Начальник участка строительно-монтажного поезда № 12 Виктор Васильевич Краузе повел меня в недостроенное здание, которое он сам называл подсилосным этажом. На первом этаже выстроились рядами железобетонные колонны. На этих колоннах и вырастет элеватор.
По крутым ступенькам металлической лестницы мы поднялись на самую верхотуру. Здесь гулял ветер, и с высоты было видно, как в недостроенном корпусе, что находился ниже нас, монтажники укладывали железобетонные блоки — наращивали зернохранилища элеватора. Верхолазы в желтых касках, с монтажными цепями на поясах были похожи на космонавтов. Они ходили по тонким металлическим перекладинам или по доскам, перекинутым через пропасть. Сварщики в своих «марсианских» шлемах еще больше подчеркивали эту почти космическую стройку. Они сваривали стальные части «сейсмического пояса». Город Капчагай со всеми строениями и самим морем находился в сейсмической зоне, опасной землетрясениями, которые здесь нередко достигают силы 8 баллов. Поэтому в основании элеватора уложена цельносварная конструкция, способная выдержать силу подземных ударов.
Виктор Васильевич Краузе показал на один из кранов и с довольной улыбкой проговорил:
— А вон там, видите, ваш земляк работает.
На одном из кранов, временно заменяя машиниста, работал сам бригадир Леонид Харсика. Он плавал над стройкой в стеклянной кабине крана, точно бог под облаками. Сверху хорошо был виден двор стройки. И там, на земле, стропальщик Саша Никлушов цеплял тросом с четырьмя крюками за четыре серьги очередной бетонный тюбинг. Зацепив, он отходил в сторону и, подняв к небу большой палец, кричал машинисту: «Вира!»
Тяжелый железобетонный тюбинг — этакая гигантская квадратная гайка со сквозным круглым отверстием — повис в воздухе, как паук на паутине. Но вот кран поднес тюбинг на строительную площадку, и монтажники вверху приняли посылку с земли. Машинист осторожно опустил многотонную деталь, и верхолазы так же осторожно уложили тюбинг на другие, которые уже были скреплены, спаяны друг с другом и образовали гигантский бетонный колодец. Таких колодцев, которые сверху похожи на пчелиные соты, в корпусе около ста. Эти ямы-колодцы и есть будущие хранилища хлеба.
Я обратил внимание на то, что монтажники разговаривали негромко и в их отношениях чувствовалась уважительность. Краузе объяснил, что это не случайно: монтажники работают на огромной высоте и должны быть абсолютно спокойными — тогда будут внимательными и осторожными в работе. Не случайно при оформлении на работу монтажников-верхолазов испытывают на центрифугах, как космонавтов. Если рабочий выдержит «экзамен», тогда только ему разрешат работать на высоких объектах.
Строительство Капчагайского элеватора вела одна бригада — тридцать пять человек. Мне было интересно узнать, как достигли высокой производительности труда с таким малым количеством людей. Я спросил об этом у Краузе.
Виктор Васильевич усмехнулся:
— Потому и достигнута, что мало людей. Так всегда бывает: где мало людей, там работа идет лучше.
— Нас мало, но мы в тельняшках, — бросил реплику кто-то из монтажников, слышавший наш разговор. И тогда я невольно обратил внимание, что все монтажники, все до одного, были в матросских тельняшках. Оказалось, минувшим летом бригаду посылали на Каспий, в Гурьев, помочь тамошним строителям. И ребята все, как один, купили там себе тельняшки — символ матросского братства. Они и похожи были на братьев...
Неоглядный простор открывался с высоты: в одну сторону — раскинулось море, в другую — выжженная, прокаленная солнцем степь. Да, идея Капчагая была фантастической, мудрой и не могла не волновать: веками забытые пустынные земли возвращались к жизни. Здесь еще не было рисовых полей, но они появятся с рождением степного моря. И люди уже строили элеватор под будущий рис. Это правильное решение, хозяйское, с мыслью о будущем. И я, как тот сказочный долгожитель из легенды, зачарованно смотрел на чудо — новый город и рукотворное море.
К нам на вершину поднялся главный инженер треста Владимир Яковлевич Макарук. Он предложил спуститься вниз и осмотреть городок строителей, походный разборный городок, что был виден сверху: тридцать три разноцветных домика у подножия строящихся корпусов. Домики были расставлены улицами, со своими тротуарами и неоновыми светильниками на столбах.
Пожалуй, было чем гордиться главному инженеру треста, который совсем недавно работал начальником именно этого строительно-монтажного поезда № 12. Походный городок был его, Макарука, детищем.
Не спеша, с достоинством водил он нас от домика к домику. Все они походили на железнодорожные вагоны без колес. Широкие светлые окна зашторены шелковыми занавесками. В домиках все удобства: газ, водопровод, телевизоры. Есть отдельные домик-столовая, домик-клуб, домик-душевая.
От домика к домику тянулись бетонные дорожки из разборных квадратных плит. Тут же, на песке, росли молодые сосенки, чудесно прижившиеся в этих знойных краях. Удивительным и неожиданным показалось мне и то, что между сосенками грелись на солнышке полосатые арбузы и дыни. Кому-то пришла в голову замечательная идея — использовать южное солнце, и эксперимент дал прекрасные результаты.
Рабочие бригады живут в своем городке всю неделю. По утрам бегают купаться на море, ловят рыбу: почти на каждом домике под стрехой висит на веревке связка вяленой рыбы. В пятницу приходит из города специальный автобус, и рабочие после смены разъезжаются по домам — большинство членов бригады живет в Алма-Ате.
До понедельника стройка замирает. Впрочем, здесь немноголюдно и в рабочие дни. Лишь изредка по радио прозвучит голос прораба, спокойно отдающего кому-то распоряжение, прошуршит по гравию грузовая автомашина. Краны работают бесшумно. Во всем чувствуется высокая культура современного производства.
...Ночью, под звездами, городок строителей погружен в тишину. За занавесками окон темно. И только сосенки, освещенные люминесцентными лампами, слегка покачиваются от набегающего с моря ветерка.
Самое интересное в моей поездке было знакомство с людьми бригады.
Еще в Алма-Ате, в тресте, мне сказали, что в бригаду Леонида Харсики поступить практически невозможно: нужна высокая квалификация и многие другие качества, включая талант, начитанность, общую развитость и чувство товарищества.
Встретился я с бригадиром, своим земляком Леонидом Харсикой, с тем странным и неожиданным чувством гордости, с каким всегда встречаю донецких шахтеров, мне и сейчас показалось, что я его давно и хорошо знаю — что-то неуловимо донбасское, такое милое моему сердцу было в нем, что я поздоровался с ним, как с родным, и начал с шутки:
— Леонид, хочу поступить к вам в бригаду. Возьмете меня монтажником?
— Боюсь, что не выйдет, — сказал он, вежливо улыбаясь и косясь на мои, увы, уже давно седые виски.
— А я так надеялся, приехал издалека...
— Мы принимаем только летчиков и космонавтов, — продолжал Леонид в том же шутливом тоне.
— А почему вы, шахтер, изменили своей профессии? — задал я давно приготовленный вопрос.
Он ответил не сразу, на мгновение задумался и опять улыбнулся:
— Все закономерно: глубину познал, теперь надо освоить высоту... Кроме того, если вы донбассовец да еще горняк, то должны знать: кто работал в шахте, тот сумеет справиться с любой специальностью, может работать и путейцем, и механиком, и электриком, и слесарем, даже верхолазом, потому что если вы бывали в шахтах с крутыми пластами, то должны знать, как забойщики лазают по стойкам над пропастью лавы. Вот и натренировался...
Признаться, я любовался сыном шахтерским: рослый, крепкий, широкий в плечах. Глаза светлые, а взгляд внимательный, изучающий. На голове, как у горняка, легкая пластмассовая каска, в нагрудном кармане спецовки — ручка и карандаш, как подобает начальству...
Мы собрались в одном из домиков городка строителей. Это был походный кабинет главного инженера треста Макарука. Здесь и впрямь был кабинет: письменный стол, два кресла, современный диван с цветной обивкой. Макарук на правах хозяина сварил кофе. Разговор шел неторопливо, свободно и заинтересованно.
В бригаде Леонида Харсики собрались люди как на подбор. Коммунист Головко Василий начал трудовую жизнь с восьми лет — остался без отца, погибшего на фронте. Малыш стал главой семьи: пахал на быках, траву косил, зимой кормил колхозный скот, потом выучился на шофера. Служил в армии в парашютных частях. Теперь строитель-монтажник. Сын Володя учится в техникуме, комсомолец, растет достойная смена.
Рамазан Саурамбаев — человек «со дна моря», как шутят о нем товарищи. Дело в том, что Рамазан родился в поселке Илийском, который теперь находится под водой. Саурамбаев закончил техникум, в бригаде работает механиком.
Саша Никлушов на свою высокую зарплату построил дом отцу, да не просто дом, а хоромы из семи комнат. Саша — ударник коммунистического труда, любит профессию строителя, гордится ею.
Среди рабочих бригады оказался еще один донбассовец, шурин Леонида Харсики, бывший забойщик с шахты «Юнком». Он активно поддержал своего шурина Леонида в разговоре о шахтерах и строителях.
— Наша профессия тоже интересная и тоже творческая, — сказал он о строителях.
— Монументы строим, — добавил Илюшин, лучший сварщик Казахской республики, — монументы создаем в честь Его Величества Хлеба!
— Не в честь хлеба, а во имя народа... Подарок века двадцатого веку двадцать первому.
...Подарок века двадцатого веку двадцать первому... Мысль бригадира понравилась всем своей глубиной, устремленностью в будущее и ответственностью.
— Это точно, — согласился с бригадиром Саша Никлушов. — Мы творим завтрашний день, разве не так? Некоторые говорят: будущее никому не известно, даже пророкам... А по-моему, оно такое, каким мы его создаем сегодня. Как мы живем, как мыслим, трудимся, как растим детей, таким предстанет и будущее.
— Молодец, философ, — сказал Леонид Харсика, все почувствовали, что он одновременно подшучивает над товарищем и одобряет его. — Мы живем в двадцатом веке, а лет через двадцать с хвостиком будем жить в двадцать первом веке, явимся туда создателями элеваторов, дворцов, электростанций, заводов и целых городов... И если сегодня будем строить плохо, то как мы посмотрим в глаза будущим поколениям? Они будут судить о нас по делам нашим точно так же, как мы сегодня славим и критикуем строителей первых пятилеток, с улыбкой смотрим на дома-тракторы, дома-звезды, дома-самолеты... Конечно, тогда было другое время, строили наскоро: надо было спешить, надо было строжайше экономить народные деньги... Архитекторы тех лет тоже спорили, искали, часто пускались в кубизм, конструктивизм. А мы теперь смотрим и улыбаемся — вот какова ответственность строителя: за каждый кирпич, за каждый блок в фундаменте мы в ответе перед будущим.