесканий он снял свое скромное пальтишко, повесил его на спинку стула и начал негромко и просто свою великую пророческую речь:
«Вы должны быть первыми строителями коммунистического общества среди миллионов строителей, которыми должны быть всякий молодой человек, всякая молодая девушка».
Бессмертные ленинские слова стали с тех пор для комсомола программой и уставом. С этими словами комсомольцы шли на штурм Перекопа. С ними начинали первые пятилетки. Теперь стоят на советской земле как гордые памятники их труду Комсомольск-наАмуре, Магнитка, Днепрогэс, «Азовсталь», Харьковский тракторный, «Уралмаш». Эти города и заводы — этапы истории комсомола.
В шестой пятилетке, когда промышленности недоставало угля, партия призвала комсомол строить угольные шахты в Донбассе.
Никогда еще не было в истории, чтобы шахты строились так быстро.
Комсомольцы каждой области Украины взяли на себя обязательство построить одну-две шахты. Из Киева и Днепропетровска, из Одессы и Харькова шли эшелоны, разукрашенные лозунгами, веселые, песенные. Двадцать пять тысяч комсомольцев прибыли в Донбасс и пошли на штурм неприступных недр.
Что ожидало молодых строителей?
Начиналась осень. Впереди два месяца слякоти, а потом ударят морозы, закружат метели. Жилья вблизи строительства нет, дороги раскисли.
Вышли комсомольцы в степь, открытую всем ветрам. Долго не забудут ребята и девушки этой эпической стройки.
Едва сняли верхний слой земли, в стволах показался камень. Включили электрические сверла. Победитовая сталь перегревалась, сверла садились — чересчур крепким был песчаник.
Во многих шахтах путь преградили плывуны, в штреках прорывалась вода. На поверхности дождь сменялся мокрым снегом. Приходилось на руках вытаскивать застрявшие в грязи самосвалы — некогда было ждать тягачей или кранов.
На «Волынской-комсомольской» в глубоком стволе проходчик Суровцев нырнул в ледяную воду, чтобы зацепить тросом оборвавшийся и затонувший тяжелый cкип.
На «Полтавской-комсомольской № 2» дружными усилиями погасили подземный пожар.
Зимой обледенели стволы на «Донецкой-комсомольской № 1». Лед скалывали добровольцы после смены. Проходчики бригады Игоря Петрова работали по пояс в воде. Приходилось каждые двадцать минут менять спецовки. Их недоставало. Тогда все, кто работал на поверхности, отдали проходчикам свою спецодежду.
Все было в дни этой великой стройки — и подвиги и жертвы. Все выдержали, все преодолели.
Комсомолец — имя гордое. Оно обязывает к труду и терпению, к смелости и упорству, к борьбе и верности.
Пусть же славные дела комсомолии войдут в историю. Ведь они и творят ее своими молодыми, пропахшими углем и железом, мозолистыми руками.
ДНЕПР ШИРОКИЙ
Нигде еще нет вывески,
И многим невдомек,
Что это Ново-Киевский
Приморский городок.
С высоких обрывистых круч Вышгорода открываются неоглядные дали днепровской поймы. На десятки километров раскинулись песчаные берега, поросшие лозняком, синеводые рукава великой реки, сосновые леса, пропадающие за горизонтом, села, разбросанные то здесь, то там. Говорят, будто в яркий солнечный день отсюда виден Киев.
Осенью 1943 года войска Воронежского фронта вышли на левый берег Днепра против Вышгорода и стали готовиться к штурму.
Ночью, под прикрытием темноты и непогоды, первая группа форсировала старицу — один из рукавов старого русла — и закрепилась в густом лозняке на песчаном острове. Находился остров между лесистым левым берегом и маячившим вдали, скалистым и неприступным, как крепость, правым берегом. Гитлеровцы сосредоточили там до шести дивизий. Героям днепровского штурма надо было преодолеть огромное, открытое всем наблюдателям и огневым точкам врага равнинное пространство, пересеченное главным руслом Днепра.
На острове у Вышгорода погибло немало отважных сынов Родины. Жители этих мест рассказывают, что, если и теперь зачерпнуть пригоршню песка, непременно попадется с десяток осколков и пуль.
Остались от тех лет воспоминания и памятники. Один из них стоит в селе Ново-Петровцах, что между Вышгородом и Лютежем. Здесь еще сохранились блиндажи командования фронтом, и на высоком пьедестале словно вечный часовой стоит бронзовый воин. Лицо у солдата мужественное и суровое. В добрых, привыкших к труду руках он сжимает оружие и зорко смотрит вдаль, будто видит прошлое и охраняет будущее.
После войны у высот древнего Вышгорода развернулось мирное наступление. На песчаном острове, где обильно пролилась кровь бойцов памятного днепровского штурма, сыновья создавали памятник героям-отцам и в дар будущим поколениям — Киевскую комсомольскую ГЭС.
В синеватой туманной дали двигались краны, переносящие по воздуху тяжелые грузы, и, словно из воды вырастая, поднималась над рекой серая громада бетонной плотины.
Мы стояли высоко над Днепром, на легендарных кручах Вышгорода.
Начальник строительства Григорий Иванович Строков, опытный инженер, соорудивший уже не одну электростанцию, указывал рукой то в одну, то в другую сторону, будто командовал раскинувшейся на десятки километров армией.